Читать книгу "Любовь в настоящем времени - Кэтрин Хайд"

И отправилась искать маму. В дурное место. На самое дно.

Там я ее и обнаружила. В этом самом доме, заколоченном досками. Только я знаю, как проникнуть внутрь через черный ход. Люди здесь мерзкие, просто ужас. Но их можно не бояться. Им ни до кого нет дела, им своего хватает. Мама сидела на полу в кухне, привалившись спиной к обгаженной плите. Эту плиту словно кто облил кетчупом сверху донизу и не потрудился вытереть. Как только люди могут жить в таком свинюшнике?

— Привет, девочка, — пробормотала мама. Слова у нее наползали друг на друга и челюсть тряслась.

Прямо никуда не денешься от грязищи. Розалитину берлогу теперь уж никогда не отмоешь, что уж говорить про эту кухню. Но мне хотелось побыть вместе с мамой, зря, что ли, я ее искала? И вообще мне было очень не по себе.

Я отправилась в магазин на углу и купила рулон бумажных полотенец и какое-то чистящее средство в пластиковой бутылке, его еще разбрызгивать надо. Откуда деньги? Из кошелька полисмена Леонарда, откуда же еще. Со всем этим добром я вернулась в жуткий дом и намыла кусок пола рядом с местом, где сидела мама.

Пока я мыла, мне вроде полегчало. Я гнала от себя мысли, но что-то простенькое так и копошилось у меня в голове. Типа: завтра надо сходить к Малышу Джулиусу и толкнуть ему кредитные карты и пушку. А так голова была пустая-пустая.

Мама тем временем отрубилась. Тогда я просто взяла ее за руку и перекатила на чистое место, а сама легла рядом и попробовала заснуть. Я могу спать только на чистом. А о том, какая мерзость вокруг твоего отмытого куска, лучше не думать.

И я знала, что во мне ребенок. В этот вечер я зачала.

С того дня прошло уже немало времени, и я говорила кое с кем обо всем этом. Все называли меня чокнутой. О беременности невозможно узнать так сразу. К чему тогда женщинам все эти тесты, на которые надо пописать? Все бы и так в одночасье знали, что залетели. Только я стою на своем. Уже в тот вечер я знала, что у меня будет ребеночек, и знала, что он всегда будет меня любить. Ведь твое дитя даст тебе вечную любовь. Это тебе не случайный гость, который только и ждет, чтобы посмотреть на часы и выдать: «Блин, а ведь мне пора бежать».

Я решила про себя, что тоже буду его любить. Больше всего на свете.

Вот так все и произошло.

И ничего за душой у меня больше нет.

Я положила голову на полу маминого пальто и уснула.

МИТЧ, 25 ЛЕТ

Телефонные звонки с верхнего этажа

В то утро настроение у меня было хуже некуда. Пришлось вылезти на середину нашей паршивой улицы и размахивать руками, точно псих, — в надежде, что фургончик Федеральной экспресс-почты остановится. Эти поганцы, штатные сотрудники моей фирмы, забыли сообщить точный адрес. Не знаю, на самом деле шофер меня не заметил или притворился, но фургончик свернул за угол. Только его и видели.

Ох я и разозлился.

«Уволю всех на хрен, — подумал я. — Кого-нибудь точно с работы попру. Никому нельзя доверять. Работнички, мать их».

Ни в коем случае не нанимайте в свою фирму друзей. Толку не будет. И никогда не открывайте контору в своем собственном доме, а то у дружков наступит совсем уж полный расслабон. А бизнес — это вам не игрушки.

И тут я услышал голос, такой забавный тоненький голосишко.

— Привет, там, внизу.

Я огляделся. Даже жутковато стало. Если это одного из моих людей на шутки повело, не вижу ни хрена смешного. Не в том я настроении.

— Я наверху, — пропищал голосок.

— Кто это? — спрашиваю.

— Это я. Леонард.

— Какой еще Леонард?

