Читать книгу "Окопная правда Чеченской войны - Анатолий Тишин"

По всему видно — перелом произошел. И больше всего — по московской прессе. Знакомый Комбат, сминая трехдневный «МК» довольно оскабился:

— Знаешь, как легче всего определить положение на фронте?

— Ну?

— Читай газету. Как только «московские комсомольцы» и прочая синагога начинают выть о бедных чеченцах и необходимости срочного мира — наша берет. Это их корреспондента взорвали в Москве?

— Ихнего.

— Ну так передай, что это я им бомбу послал.

— Знаешь, ты не первый, кто им это просит передать…

— Ну, значит еще получат…

Бомба — не лучшее выражение политических антипатий. Но возражать комбату я не хочу. Он имеет право на эту ненависть. Ни один русский не может без злобы читать смаковавшие «МК» на тему того, как собаки глодают труп русского лейтенанта. Я тоже пишу о трупах, но для меня это трупы моих соплеменников и мне больно. А для «МК» это трупы другой нации, другой веры. Не зря они так четко называют в своих репортажах чеченцев «своими», а русскую армию «чужими»…

Капитан Владислав Шурыгин

Спецназовец Лермонтов

«Лимонка» № 18 июль 1995 г.

Кавказ Россия завоевывала не одно десятилетие. И среди многих, кто принимал в этом участие, были три великих русских писателя: Грибоедов, Лермонтов и Л.Толстой.

Первый в 20-е годы прошлого века служил секретарем по дипломатической части у генерала Ермолова. У того самого, чьим именем горские матери пугали своих детей. Об этом знают сегодня почти все. Но кому известно, что тот же самый легендарный генерал имел в разное время 3-х мусульманских жен, каждый раз заключая с их родителями «кебин» (т. е. договор о временном браке). И все эти жены позже, забрав дочерей, возвратились в родные горы и благополучно повыходили замуж. Трех же сыновей с двойными именами — Виктора (Бахтияра), Севера (Аллахаяра) и Клавдия (Омара) — Ермолов оставил себе. И прекрасно воспитал, сделав отличными офицерами. Ситуация — почти по лермонтовской «Бэле», где в роли Печорина — Ермолов. Только конец куда более счастливый…

Сам же поручик Лермонтов, в отличие от Грибоедова, на Кавказе не «служил» — но воевал, дрался, рубился. И погиб, хотя и не в бою и не так красиво, как, вероятно, желал бы.

В 1840 году лейб-гусара за дуэль с сыном французского посланника переводят (а точнее — ссылают) в Тифлис, в Тенгинский пехотный полк. Но поэт добровольно («охотником») напрашивается в экспедицию против Шамиля. В Чечню.

11 июля при речке Валерик (по-чеченски — речка Смерти) состоялось кровавое побоище. Вот что писал сам Лермонтов брату своей возлюбленной: «Нас было всего 2000 пехоты, а их до 6000; и все время дрались штыками. У нас убито 30 офицеров и до 300 рядовых, а их осталось на месте 600 человек… вообрази, в овраге, где была потеха час после дела еще пахло кровью». Об этом же чуть позже, в сентябре, поэт напишет:

И два часа в струях потока

Бой длился: Резались жестоко

Как звери, молча, с грудью грудь,

Ручей телами запрудили.

Хотел воды я зачерпнуть…

(И зной и битва утомили

Меня), но мутная волна

Была тепла, была красна.

В том же сражении, уже на исходе боя, шальная чеченская пуля сразит декабриста Лихарева в тот самый момент, когда он будет рассуждать с Лермонтовым о Канте, Гегеле и вечности…

Тогда судьба пощадила поэта, но у многих свидетелей сложилось впечатление, что Лермонтов как бы добровольно искал смерти, и смерти в бою, будто точно, наперед зная, что все равно ему суждена смерть здесь — на Кавказе. А иначе как объяснить, что он после тяжелого ранения Р.Дорохова (человека легендарной храбрости, ставшего прототипом Долохова в романе Л.Толстого «Война и мир») в октябре 1840 года примет под свою команду 100 отпетых казаков и «охотников» — нечто вроде сегодняшнего спецназа. Вот как, по словам очевидца К.Мамацева, вел тогда себя Лермонтов: «Он был отчаянно храбр, удивлял своей удалью даже старых кавказских джигитов… В этом походе он не подчинялся никакому режиму, и его команда, как блуждающая комета, бродила всюду, появляясь там, где ей вздумается, в бою ища самых опасных мест».

И, наконец, третий из великих — Л.Толстой, автор «Набега», «Казаков» и «Хаджи-мурата». В 1851–53 годах он воевал волонтером, юнкером и офицером на Кавказе. И, пожалуй, только он один трезво и мудро осмыслил то, что происходило (и происходит) между русскими, казаками и горцами.

А.Борисов

…и мы оказались в Чечне

«Лимонка» № 23 октябрь 1995 г.

Рядовой Ы. Десантник. 6 месяцев в Чечне.

— Мы попали в Чечню практически после принятия присяги. Под видом учений нас погрузили в самолеты, и мы оказались в Чечне. Сначала было страшно, ведь кругом пули, снаряды, мины. Да и теперь, когда все вроде бы позади, все равно страшновато. Но осталось чувство удовлетворения, мы не испугались, не струсили, оказались нормальными мужиками, можем с гордостью назвать себя солдатами, воинами, бойцами.

Н.Е.А.: — Как вы относитесь к тем ребятам, которые косят от призыва в армию?

Рядовой Ы.: — Как отношусь? Ну, как можно относиться к этим сачкам, этим шлангам? Отрицательно. Ведь если ты отбоярился от призыва, откупился, сачканул, все равно вместо тебя пойдет кто-то другой, и как ты ему будешь после этого смотреть в глаза, что скажет тебе твоя совесть, и что же такое совесть на самом деле?

Н.Е.А.: — Пришлось ли тебе увидеть смерть?

Рядовой Ы.: — А как вы думаете? Конечно! Представьте себе убитых на 40 градусной жаре летом! И их надо отправить домой. Обливаем труп бензином и сжигаем, потом то, что осталось, собираем и складываем в гробы. Эти гробы отправляют домой.

Но самое обидное однажды пришлось собирать станки одного старшего лейтенанта, комроты и одного десантника, убитых снарядами из своего же танка. Дело было так. Артиллерийские наблюдатели отправились на разведку целей и корректировку огня в горы. Их сопровождала рота десантников для охраны, ведь впереди нет войск, только «мамеды» (так у нас называют чеченцев). Выдвинулись ночью, прошли сколько надо, поутру приготовились к наблюдению, расположились на высотке. В это время наши войска начали атаку. И мы попали в поле зрения наших танков. Глянули в бинокль, один танк развернул башню прямо на нас. Я кинулся к рации, вызвал командира, доложил, что танки целятся прямо в нас. Командир мне сказал, что все в порядке, что их предупредили. Однако, танк в это время открыл огонь. Первый снаряд упал метрах в 40 от нас. Мы побежали к деревьям. Снова выстрел. Еще и еще.

4-ым снарядом, который разорвался метрах в 15 от меня, были убиты старший лейтенант и рядовой десантник. И это несмотря на то, что мы показали опознавательные сигналы — зажгли шашку оранжевого дыма. Бесполезно. И естественно, из начальства никто не понес ответственности. Просто убитых списали со счета и все. И никаких проблем! А меня контузило, сейчас плохо слышу!