Читать книгу "Год маркетолога - Игорь Симонов"

– Понял, – сказал он, думая о чем-то своем. – Вот где сейчас выпить, я, конечно, найду, а где поесть – точно нет. Придется в room-service дрянь какую-нибудь заказывать, и это в двенадцать ночи. Может, лучше вообще не есть?

– Не ешь.

– Ну да. Не ешь, не пей, не трахайся. Приезжаю сюда – прямо как пост соблюдаю. За год на половину поста точно набежало. Может, мне это где-нибудь зачтется?

– Вряд ли. Душа твоя в этот момент не чиста. Помыслы дурные имеешь – не зачтется.

– Ну ладно, ты мне вот что скажи, – и он положил руку мне на плечо. – Вот чего я реально не могу понять – почему эти долбаные америкосы считают, что они всегда правы? Кто их так воспитал, что они думают, что всегда правы? И это при том, что они почти всегда не правы, и чем дальше, тем больше.

Мне, конечно, было приятно, что Андрей заговорил на столь волнующую тему, и даже то, что обсуждаем мы ее не первый раз и что ничего нового я ему не скажу, не изменило его желания поговорить. Поэтому он продолжил, не дожидаясь моего ответа, в котором, по-видимому, не очень нуждался:

– Они наивны, блин, как дети. Мое самое главное объяснение – это то, что они никогда не выходят из подросткового возраста и все их страхи, желания и сомнения – это страхи и желания подростка. А вот сомнения с годами куда-то исчезают и причин тому... Единственная супердержава – это факт, самая большая в мире экономика – это тоже факт. Никогда не воевали на своей территории, никто на них не нападал, мощнейшая пропагандистская машина в лице Голливуда... Но это же все в прошлом... Ты-то хоть понимаешь, что это все в прошлом? Через десять лет, максимум через двадцать развалится на хер эта самая большая экономика и не будет никакой супердержавы... И южные штаты станут абсолютно испаноговорящими, и будет черный президент, и те белые, у кого есть деньги, начнут скупать недвижимость в Европе, а те, у кого нет денег, прятаться в фермерских штатах под охраной чернокожей полиции... – он заводился все больше и больше.

– Андрей, это просто твоя версия, причем, скажем так, совсем экстремальная версия. Пока еще ничего не в прошлом, а все почти как и было и пять, и десять лет назад. И даже если есть какие-то изменения, то они их видеть не могут – потому что они внутри, а когда ты внутри, то очень трудно что-то заметить. Заметить можно только снаружи.

– Да? – он с интересом посмотрел на меня. – Как ни странно, про «внутри» мне в голову не приходило, и здесь я с тобой, пожалуй, соглашусь. То есть они не понимают, что происходит, потому что они внутри?

– Да, но при этом каждый день говорят, какие они сильные и как спасают весь остальной мир. Нужно обладать хорошей иммунной системой, чтобы этой дрянью не заразиться...

– Ну, видишь, какой ты умный. Все объяснил начальнику. Большое будущее тебя, парень, ожидает, длинная дорога, червовая дама, хотя червовая дама у тебя уже есть. – Он уже потерял интерес к разговору и начал валять дурака, но у меня тоже был свой вопрос, и я решил, что сейчас самое время его задать.

– Андрей, я тебя не понимаю. Я не понимаю, почему тебя это так достает, и я не понимаю, почему ты работаешь на них, если тебя все так достает? Думаю, у тебя нет недостатка в предложениях. Мы никогда не говорили на эту тему, но...

– Я отвечу, – перебил он, – я отвечу на твой очень правильный вопрос. Я не хочу работать на людей, которых не уважаю, с которыми почти во всем не согласен, но... во-первых, они мне платят, а во-вторых, если ты заметил, они едят из моих рук, если переводить с английского дословно. Ну, за редким исключением. Теперь вопрос, найду ли я других людей, которые будут мне ближе и понятнее, будут платить столько же или больше, – найду, но точно знаю, что придется потратить несколько лет на выстраивание доверительных отношений. Потому что все у нас хоть и жалуются на нехватку кадров, а на работу предпочитают брать проверенных и лояльных. Так что я остаюсь при своем неразрешенном противоречии и от того, наверное, злюсь на этих дураков еще больше, хотя, конечно же, злиться следует только на себя. Выпить хочешь? – неожиданно прервал он свой монолог, поскольку автобус наш с разноязычными громкоголосыми пассажирами подъезжал к гостинице.

