Читать книгу ""Мертвая голова" - Лео Кесслер"

— Я знаю, что у двоих бойцов моей роты точно имелись раны в животе, — сказал фон Доденбург.

Стервятник стукнул стеком по своему сапогу.

— Какая неприятность! От этих проникающих ранений в живот идет такая вонь!

Он приложил кончик стека к тулье фуражки, отдавая честь фон Доденбургу, и удалился.

Куно нахмурился. Он знал, что в душе у Гейера нет ни капли сочувствия к рядовым бойцам «Вотана». Единственная вещь, которая в по-настоящему волновала его — это собственная карьера. Стервятник мечтал о том, чтобы стать генералом — точно так же, как и его отец. Фон Доденбургу было неприятно, что это желание Гейера проявляется столь открыто…

* * *

Симона Ванненберг, бельгийская медсестра, которая рисовала краской цифру «2» на груди фон Доденбурга в ту первую страшную ночь после бегства из Англии, внимательно посмотрела на гауптштурмфюрера. Выражение ее прекрасного лица было абсолютно холодным и предельно сдержанным. Но ее глаза… Фон Доденбургу почему-то показалось, что они рассматривают его не только лишь с профессиональным медицинским интересом.

Неожиданно она сама спросила:

— Почему вы так смотрите на меня, фон Доденбург?

— Как?

— Так, словно вы пытаетесь анализировать меня.

— Я вовсе не пытаюсь вас анализировать! Я никогда не пытаюсь анализировать красивых женщин! Мне просто нравится смотреть на них. — Он потянулся к ее руке, но она быстро убрала ее.

— В таком случае вы не должны смотреть на меня, — проговорила она на своем правильном и четком немецком с небольшим акцентом. — В конце концов, я — ваш враг.

Улыбка исчезла с лица фон Доденбурга.

— Что вы имеете в виду, заявляя, что вы — мой враг?

— Я — бельгийка. И я не собираюсь уподобляться тем бесхребетным предателям из Антверпена, которые выражают восторг по поводу присутствия немцев на нашей земле. Вы оккупировали мою страну, следовательно, вы, немцы — мои враги.

— Но в действительности мы ведь не оккупировали вас по-настоящему, — возразил Куно. — Мы пришли сюда, чтобы освободить вас — освободить вас от вашей старой формы правления, которая являлась заурядной и посредственной. Ведь все маленькие страны обречены на то, чтобы быть посредственными — посмотрите хоть на Швейцарию ради примера. Сейчас же вы являетесь частью Великого германского сообщества. Все теперь изменилось. Ваш народ получил шанс подняться над обыденностью и серостью своего прежнего существования. Вы получили возможность стать великими!

Симона Ванненберг не ответила. Она молча вытащила из-под кровати фон Доденбурга ночной горшок и опорожнила его содержимое в свое ведро, после чего направилась к двери. Фон Доденбург не мог не отметить, что у медсестры была замечательная фигура.

— А что, если мы не хотим быть великими? — бросила она, открыв дверь. На ее прекрасном лице промелькнула мимолетная улыбка.

У фон Доденбурга не было ответа на ее вопрос. Но когда дверь закрылась, Куно почему-то показалось, что эта женщина чуть-чуть симпатизирует ему.

Прошло два дня, и он получил подтверждение этому.

В полдень дверь его палаты приоткрылась, и фон Доденбург увидел хорошо знакомое широкое лицо унтершарфюрера Шульце. Стоя в дверях, весельчак обратился к нему так, как было положено обращаться к офицерам в старой кайзеровской армии:

— Может ли унтершарфюрер Шульце получить разрешение войти в комнату господина гауптштурмфюрера?

Фон Доденбург лишь ухмыльнулся:

— Да проходи же, старый негодяй! Я думал, мы потеряли тебя в Англии.

Здоровенный бывший докер из Гамбурга с трудом протиснулся через слишком узкий для его крупного тела дверной проем.

— Таких крепких парней, как я, трудно убить, господин гауптштурмфюрер! — По его обветренному лицу расползлась широкая добродушная улыбка. — Хотя, признаюсь, был момент, когда я уже подумал, что англичане действительно взяли нас за жабры. И когда вы вдруг побежали вперед на англичан, мне пришлось вас вырубить.

— Что-что? Что ты мелешь?

— Ну да, вырубить, господин гауптштурмфюрер. — Шульце потряс в воздухе огромным кулаком.— После того, как вам на голову сверху упал обломок скалы, вы вдруг побежали назад, навстречу англичанам, вопя, как сумасшедший. Да, господин гауптштурмфюрер, хорошо известно, что многие офицеры и джентльмены — немного ненормальные, но в данном случае все зашло слишком далеко. И, чтобы спасти своего командира, мне пришлось вырубить его — то есть вас — одним сильным ударом и погрузить в катер.

Фон Доденбург осторожно потрогал свою челюсть.

— Да, похоже на то.

Он указал на стул рядом с кроватью:

— Садись, Шульце. И расскажи, что происходит сейчас в роте.

— Да ничего хорошего, господин гауптштурмфюрер. Еще пара ребят скончалась сегодня. Это означает, что уже сорок бойцов умерли или выбыли из строя по причине серьезных ранений. Впрочем, произошло и одно радостное событие. Обершарфюрера Метцгера, нашего Мясника, перевели в штаб. Он стал теперь гауптшарфюрером всего батальона. Его же ранили в районе яиц, а таких людей всегда и выдвигают для того, чтобы они руководили остальными в армии.

Фон Доденбург открыл было рот, чтобы высказать все, что он думает по поводу этой реплики Шульце, однако унтершарфюрер не дал ему такой возможности. Он мгновенно извлек откуда-то бутылку голландского джина «Геневер» и два стакана, которые не выглядели особенно чистыми.

— Давайте сделаем по глоточку, господин капитан! Это лучший голландский джин.

— Стаканчики-то малость грязноваты… — пробормотал фон Доденбург.

— Не беспокойтесь на этот счет, господин капитан! Джин способен убить все бактерии, какие только существуют. Ваше здоровье!

Фон Доденбург проглотил обжигающий горло напиток. Шульце тут же наполнил его стакан снова и принялся сыпать шуточками и анекдотами, которые заслуженно снискали ему славу самого веселого человека в «Вотане»:

— Вы знаете, господин капитан, что для того, чтобы поменять лампочку, нужно сразу три поляка?

— Нет. Но почему?

— Один держит лампочку, а два другие вертят его, чтобы он мог вкрутить ее.

Три часа спустя бутылка «Геневера» опустела, а Шульце вел пространный разговор на тему обрезания:

— Ну, разумеется, поскольку сам Иисус Христос был еврей, он тоже обрезанный. Говорят, что у папы римского хранится отрезанная крайняя плоть Иисуса, которую Его святейшество держит в специальном серебряном сосуде на столике возле своей кровати…

Дверь неожиданно отворилась, и в палату вошла медсестра Симона Ванненберг.

— О Господи! — воскликнула она. — Что здесь происходит? — Она увидела пустую бутылку из-под «Геневера». — Что вы пытаетесь сделать, сержант? Убить капитана фон Доденбурга?