Читать книгу "Адаптация - Валерий Былинский"

Тищик проснулся, тупо посмотрел на меня и уронил голову на спину лежащей рядом девчонки. Как отреагировала Ленка, я не заметил. Я снова провалился в туман сна, в котором увидел свою мать. Как ни странно, с тех пор, как я уехал из города, где родился, я ни разу не видел ни ее, ни отца во сне. Хотя, вероятно, я просто не помнил своих снов. Мать, как это часто бывало в детстве, шагнула ко мне в комнату и потребовала, чтобы я немедленно вставал, потому что опаздываю в школу. И я сонно забормотал, что встану ровно через десять минут. И конечно, обманул: как только она вышла, вновь сладко погрузился в теплое море сна.

Мчимся в Ту-154 по украинскому небу к Москве. Рядом со мной спит Ленка, уговорившая захватить ее с собой. Спит, уткнув колени в спинку кресла, на котором храпит Тищик. Как это произошло? Девчонка распахнула нам душу, объявив, что хочет стать звездой на ТV. Мы дали ей пьяное слово, что вознесем ее на Олимп славы. Купили на последние представительские деньги билет и полетели.

Пересекаем границу и летим по России. Облака за окном почернели, солнце стало темней. Оба ангела, русский и украинский, уселись на левом крыле – наверное, перетереть что-то за жизнь. Сидят, корчат рожи и посматривают в иллюминатор: не пора ли кого-нибудь из нас отправить к праотцам. А я как раз в этот момент, засыпая, подумал: а что будет, если я сейчас умру?

Обведут мою фамилию траурной рамкой, когда после окончания шоу «Красная шапочка в Ялте» на экране пойдут, как обычно, титры.

Затем, после похорон, вытолкают меня ангелы в общую шеренгу трупов на небесном плацу. «Становись! – разнесется команда. – Р-р-равняйсь!» Накачанный херувим, окриками и подзатыльниками строящий нас на плацу, сильно напоминает мне сержанта Пашку Дювеля, которому я мечтал набить морду. Потом, после дембеля, еще год-полтора намеревался съездить в Тамбов, откуда Дювель родом и подкараулить его там. Не довелось. И вот он, оказывается, здесь, на ТОМ СВЕТЕ, служит сверхсрочную надзирателем за такими, как я.

– Рядовой Греков! – рявкает его харя.

– Я… – отвечаю.

– Не слышу?!

– Я!

– Выйти из строя!

Шагаю строевым, делаю «кру-гом» и разворачиваюсь лицом к остальным покойникам.

– Что делал в жизни?

– А… что?

– Что делал в жизни, сука?!

– Я… ну, жил, так сказать…

– Что? Ты, падла, – жил?!

– Да… А что? – вдруг интеллигентно возмущаюсь я.

– Духи! Упор лежа принять! – орет ненавистный Дювелев рот.

Выполняю приказ. И вижу, как падают вместе со мной тысячи других тел.

– Тебе – десять тысяч отжиманий! Тебе – миллион, – назначает наказания Дювель. – Тебе – пять миллионов… Тебе – восемь…

Шаги приближаются.

– Тебе – двадцать пять миллионов… Тебе – миллиард отжиманий. Тебе…

Его дыхание слышно прямо над моей головой. Дювельский сапог приподнимает мой подбородок.

– А тебе… – наклоняется его тень ко мне. – Тебе, душа…

Просыпаюсь от боли в ушах.

– Дамы и господа! Просьба не вставать с места и пристегнуть ремни безопасности. Наш самолет совершает посадку в аэропорту Шереметьево города Москвы.

Красная Шапочка адаптируется

Директор передачи Шумаков встретил меня в аэропорту.

– Привет, – машет рукой, – ну как там хохлы, запорожцев на войну отправляют?

– Какую войну?

– Так америкашки же на Ирак напали! Ну ты даешь! Ты что там, в Ялте, телевизор не включал?

– Да включал вроде, но про войну не помню…

– Чем же ты там занимался? – его щурящиеся глаза смотрят на Ленку, которая стоит в коротенькой джинсовой юбке рядом со мной.