– Давай.

– Давай-то, давай, но ведь вся эта шобла сейчас в бар рванет, там не посидишь, не поговоришь... а у меня вообще-то к тебе тема есть.

– Какие тогда предложения?

– Ты предложения делай, ты же маркетинг...

– Я у консьержа спрошу, где здесь бар ближайший, не в гостинице же сидеть.

– Хорошее дело, давай я там, может быть, и поем чего-нибудь. Ты скажи, чтобы поприличнее что-нибудь нашел, дай ему двадцатку. Есть наличные?

– Есть, не надо, – остановил я движение его руки, потянувшейся за бумажником. – Слушай, наших позовем?

– Нет, не надо, я же сказал, у меня к тебе разговор...

– Машка обидится.

– Да, обидится. К сожалению, как ты знаешь, не в первый раз.

Глава вторая

Я ждал этого разговора. Я ждал этого разговора весь последний год и пару раз пытался сам завести его, а один раз даже советовался со своей умной женой, которая сказала: «Вспомни Булгакова – никогда ничего не проси». И была права, хотя формально я и не собирался ничего просить. И вот той ночью, потому что в бар мы попали уже близко к полуночи, он сказал мне все сам. Мы пили бурбон, разговор был долгим и, по сути, продолжал предыдущий разговор в автобусе, поэтому пересказывать его полностью нет никакой необходимости. Андрей сказал, что с учетом всех плюсов и минусов принял решение уходить в конце года. Только все нужно сделать спокойно и хорошо подготовиться. Американцы захотят воспользоваться случаем и прислать своего человека, поэтому, если я хочу сделать то, ради чего пришел в компанию, то есть стать следующим генеральным директором, нам придется сыграть очень непростую партию – с равными шансами на успех и неуспех. И он говорит мне это сейчас, почти за год, потому что доверяет и потому что я должен успеть выучить свою роль, которая до конца даже еще не написана. И если я готов пройти этот путь, то он хотел бы услышать мой ответ после возвращения из Штатов.

Я мог дать ответ прямо тогда, но сработала привычка, которую начал воспитывать еще отец, а потом продолжила жизнь, – не принимать никаких решений, не давать никаких обещаний и не объясняться никому в любви в час ночи после нескольких рюмок/стопок/бокалов. Потому что утром многое кажется другим в полном соответствии с известной русской пословицей. Как любит говорить Андрей, не важно, как с девушкой заснешь, важно, как с ней проснешься, и следующие двое суток, сначала в Вашингтоне, а потом в Нью-Йорке уже на другом совещании, я, конечно, проигрывал в голове варианты, но скорее из любви к анализу, чем на эмоциональном подъеме. Я ожидал этого предложения – Андрей сделал. Он объяснил, зачем ему это нужно. «Я тебя люблю, конечно, и все такое – самое время выпить, давай за тебя, – но главная причина все-таки не ты. Я столько лет потратил на то, чтобы создать и развить всю эту структуру, найти нужных людей, удержать нужных людей – и это при том, что мы платим не самые большие деньги на рынке, – создать партнерскую сеть, выстроить отношения с крупнейшими заказчиками, поменять людей во всех этих украинских, казахских, румынских, болгарских офисах, мне физически плохо становится при одной мысли, что приедут какие-то уроды, даже пусть один урод, и через год все развалится. А оно развалится в первую очередь потому, что начнут уходить люди. У нас же нет ни одного серьезного конкурентного преимущества, кроме людей, которых мы воспитали. И тогда получается, что я десять лет жизни потратил неизвестно на что? Не хочу. Хочу, чтобы мы и дальше оставались лучшими продавцами своего говна. Ты понимаешь, о чем я?»