Читать книгу "Девушки со скромными средствами - Мюриэл Спарк"

Гневный лик его предо мной –

И клубящийся ад за мною;

Где найти, где найти спасенье? покой?…[5]

В Клубе гордились Джоанной Чайлд не только потому, что она самозабвенно декламировала стихи, но и потому, что она – статная, миловидная, пышущая здоровьем – была поэтическим воплощением высокой белокурой дочери священника, она не знала, что такое косметика; окончив в начале войны школу, день и ночь без устали работала в приходских благотворительных организациях; во время учебы всегда была бессменной старостой; и никто никогда не видел и не мог представить себе ее плачущей, потому что по натуре она была стоиком.

Так случилось, что, окончив школу, Джоанна влюбилась в викария. История эта ничем не кончилась. И Джоанна решила для себя, что это будет единственная любовь в ее жизни.

Она часто слышала в детстве, а потом повторяла сама:

…Может ли измена

Любви безмерной положить конец?

Любовь не знает убыли и тлена[6].

Ее представления о чести и любви были заимствованы из поэзии. Она имела смутное понятие о том, чем в целом и в частностях отличается земная любовь от неземной и каковы их разнообразные признаки, но сведения об этом она черпала из богословских споров священнослужителей, бывавших в доме ее отца; поэтому ее воззрения отнюдь не сводились к простым обиходным истинам вроде формулы «В деревне люди ближе к Богу» или утверждения, что достойная девушка должна любить один раз в жизни.

Джоанна считала, что ее чувство к викарию было бы недостойно называться любовью, если бы она дала волю сходному чувству, которое она начала испытывать к сменившему его новому викарию, еще более для этого подходящему и даже еще более красивому. Стоит только допустить мысль о замене предмета обожания – и разрушится все здание любви и соединенья двух сердец, вся философия шекспировского сонета – таково всегда было твердое, хоть и не высказываемое, убеждение, царившее в доме приходского священника и в верхних сферах его духовных владений. Джоанна подавила в себе склонность к новому викарию, заглушив ее теннисом и благотворительной деятельностью. Она и прежде никак не поощряла ухаживания этого молодого человека, а лишь молча думала о нем до того воскресенья, когда услышала проповедь, которую он произносил с кафедры, на тему из Евангелия от Матфея:

…Если же рука твоя или нога твоя соблазняет тебя, отсеки их и брось от себя: лучше тебе войти в жизнь без руки или без ноги, нежели с двумя руками и с двумя ногами быть ввержену в огонь вечный; и если глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя: лучше тебе с одним глазом войти в жизнь, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну огненную.

Шла вечерняя служба. Собралось много девушек со всего прихода, некоторые были в военной форме. Одна молодая особа в форме вспомогательной службы флота не отрывала глаз от викария; на щеках ее, тронутых румянцем, лежал предзакатный свет, льющийся сквозь стекла витражей; волосы, выбившиеся из-под пилотки, слегка вились. Джоанне казалось, что нет ка свете мужчины прекраснее нового викария. Он только что принял духовный сан, и вскоре ему предстояло отправиться в военно-воздушные силы. Была весна, полная приготовлений и ожиданий: вот-вот собирались открыть второй фронт, кто говорил – в Северной Африке, кто – в Скандинавии, или на Балтике, или во Франции. А Джоанна тем временем внимательно слушала молодого человека, стоявшего на кафедре, – слушала как завороженная. Он был высокий, темноволосый, глубоко посаженные глаза смотрели из-под прямых черных бровей, взгляд у него был пронзительный. Крупный рот – признак великодушия и благонравия, размышляла Джоанна, это великодушие и благонравие выдает в нем будущего епископа. Сложен он был атлетически. И гораздо яснее своего предшественника дал понять Джоанне, что неравнодушен к ней. Джоанна сидела на своем постоянном месте старшей дочери приходского священника и делала вид, что совсем не слушает этого молодого красавца. Она не смотрела на него – в отличие от смазливенькой особы в форме. Глаз, рука, говорил он, то есть самое драгоценное для нас. В Писании имеется в виду, что если самое дорогое для нас окажется преступным – по-гречески sk'andalon, это слово, как вы знаете, сказал он, часто встречается в Писании, когда подразумевается нечестивый помысел, соблазн, камень преткновения, как, например, в высказывании Святого Павла… Сельский люд, преобладавший среди прихожан, смотрел на викария во все глаза. Джоанна решила, что она вырвет свой глаз и отсечет свою руку, вырвет и отсечет этот соблазн, угрожающий ее первой любви, этот камень преткновения, этого красавца мужчину, стоящего на кафедре.

– Лучше тебе с одним глазом войти в жизнь, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну огненную, – гремел голос проповедника. – Геенна огненная, – продолжал он, – понятие, безусловно, негативное. Выразим эту мысль в более позитивной форме. В более позитивной форме это прозвучит так: «Лучше войти в царство Божие увечным, нежели не войти совсем».

Он надеялся когда-нибудь включить эти рассуждения в свое будущее собрание проповедей – во многих отношениях он был еще очень неопытен, – правда, позднее, когда он служил капелланом в военно-воздушных силах, ему довелось лучше узнать реальную жизнь.

И вот Джоанна приняла решение войти увечной в царство Божие. На увечную она была совсем не похожа. Она нашла себе работу в Лондоне и поселилась в Клубе принцессы Тэкской. В свободное время она любила читать вслух стихи. Затем, к концу войны, начала всерьез учиться декламации и всецело посвятила себя этому занятию. Увлечение викарием отступило перед увлечением поэзией, и в ожидании диплома Джоанна стала давать уроки по шесть шиллингов в час.

Промчались мимо всадники лихие,

Оленя моего они сразили[7].

Никто в Клубе не знал толком историю Джоанны, но все решили: тут что-то возвышенное. Джоанну сравнивали с Ингрид Бергман. Она никогда не участвовала в спорах между членами Клуба и администрацией по поводу чрезмерной калорийности питания, которые велись вопреки действовавшей карточной системе.

ГЛАВА 3

Любовь и деньги были самыми животрепещущими темами во всех комнатах и спальнях Клуба. На первом месте стояла любовь, деньгам отводилась вспомогательная роль: они были необходимы, чтобы поддерживать на должном уровне внешний вид и приобретать талоны на одежду по официальным ценам черного рынка – восемь талонов за фунт стерлингов.

Клуб занимал просторное здание в викторианском стиле; раньше оно принадлежало частному лицу, и все интерьеры сохранились с тех пор почти без переделок. Планировкой здание ничем не отличалось от большинства женских пансионов – недорогих, но приличных, во множестве появившихся в результате женской эмансипации. Клуб принцессы Тэкской никогда не был для девушек просто гостиницей, разве что в минуты душевного разлада, который самые юные из них испытывали, когда их бросали возлюбленные.