Читать книгу "Третий рейх - Роберто Боланьо"

Ингеборг вся сияла, и наше появление на дискотеке сопровождалось тайными взглядами присутствующих, в которых читалось восхищение. Восхищались ею, мне же завидовали. Я зависть на лету чую. В любом случае мы не собирались здесь долго оставаться. К несчастью, к нам тотчас же подсела немецкая пара.

Объясню, как это случилось: не могу сказать, что я без ума от танцев; да, я частенько танцую, особенно в последнее время, после того как познакомился с Ингеборг, но прежде я должен настроиться с помощью одной-двух рюмок и переварить, если можно так выразиться, ощущение необычности, возникающее из-за стольких незнакомых лиц в зале, который к тому же, как правило, еле освещен. Ингеборг же не испытывает ни малейшего смущения и готова тут же идти танцевать одна. Она может проторчать на площадке столько, сколько длятся две песни, вернуться за стол, отхлебнуть из своего бокала, возвратиться на площадку и плясать там всю ночь до полного изнеможения. Я уже к этому привык. Пока она отсутствует, я думаю о своей работе и всяких бессмысленных вещах, или тихонько напеваю несущуюся из динамиков мелодию, или размышляю о загадочных судьбах аморфной массы и неясных лиц, что меня окружают; время от времени Ингеборг, далекая от моих мыслей, подходит и целует меня. Или появляется с новой знакомой или знакомым, как в этот вечер, когда она подвела ко мне немецкую пару, с которой едва успела перемолвиться несколькими словами во время топтания на танцевальной площадке. Словами, которых для людей, объединенных общим названием отдыхающих, достаточно, чтобы завязать нечто похожее на дружбу.

Карл — предпочитающий, чтобы его называли Чарли, — и Ханна родом из Оберхаузена; она работает секретаршей в фирме, где он трудится механиком; обоим по двадцать пять лет. Ханна разведена. У нее трехлетний сынишка, и она думает выйти за Чарли, как только это станет возможно; все это она рассказала Ингеборг в туалете, а та пересказала мне по дороге в гостиницу. Чарли любит футбол и вообще спорт и увлекается виндсерфингом: свою доску, о которой он рассказывает чудеса, он привез с собой из дома; оставшись со мной наедине, пока Ингеборг с Ханной танцевали, он спросил, каким видом спорта я занимаюсь. Я сказал, что люблю бегать. В одиночестве.

Новые знакомые много выпили. Ингеборг, по правде говоря, тоже. В таком состоянии договориться встретиться завтра ничего не стоит. Они живут в гостинице «Коста-Брава», буквально в нескольких шагах от нашей. Мы договорились встретиться часиков в двенадцать на пляже, в том месте, где выдают напрокат водные велосипеды.

Ушли мы оттуда часа в два ночи. Но прежде Чарли поставил всем по последней; он был счастлив и сказал мне, что они живут в городке уже десять дней, но до сих пор ни с кем не познакомились: «Коста-Брава» заполнена в основном англичанами, а те немногочисленные немцы, что встречались ему в барах, либо были угрюмыми и нелюдимыми типами, либо появлялись исключительно мужскими компаниями, неподходящими для Ханны.

На обратном пути Чарли горланил песни, каких я отродясь не слышал, по большей части непристойные. В них говорилось о том, что он сделает с Ханной, как только окажется в номере, из чего я вывел, что он сам их сочинил, по крайней мере текст. Ханна, шедшая под ручку с Ингеборг немного впереди, встречала их смешками. Да и моя Ингеборг тоже хихикала. На миг я вообразил ее в объятиях Чарли, и меня передернуло.

По Приморскому бульвару гулял свежий ветерок, который помог мне прийти в себя. Народу здесь почти не было видно, туристы возвращались в свои гостиницы, пошатываясь либо распевая песни, а редкие машины медленно катили навстречу или в противоположном направлении, как будто весь мир окончательно устал или вдруг заболел и последние усилия людей были направлены на то, чтобы как можно скорее очутиться в постели, за закрытыми дверьми.

