Читать книгу "Гиллеспи и я - Джейн Харрис"

В отличие от Квинс-Кресент — аккуратного ряда домов за ухоженным сквером, Стэнли-стрит выглядела куда скучнее: короткий проезд между остроконечными металлическими оградами, за которыми располагались многоэтажки, монументальные, но потемневшие от угольной пыли. Ни газонов, ни тротуаров — мрачная картина. Там встречалась и респектабельная публика — если не ошибаюсь, на одном этаже с Гиллеспи жил знаменитый композитор, однако большинство обитателей Стэнли-стрит были менее обеспеченными, чем их соседи из близлежащего богатого квартала.

Вскоре дверь подъезда распахнулась. На пороге стояла Энни, удивленно и как будто с некоторой досадой глядя на меня.

— Мисс Бакстер… О, боже, вы так пунктуальны.

— Прошу прощения! Мне зайти позже?

— Ну что вы. Пожалуйста, проходите. Просто мы не вполне готовы. — Энни закрыла за мной дверь и направилась по длинному коридору к лестнице. Теперь, когда она была без шляпы, ее волосы предстали во всем великолепии — небрежно заплетенные золотистые локоны, спадающие на плечи.

— Горничная сегодня отпросилась, — крикнула она. — Мы обходимся сами… надеюсь, вы не против.

— Вовсе нет.

Окинув взглядом лестницу, я решила поберечь силы и помолчать. Мы поднимались по каменным ступеням, пролет за пролетом, минуя множество дверей на каждой лестничной площадке. Тут было чисто, но душновато от разнообразных кухонных запахов. Энни поднялась первой и на последнем этаже вошла в открытую дверь справа.

— Вот мы и пришли.

Когда я переступила порог квартиры, Энни уже скрылась из виду. Обстановка в холле была милой, но скудной: вешалка для пальто и пара фотографий в рамках. Лестница в дальнем углу, по-видимому, вела в мансарду. Заметив, что дверь напротив лестницы распахнута настежь, я направилась туда и обнаружила небольшую гостиную, скромно обставленную и застеленную потертым ковром.

Энни уже устроилась на выцветшем диване у камина. Кроме нее, в гостиной сидела Элспет — она уже совершенно оправилась и теперь что-то раскладывала по конвертам за большим столом посреди комнаты — и две девочки. Одной на вид было лет семь, другой — около трех. Когда я вошла, они бросились к Энни и вцепились в ее юбку, с опаской поглядывая на меня. Элспет встала мне навстречу.

— О, входите, дорогая. Мой ангел-хранитель. — Она расплылась в улыбке: от ее вчерашней подавленности не осталось ни следа. Про себя я с облегчением отметила, что все зубы Элспет вновь на месте; как я позже узнала, она носила протез только на верхней челюсти. — Как я рада вас видеть, мисс Бекстер. Чудесно, что вы пришли.

Теперь, когда Элспет уже перестала сипеть и хрипеть, я поняла, что она говорит с необычным акцентом, сужая и коверкая гласные. По моим наблюдениям, такую манеру говорить многие жители Глазго, особенно дамы, развивали искусственно, считая признаком утонченности. Хотя словами Элспет выражала искреннее радушие, признаюсь, в ее резком и пронзительном тоне было что-то отталкивающее. Разумеется, приятный голос — не главное в жизни, а Элспет наверняка обладала массой прочих достоинств, однако ее речи отнюдь не ласкали слух.

Она подвела меня к мягкому креслу напротив дивана.

— Вчера я была не в себе после обморока, но Энни мне обо всем рассказала. Дорогая, я обязана вам жизнью — своей собственной жизнью. — Элспет захихикала так визгливо, что я испугалась за свои барабанные перепонки. Неуверенно отступив (и едва не опрокинув какую-то шаткую этажерку), я опустилась в кресло. — Чувствуйте себя как дома, мисс Бекстер.

— Пожалуйста, зовите меня Гарриет.

— Конечно, Герриет. А вы называйте меня Элспет. — Она улыбнулась девочкам, с опаской глазевшим на меня, как на сказочное страшилище. Ее взгляд упал на кучу бумаг на столе. — Боже, какой хаос! — Элспет ринулась наводить порядок. — Простите, Герриет, мы как раз готовили новостной листок для моей любимой церкви Святого Иоанна на Джордж-стрит. Мы выпускаем его раз в месяц! В этом номере особенно интересна заметка о еврейских миссионерах на юге Глазго. Вы слышали об этой миссии?

— Нет, не приходилось.

— Непременно прочтите. Уверена, что вам понравится. Вы ведь еврейка?

Я опешила.

— Нет.

— О, прошу прощения. Почему-то я думала… хотя теперь понимаю, что у вас не еврейское имя, так ведь? Впрочем, неважно — статья все равно исключительная.

Узнав, что я не еврейка, Элспет обескураженно замолчала и отчего-то широко заулыбалась Энни, а та чуть заметно растянула губы в ответ. Я собиралась что-то сказать, но не успела вымолвить и звука, как Элспет затараторила с новой силой:

— А еще в листке великолепная статья о преподобном Джонсоне. Вы ведь знаете Джейкоба Джонсона, нашего чудесного негритянского священника, который приехал неделю назад? Ах, какую он прочел великолепную проповедь! В среду вечером они были у нас в гостях, всей семьей. Целая компания жизнерадостных черных лиц за столом — так мило и трогательно. Знаете, Герриет, иногда я мечтаю, чтобы по улицам Глазго разгуливали негры, пели и смеялись — заразительно, как они умеют, — а не эти унылые шотландцы. Правда, было бы замечательно?

Она заливисто хохотнула; из вежливости я тоже издала тихий смешок. Энни с отсутствующим видом глядела в окно, улыбаясь неизвестным мыслям.

— Ну что ж, мисс Бекстер, — воскликнула Элспет. — Прошу извинить, мне пора спрятать язык — как говорят у нас в Шотландии — и живо заняться чаем.

Все так же хихикая, Элспет выскочила в коридор и принялась что-то тоненько напевать себе под нос, но вскоре вошла в другую комнату и закрыла за собой дверь. На миг все звуки стихли. Энни сделала глубокий вдох и шумно вздохнула, как будто в гостиной наконец-то пахнуло свежестью. Полагаю, ее тяготили неуемная энергия и многословие свекрови. Правда, когда я обернулась к Энни, та смотрела на трехлетнюю малышку — та вскарабкалась к маме на колени, пока Элспет разглагольствовала. Девочка свернулась клубочком, как младенец, а Энни ласково гладила ее по голове.

— Ну, ну, Роуз, все хорошо, — тихонько говорила она.

Картина была бы совершенно идиллическая, если бы не одна деталь — Энни, расстегнув несколько пуговиц на лифе, без стеснения кормила девочку грудью. На мгновение я оторопела, ведь мне еще никогда не приходилось наблюдать столь интимное действо. Видя мое замешательство, Энни подняла голову:

— Вы же не против, правда? Малышка не может без меня — ей подавай только маму.

В эту минуту рядом с ними взгромоздилась старшая девочка. С тех пор как я пришла, она беспрерывно возилась и ерзала. Не поместившись у матери на коленях, девочка вскочила и принялась толкать ее бедром в плечо. Когда Энни была вынуждена сделать дочери замечание, та рухнула на диван и заревела.

Не могу передать, как горячо я надеялась, что причиной истерики не было желание старшей девочки занять место сестры.

— Тсс, Сибил, не плачь, — сказала Энни, но девочка не унималась. Поскольку Энни явно не смущало мое присутствие, мне пришлось беседовать, перекрикивая рыдания Сибил.