Отвожу ее в сторону. Пару секунд мнусь, не зная, как сказать, что она мне здесь совсем не нужна. Достаю из бумажника деньги: одна купюра в сто долларов и две бумажки по пятьсот рублей. Ленка со скептичной усмешкой смотрит на меня снизу вверх:

– Не переживай, писатель. Давай сюда свои деньги. Верну, потому что беру в долг, понял? Ну давай, пока, – она вытягивает губы для поцелуя, – и скажи своему герою из романа, чтобы не рассусоливал и побыстрее адаптировался. Ясно?

– Хорошо, – я с облегчением целую ее.

Повернувшись, Ленка закидывает на плечо сумку и уходит, красиво виляя маленьким задом, к остановке маршрутного такси.

Я сажусь в «Ниссан» Шумакова.

Опять у него новая тачка. И где только деньги берет, ведь получает ненамного больше меня? Наверняка очередной секс-партнер подарил.

– А в Испании, знаешь, та-а-а-акие демонстрации! Простой люд протестует против политики своего президента, – лопочет, выезжая с шереметьевской стоянки, Шумаков. – Меня там за американца приняли, я, понимаешь, к ним обратился на слишком хорошем английском. Так чуть не побили, представляешь? В общем-то правильно. Козлы все-таки все эти американцы.

– Ты был в Испании? А «Соглядатая» кто снимал?

– Машка снимала. Все получилось хип-хоп, даже с реальной дракой в студии. Ты же знаешь, Машка – бой-баба, талантливая! А я так, на три дня всего ездил, на уик-энд, так сказать.

Понятно. И какому-нибудь Идальго Рохесу ты подставлял свой попес. Хотя, возможно, и наоборот.

– Саша, у нас плохие новости. С канала вернули три последних мастера.

– Вот номер! Что их не устраивает?

– Да хрен поймешь! Говорят, уступаем по рейтингу «Большой стирке» и «Окнам».

– Черт, да что им еще надо! Туфту гоним такую же, народ смотрит, с рекламы бабки рубятся. Какого им еще?

– Говорят, придумайте что-то, что отличало бы «Шапку» от других ток-шоу.

– Реальный минет в эфире устроить, что ли?

– Не знаю я, – вздыхает Шумаков, – в пять в офисе собрание, поговорим.

Пробки выдали лишний час свободы.

Высовываю из окна голову и смотрю в небо. Ужасно дрянное небо над Москвой. Вы когда-нибудь смотрели в небо над Москвой? Я вижу над собой желтовато-серую воздушную массу. Называется она – пустота. Там ничего нет. Безвоздушное пространство, в котором почему-то можно дышать. Сколько ни всматривайся, ни оглядывайся, ничего не увидишь. Совсем ничего. Ни ангелов, ни чертей, ни любви, ни ненависти. И только если заступаешь на вахту по производству чего угодно, хоть золота из дерьма, в этом пустом мешке проступают контуры каких-то городов, садов и оазисов. Включается, как в окошке телевизора, жизнь, которую считаешь своей.

Около шести в офисе телекомпании началось экстренное совещание. Шеф-редактор, Регина Павловна Павловская, сорокапятилетняя, помешанная на работе одинокая женщина, мрачно сопит в кресле, закрывшись очками. Гомик Шумаков, изысканно-прямой, элегантно курит, примостившись половиной изящной попки на краю компьютерного стола. Генка Тищик, мой бессменный режиссер, которого почти всегда хотят выгнать с работы, безмятежно раскачивается на одном из стульев и похоже, уже хлебнул пива. Администратор Даша – худая девчонка в голубых джинсах-клеш расхаживает по комнате. Генеральный продюсер Марина Рутгерт с идеальной фигурой стареющей манекенщицы, облаченная в мятые льняные штаны и майку от какого-то супернеизвестного дизайнера, курит, посматривая время от времени на часы. Я сижу верхом на стуле, тоже курю. Все ждут Красную Шапочку. Нашей продюсерше особенно тяжело ее ждать – ведь Шапочка была втиснута в передачу влиятельными лицами с канала, и хотя она всегда справлялась с функцией ведущей, Марина Рутгерт ненавидит ее за лень и глупость.