Читать книгу "Не плачь, Тарзан! - Катарина Масетти"

«К сожалению, это спортивная машина»

Какой-то кретин поцарапал мою машину, взял и провел по всему корпусу ключом или чем-то острым. Лучше бы вырезал там сердечко с надписью «Гюллан + Стуре», хоть какой-то был бы смысл. Откуда эта глупая страсть к разрушению? Знаю, что по страховке такие повреждения не возмещают, а машина, между прочим, стоила четыреста тысяч. Всегда рискуешь, поэтому лучше переплатить пару сотен за страховку, чем потом пострадать от крошечного камешка или обнаружить вместо машины сгоревший остов.

На мгновение я представил, как Тарзан проносится мимо моей машины и на ходу царапает ее острыми ногтями, хотя эта дамочка не из тех, кто отращивает изящные длинные ногти. Ох уж эти мартышечьи лапки! Такие теплые… такие цепкие… и такие ловкие…

Выезжая со стоянки на своем обесчещенном автомобиле, я увидел ее вместе с той худющей блондинкой, которую я использовал как прикрытие, сражаясь с пляшущими чурбанами из ресторана. Мариану с блондинкой окружала стайка вопящей мелюзги — о Господи, это что, детсад на каникулах? Я насчитал всего лишь четверых детей, но каким-то загадочным образом они множились во всех направлениях, словно стайка щенков. Один из них орал громче всех и держался за ухо. Эта орава перекрыла выезд со стоянки. Несмотря на попытки спрятаться за рулем, Тарзан все-таки углядела меня.

— Кого я вижу! Да у тебя есть машина!

Она рванула дверцу автомобиля и позвала блондинку с ее орущим карапузом.

— Гони в травмпункт, в воскресенье все поликлиники закрыты, давай скорее!

— У него гости в ушах! — с важным видом поведала мне маленькая соплячка. Какие еще гости!

Я попытался прикрикнуть на них. Не хватало мне только, чтобы дети описали маркие сиденья из тонкой кожи! А у этого карапуза вся футболка спереди была в мороженом.

— К сожалению, это спортивная машина. Здесь только два места. А мне как раз надо совсем в другую сторону. Так что извините!

— «Извините» можешь засунуть себе в задницу! У этого малыша в ушах куча апельсиновых косточек, если они попадут в мозг, он станет эпилептиком — помолчи, Белла, мы потом об этом поговорим! — а ты будешь всю жизнь раскаиваться, что не помог ребенку! Да у тебя карма полетит к чертовой матери на ближайшие пять жизней! Он ведь может и в открытом багажнике посидеть. Только смотри, не гони, а то его вырвет на твои расчудесные сиденья. Йенни, дети поедут ко мне, вещи я тоже соберу, приезжай потом! У тебя деньги есть? Врачи могут содрать за прием пару сотен!

У меня аж дар речи пропал. Она меня совершенно не слушала, только раздавала указания, как будто я был ее пажом, да еще и язвила, черт бы ее побрал! Блондинка, всхлипывая, уселась рядом со мной, порылась в кошелечке и извлекла оттуда пару мятых двадцатикроновых бумажек. Тарзан тоже поковырялась у себя и нашла пятьдесят крон, а потом они принялись шарить по карманам детей в поисках монеток! Я не поверил своим ушам, когда внезапно услышал: «Не беспокойтесь, я заплачу!» — и понял, что это мой собственный голос.

Возле входа в отель стоял Крис с двумя шикарными одинаковыми чемоданами, которые были украшены монограммами. Он курил, ожидая меня, мы должны были вместе поехать на предприятие, чтобы просмотреть документацию к компьютерам. Я подкатил ближе, так что ему стало слышно орущего в багажнике карапуза, и небрежно сказал:

— Езжай на такси. За счет предприятия. Я сегодня вместо неотложки.

В зеркале заднего вида показался Крис, у которого челюсть медленно поползла вниз, а я вылетел из белых ворот с такой скоростью, что из-под колес посыпались искры. Ребенок в багажнике захлебывался рыданиями и теребил уши, блондинка всю дорогу орала, чтобы он не смел к ним притрагиваться, иначе косточки пролезут дальше. Когда она это говорила, ребенок начинал рыдать еще сильнее. В конце концов мне стало дурно, я явственно представил себе, как острые апельсиновые косточки впиваются в губчатое серое вещество, надо же так разбередить мое бедное воображение, проклятая Тарзан!

Ко входу в больницу мы подъехали не перекинувшись ни единым словечком. Блондинка выбралась из машины, схватила ребенка и позвонила в дверь приемного отделения. Я окликнул ее и сунул несколько сотенных бумажек. Она едва на меня взглянула.

— Я верну! — сказала она неуверенно. — Кто вы, как вас найти?..

Я дал свою визитку — для более подробного рассказа о себе случай был неподходящий, — и они тут же исчезли за стеклянными дверями.

«Он говорил, что ради нас готов на все»

«Я бедный грешник…» По радио передавали воскресную мессу, но меня эти слова не касались. Я настолько бедна, что не могу позволить себе такую роскошь, как грех.

В детстве мы рисовали бедняков с разноцветными квадратными заплатами, пришитыми к одежде большими стежками. И еще рисовали троллей. Я долгое время не знала, что между бедняками и троллями есть существенная разница, одни мне казались печальными, другие — страшными, вот и все.

Теперь-то я знаю, что у нас, бедняков, с троллями много общего. Например, то, что люди не верят в наше существование.

Бедняки — это бездомные бродяги, ну и, возможно, пенсионеры. Но винить в своих несчастьях они могут только себя, так как бездомные пускаются во все тяжкие, а пенсионеры сидят, как пришитые, в больших городах, об этом везде пишут. А как обстоят дела с матерями-одиночками? Вообще-то так себе, но ведь им в специальные почтовые ящики сыплются всякие дотации: пособие на ребенка и питание, социальные субсидии, займы на жилье и на учебу, если они хотят учиться, — и все это на деньги налогоплательщиков! Так что нечего жаловаться! Вас никто не просил заводить детей, которых вы не в состоянии содержать. Помалкивайте, и точка!

Белла появилась на свет потому, что однажды вечером у нас не хватило однокроновых монеток для автомата с презервативами. Даже признаться стыдно, так все глупо получилось. А когда я ждала Билли, у нас не было денег на обследование, и я не могла понять причину своего недомогания. Я решила, что это желудочный катар и безостановочно глотала «Новалукол», а потом было уже поздно. По-моему, когда ребенок начинает двигать ручками и ножками, об аборте не может быть и речи.

Но мне было так неспокойно, всю беременность сосало под ложечкой. Как раз тогда у Мике уже появились первые признаки безумия. Он видел на всяких дурацких сайтах тайные послания незнакомцев, адресованные ему лично. «Представляешь, Мариана, они пытаются разузнать, где я теперь живу!» Потом он стал вычитывать послания на неоновых рекламных щитах — помимо тех, которые явствовали из самой рекламы. Его преследуют, считал Мике. По пятам идут.

Однажды утром он исчез. Взял с собой только стопку чистых трусов и носков, лежавших в кухне на табуретке, и непонятно зачем прихватил мой дождевик. Помню, он говорил, что пластик защищает от чего-то там… точно, от облучения. Пришлось смириться с тем, что Мике у нас с приветом. Хотя я много раз пыталась поставить себя на его место: каково это, верить в то, что куча незнакомых людей посылают друг другу тайные сообщения через разные сайты, и все для того, чтобы разыскать его. Мике полагал, что близок к прорыву в своем исследовании.