Читать книгу "Апсихе - Эльжбета Латенайте"

Апсихе, впервые оторвавшаяся от искусства, театра и творческого пространства, мгновенно почувствовала зависимость от его отсутствия. Она радовалась, что вырастила ноги и глаза — больше и разнообразнее, чем когда-либо до сих пор было нужно. Завалила себя свежими и вдохновляющими желаниями, людьми, улицами, фразами из чужого сложного языка. Завалила себя тогда еще безымянной жаждой объятий и межглазья нового великана, новой великой школы, заменяющей искусство. Жаждой новых приборов неизвестного производства, улучшающих ее структуру, жаждой вылупиться заново. В конце концов почувствовала, как понемногу начинает чувствовать их вне своей головы.

Апсихе без разбора бралась за любую работу, какая попадалась. Одна из них — работа добровольной сотрудницей полиции. После недолгого обучения надела форму и три раза в месяц поддерживала общественный порядок. Работа довольно разнообразная: Апсихе свидетельствовала в суде, писала рапорты, если случались инциденты; следила за общественным порядком, если надо — вызывала подкрепление. Эта работа казалась ей прекрасной, потому что, в отличие от искусства, была безвозмездным служением обществу. А такое служение совершенно и неизменно игнорирует любые творческие таланты.

Еще Апсихе по праздникам работала официанткой на неплавающем речном пароходе.

Хотя у нее не было никакого опыта работы, кроме творческой, всюду, бог знает каким образом, ей удавалось произвести впечатление компетентности и надежности. Даже когда в полиции коллеги делились жизненным опытом, Апсихе со временем перестала рассказывать о ярких творческих буднях своего прошлого. Потому что люди не верили либо в то, что она была артисткой, либо в то, что творчество можно променять на полицию.

На корабле и во всех остальных местах, где работала, было где глаза погонять. Например, у коллеги Апсихе Мартуа были густые черные волосы, которые, казалось, могут схватить тебя за горло и задушить, если недостаточно подобострастно на них посмотришь. У португальца Васку из полиции глаза словно боролись друг с другом: который из них раньше раскроет более прозрачную историю жизни Васку. Еще португалец носил зеленый носовой платок и колоду карт и с этими предметами каждую свободную минутку показывал фокусы.

На корабле Апсихе больше всего нравилось нести поднос с пятнадцатью пустыми фужерами, когда мимо проплывал какой-нибудь пароход с мощными лопастями и поднимал на реке волны. Корабль начинал раскачиваться, и она, если была усталой, тотчас приходила в себя, балансируя, чтобы не уронить хрустальные фужеры. А в перерывах садилась на якорную цепь и, вытянув усталые ноги, выкуривала сигарету на пустой палубе.

На острове Апсихе не участвовала ни в каких творческих проектах. И именно потому чувствовала, что цель всемогущества-бесконечности понемногу, а может, и стремительно, осуществляется. Потому что прежде всего она начала сомневаться во всемогуществе. Вернее, его удаленности. И стала видеть его повсюду. Потому что, если Апсихе верила в бесконечность, она должна была верить в то, что у малейшей малости нет конца, она бездонна. Ведь не может быть такой малости, которая не вмещала бы в себя всего, будучи его частью.

Так утвердился тот взгляд глаз, который вместо великанов, малышей и прочих стал видеть только великанов всяких размеров и формы — прямых, съежившихся, раздувшихся, легких, громоздких, динамичных — никаких великанов, с объятиями одно жарче другого и заманчивыми межглазьями; они тоже в свою очередь начали утрачивать границы, межглазья стали путаться с объятиями, а объятия — с охапками сена, а сенные межглазья — с динамикой великанов, со здоровыми волосами Мартуа, торчащими, будто зелень носового платка из кулака Васку, кулака, чьи глаза один другого краше.

Другая работа, от которой Апсихе ни за что не хотела отказываться, была жарить яичницу в одной забегаловке; туда всегда приходили всё те же тридцать человек, среди которых были и школьники, и султаны.

Уже на острове ей стал мерещиться невстреченный мужчина, который, еще не появившись, напрочь отрубил пути для всех остальных. Широко раскрытыми глазами она постоянно искала его тень повсюду, куда бы ни шла. Часто специально ездила в поисках его то туда, то сюда: на железнодорожный вокзал, в центр города, искала на улицах, в кафе, автобусах, бассейнах, поездах метро, аэропортах, больницах, парках, газетах, телевизоре, на рынках и спектаклях. А находила всегда в одном и том же месте — в своей голове. Хоть вполне туманный и совсем не понять какой, портрет Вожака или его невозрождение в действительности давали ей странный стимул ко всем делам на свете. Пока не придет Вожак, до тех пор никакой мужчина через силу ли, из лучших побуждений или по прихоти не получит статуса того, у кого нет статуса. Ближнего своего.

Быть одной или быть не с Вожаком Апсихе значило точно такое же одиночество. Поэтому у нее был один — не больше и не меньше — объект желаний, выше которого, хоть и совсем неощутимого и бездоказательного, не было ничего. С течением времени то, что Вожак никак не появлялся, начало вызывать ярость. Апсихе спрашивала его, почему медлит, почему забыл о ней, почему притворяется, будто его нет. Может, как верующий будто бы не может ничего требовать у своего Бога, так и она должна была терпеливо и смиренно ждать неизвестно чего.

В конце концов она хотела только одного — вонзить в Вожака нож. И вскоре в одном из множества своих домов она случайно нашла кем-то оставленный нож с коричневой ручкой и широким матовым лезвием — как благословение своего замысла. С тех пор мысль ожила, судьба приобрела еще одну деталь: как только узнает Вожака, всадит в него нож. А потом будет выхаживать самым нежным образом.

А иногда из желания увериться, что человек и в самом деле теплый, Апсихе одерживала временную победу над тем образом отсутствующего и подходила к какому-нибудь бродяге. Но все, что связано не с Вожаком, всегда заканчивалось все тем же известковым одиночеством, противным, как давящие ботинки.

Был случай, Апсихе понравилась одному моряку и уже во время второй встречи он дал понять, что нашел, к кому вернуться после всех морских странствий. Апсихе, как и все похожие на нее люди, могла очароваться всяким, в то же время оставаясь совсем чужой и от него отдельной. Эта очарованность, вернее открытость — существование вместе без причины. Существование вместе без причины — не потому, что необыкновенно привлек, ведь влекут все без исключения. И хотя моряк мог стать самым лучшим и преданным сообщником в жизни, Апсихе было важно, как мало согревал ее этот живой человек и как силен был жар все еще не появившегося Вожака.

Моряк был преданным, нежным и немного стеснительным мужчиной. Нельзя сказать, что Апсихе того не видела. Нет, она очень ценила это и именно потому мучилась, пытаясь понять, почему она как будто бы неспособна принять этот большой дар и вылупиться в новехонькую, свеженькую жизнь с запахом семьи.

Неважно, как назвать эту отъединенность — приросшим ли одиночеством, сильным, как черт (ведь нельзя забывать, что Апсихе только вместе с ним, своим одиночеством, выросла и выдумала Вожака), или самым настоящим доказательством, что Вожак на самом деле появится (отсюда и неспособность Апсихе быть с другими).