Когда мы пришли в «Коста-Брава», Чарли приспичило продемонстрировать мне свою доску. С помощью эластичной ленты она была закреплена на крыше его автомобиля, припаркованного на открытой гостиничной стоянке. Ну как тебе? — спросил он. Я не усмотрел в ней чего-то особенного, доска и доска, каких тысячи. Признался ему, что ничего не понимаю в виндсерфинге. Если хочешь, могу тебя научить, предложил он. Посмотрим, ответил я, избегая каких бы то ни было обязательств.

Мы отказались от предложения проводить нас до нашей гостиницы, и в этом пункте Ханна нас решительно поддержала. Но прощание все равно затянулось. Чарли был пьян больше, чем мне это поначалу показалось, и настоял на том, чтобы мы поднялись и посмотрели их комнату. Ханна и Ингеборг покатывались со смеху, слушая глупости, которые он изрекал, я же оставался невозмутим. Когда же наконец мы убедили его, что сейчас лучше всего поспать, он указал рукой на какую-то точку на пляже и бросился бежать туда, вскоре полностью растворившись в темноте. Вначале Ханна — которая наверняка привыкла к подобным шуточкам, — за ней Ингеборг, а потом, с большой неохотой, и я последовали за ним, и вскоре огни Приморского бульвара остались у нас за спиной. На пляже было слышно только, как рокочет море. Вдалеке, слева, я разглядел огни порта, куда однажды мы ни свет ни заря отправились с отцом, чтобы купить рыбы, но наша попытка оказалась неудачной: торговать ею, по крайней мере в те годы, начинали ближе к вечеру.

Мы стали звать Чарли. Но только наши голоса раздавались в ночи. Ханна по неосторожности ступила в воду и намочила брюки до самых колен. Она стала причитать, что морская вода губительна для атласных брюк. И тут Чарли отозвался наконец на наши призывы: он находился где-то посередине между нами и Приморским бульваром. Где ты, Чарли? — взвизгнула Ханна.

— Здесь я, здесь, идите на мой голос, — откликнулся он.

И мы снова зашагали в сторону гостиничных огней.

— Осторожно с велосипедами, — предупредил Чарли.

Словно глубоководные чудовища, водные велосипеды образовывали черный островок посреди окутывавшего весь пляж полумрака. Сидя на поплавке одного из этих странных средств передвижения в расстегнутой рубашке и с растрепанными волосами, Чарли поджидал нас.

— Я только хотел показать Удо точное место нашей завтрашней встречи, — заявил он в ответ на упреки Ханны и Ингеборг, твердивших, какого страху они натерпелись, и обвинявших его в инфантильном поведении.

Пока женщины помогали Чарли подняться, я оглядел скопище велосипедов. Не могу сказать точно, что в них привлекло мое внимание. Возможно, то, как любопытно они были составлены, подобного способа я в Испании нигде не видел, хотя эту страну вряд ли можно назвать цитаделью порядка. Их расположение было по меньшей мере сумбурным и малопрактичным. Обычно служители, выдающие велосипеды напрокат, какими бы ненормальными или своевольными они ни были, все же ставят их нижней частью к морю и рядами по три или четыре велосипеда в каждом. Впрочем, встречаются и такие, кто располагает их передом к берегу, или одной длинной шеренгой, или вообще не выравнивает в линию, или оттаскивает их аж до самого парапета, отделяющего пляж от Приморского бульвара. Однако расположение этих велосипедов не подходило ни под одну категорию. Одни из них смотрели в сторону моря, другие — в сторону бульвара, хотя большинство было повернуто в направлении порта или кемпинговой зоны и в совокупности напоминало ощетинившегося ежа. Однако самое любопытное заключалось в том, что некоторые из них были подняты и удерживались в равновесии исключительно благодаря поплавкам, а один из велосипедов и вовсе был перевернут вверх тормашками, так что его поплавки и лопасти смотрели в небо, а седла были утоплены в песок, и такое положение не просто казалось странным, но и требовало недюжинной физической силы, и не будь в их расположении некой странной симметрии, присутствия некой воли, исходившей в целом от этого скопления, наполовину прикрытого старым брезентом, я счел бы, что здесь порезвились хулиганы, шатающиеся по пляжам в ночное время.