— Леонард сверху.

Из окна третьего этажа соседнего дома мне махал рукой маленький мальчишка. Словно я не фургончик пытался остановить, а лично его приветствовал, и он мне отвечает.

Не было у меня сил растолковывать ему, как сильно он ошибается. И вся злость из меня испарилась, хотя мне она еще пригодилась бы.

Я сделал несколько шагов и остановился на газоне под его окном.

— Привет, верхний, — говорю.

— Привет, нижний, — отвечает.

В мальчишке было что-то азиатское. Но не только. Разные расы смешались в нем как в плавильном тигле. Он улыбался мне щербатой улыбкой. Волосы у него были черные и блестящие, как смола, и торчали в разные стороны. Казалось, кто-то когда-то пытался их пригладить, но на полпути бросил это занятие. Ну чистый репей.

Я попытался припомнить, чего это я тут стою и злюсь.

— Леонард, а дальше? — спрашиваю.

— Леонард Леонард. И больше ничего. Так меня зовут.

Тут я допетрил, что он меня разыгрывает. По-доброму. Вот сейчас вернусь в контору, и уж там-то меня разыграют по-настоящему.

— У тебя такое короткое имя? Леонард, — и больше ничего?

— Эге, — отвечает.

На носу у Леонарда очки с толстенными цилиндрическими стеклами в массивной черной оправе. Голову он наклонил так низко, что очки, казалось, сейчас свалятся с носа и упадут в траву, прямо к моим ногам.

— У тебя сейчас очки свалятся, — говорю.

— Ни за что. Посмотри. — Он развернулся, и я увидел, что очки завязаны у него на затылке широкой черной резинкой.

— Круто, — восхищаюсь я.

— Ну, — ухмыляется Леонард. — А то.

Когда я вернулся в контору, Кэхилл держал трубку телефона моей личной линии.

— Это тебя, Док, — говорит. У самого вид озадаченный.

— Сейчас угадаю кто. Мальчишка?

— Точно, Док. — На роже у Кэхилла изображается облегчение: я реагирую нормально, значит, ничего страшного.

Беру трубку и зажимаю между ухом и плечом.

— Леонард, это ты?

— Привет, Митч. Сработало!

— Ты все сделал правильно, Леонард.

Сажусь за свой компьютер и принимаюсь за текучку: продираюсь сквозь дебри HTML-кода на веб-сайте клиента-риелтора, пытаясь разобраться, почему сайт глючит. Графф твердит: с компоновкой кода все в порядке. Только мало ли что Графф твердит.

— О чем потолкуем? — спрашивает Леонард.

— Не знаю. О чем ты толкуешь, когда звонишь посторонним людям?

— Ни о чем таком. О всякой всячине.

Вся моя неловкость вдруг улетучилась.

— Ладно. Значит, всякая всячина. Давай.

И мальчишка дал. Битый час не закрывал рта. Я много чего узнал про езду по шоссе у Лос-Анджелеса наперегонки с луной и про одолженные автомобили с ключами зажигания, забытыми в замке. В гонках никто не выиграл, а ему самому, кстати, уже пять лет. И еще есть одна тетя, которую зовут Розалита (они навещали ее в тюрьме), и он думал, она ему бабушка, но оказалось, у него вообще нет бабушки. А родился он раньше срока, его маму звать Перл, и они уехали из Лос-Анджелеса, так как мама считает, что здесь безопаснее. Фамилии у него никакой нет, и он провел массу времени в больницах. У них ужасно чисто, мама любит, чтобы было чисто, и миссис Моралес, квартирной хозяйке, нравится, в каком порядке Перл содержит дом. Сейчас Перл прибирается в другом доме и попросила миссис Моралес приглядывать за ним, но миссис Моралес, как всегда, спит перед телевизором, и он совсем один. Когда он вырастет, то заведет хорошую большую собаку, совсем как та, что каждый день гуляет по нашей улице в шесть утра, неужели я ее не видел?