Читать книгу "На грани - Никки Френч"

— Надо снять ее с арбузом, — вмешался мальчишка-фотограф.

Боб кивнул:

— Да, так будет лучше.

Он снял арбуз с полки, пошатнувшись от тяжести.

— Увесистый, — заметил он, кладя арбуз мне на колени. — Неудивительно, что вы сбили его с ног. Смотрите на меня, подбородок выше. Улыбочку, дорогая! Ну, еще разок. Отлично.

Я улыбалась до тех пор, пока улыбка не стала заученной. В класс заглядывала усмехающаяся Луиза. Меня так и подмывало расхохотаться.

Потом фотографу вздумалось снять меня с арбузом и детьми. Я попыталась притвориться чопорной викторианской классной дамой, но выяснилось, что Полин уже дала согласие на такой снимок. Арбуз фотограф предложил разрезать. Он оказался сочным, с густо-розовой мякотью, чуть более светлой у корки, с лакированными черными семечками и травянистым свежим ароматом. Я разрезала его на тридцать две дольки: по одной каждому из детей и одну для меня. Они обступили меня на расплавленной от жары бетонной игровой площадке, держа свои ломти арбуза и улыбаясь в объектив.

— А теперь — все вместе! Раз, два, три — чи-из!

* * *

Местная газета вышла в пятницу. Всю первую полосу заняла огромная фотография — я, дети и куски арбуза. «Мисс Героиня и тот самый арбуз». Снимок был далеко не безупречным. Дэрил ковырял в носу, Роуз заправила юбку в трусики, а в остальном все получилось неплохо. Полин осталась довольна. Она повесила вырезку из газеты на доску объявлений в вестибюле, где ее вскоре захватали дети, а потом сообщила мне, что по поводу статьи звонили из солидной газеты. По своей инициативе Полин назначила интервью и еще один сеанс фотосъемки на обеденный перерыв. Собрание учителей я могу пропустить — конечно, если я не против интервью. Она уже поручила своей секретарше купить еще один арбуз.

* * *

Я подумала, что этому надо положить конец. Самостоятельное и бесконтрольное продолжение этой истории меня ошеломило. На следующий день я едва узнала себя в женщине на одном из разворотов «Дейли мейл» — отягощенной громадным арбузом и придавленной сверху броским заголовком. Эта женщина с осторожной улыбкой и светлыми волосами, аккуратно заложенными за уши, не была похожа на меня внешне и изъяснялась не так, как я. Неужели все новости в этом мире — вымысел? На следующей странице, в самом низу, была помещена крохотная заметочка о том, что в Кашмире с моста рухнул автобус, почти все пассажиры погибли. Наверное, если бы не двадцатитрехлетняя учительница-англичанка, места для статьи о трагедии в Кашмире осталось бы гораздо больше.

— Ерунда, — заявил Фред, когда я поделилась с ним этими мыслями вечером, поедая подмокшие чипсы с уксусным соусом после кино, в котором обладатели чудовищных бицепсов с оглушительным треском крушили друг другу челюсти. — Не прибедняйся. Ты совершила геройский поступок — всего за долю секунды решила, как быть. — Он взял меня за подбородок худой мозолистой ладонью. Мне показалось, что он видит не меня, а женщину с фотографии, с приклеенной улыбкой. Фред поцеловал меня. — Одни люди спасают других, бросаясь животом на гранату, а ты метнула арбуз. Вот и вся разница. Пойдем к тебе? Еще не очень поздно.

— У меня целая гора письменных работ.

— Я ненадолго.

Он швырнул остатки чипсов в переполненную урну, обошел собачью кучу на тротуаре и обнял меня за плечо длинной рукой. Исходящий от Фреда запах сигарет и сена перебивал вонь выхлопных газов и прогорклого масла из забегаловок, торгующих кебабами и чипсами. Он высоко закатал рукава рубашки, его предплечья были загорелыми и исцарапанными. Светлые волосы падали на глаза. В этот душный вечер в большом городе от Фреда веяло прохладой. Я не устояла.

* * *

Фред — мой новый парень, а может, и не просто парень. В отношениях мы достигли идеальной стадии. Трудности и смущение первого периода, когда чувствуешь себя комиком перед неподатливой аудиторией, скупой на смех и аплодисменты, мы уже миновали. Впрочем, смеха я и не добивалась. Но те времена, когда слоняешься по квартире, не обращая внимания на партнера, еще даже не маячили у нас на горизонте.

Почти весь год Фред проработал садовником, стал жилистым и сильным. Было видно, как при движениях мышцы перекатываются у него под кожей. Его руки, шея и лицо покрылись густым загаром, а грудь и живот сохранили молочную белизну.

Мы еще не дошли до того, чтобы аккуратно и методично снимать одежду и тщательно развешивать ее на стульях. К тому времени как мы добрались до моей квартиры — а она всегда оставалась только моей, — нами уже овладело нетерпение, перед которым отступило на второй план все остальное. Иногда днем в классе, когда дети капризничали, а мне нездоровилось от жары, я вспоминала про Фреда, про предстоящий вечер и сразу ощущала прилив энтузиазма.

Потом мы закурили, лежа в моей тесной спальне и слушая музыку и гудки за окном на улице. Кто-то заорал: «Тварь, сука, я тебе покажу!» По тротуару прогрохотали подошвы, вскрикнула женщина. Ко всему этому я более-менее привыкла. И уже не просыпалась по ночам от топота и визга.

Фред включил лампу на тумбочке, осветив унылую, убогую неприглядность квартирки. Как меня угораздило купить ее? Сумею ли я теперь сбыть ее с рук? Даже если я приведу ее в порядок — выброшу застиранные оранжевые шторы, оставленные бывшим владельцем, прикрою ковром вытертый паркет, оклею обоями бежевые стенные панели, покрашу оконные рамы, повешу на стены зеркала и картины, — никакой, даже самый продуманный дизайн не замаскирует тесноту и мрачность этой дыры. Из одной и без того крохотной квартиры кто-то предприимчивый выкроил целых две. Окно в комнате, гордо именуемой гостиной, разделяла пополам перегородка, через которую я часто слышала, как сосед осыпает кого-то бранью. В порыве горя и тоски, подгоняемая отчаянным желанием иметь хоть какой-нибудь дом, я потратила на эту халупу все деньги, оставленные мне отцом. Здесь я так и не прижилась, просто застряла, когда цены на недвижимость взлетели до небес. В жару мне приходилось каждый день мыть окна, и все-таки к вечеру они покрывались жирной копотью.

— Я заварю нам чаю.

— Молока нет.

— А пива? — с надеждой спросил Фред.

— Тоже нет.

— Что же у тебя есть?

— Кажется, хлопья.

— Что толку? Молока-то нет.

Это было скорее утверждение, чем вопрос, ответа на который от меня ждут. Фред деловито принялся натягивать брюки. Я уже знала, что будет дальше: он чмокнет меня в щеку и уйдет. Визит закончен.

— Чтобы пожевать, сойдет, — вяло отозвалась я. — Просто похрустеть.

Почему-то я все время думала об ограбленной женщине, вспоминала, как летело по воздуху ее тело — точно сломанная кукла, выброшенная из окна.

— Завтра, — напомнил он.

— Ага.

— С друзьями.

— Само собой.

Я села на постели, глядя на гору непроверенных письменных работ.

— Спокойной ночи. Вот тебе сегодняшняя почта.