Читать книгу "Принцип неопределенности - Николай Дежнев"

— Знаешь, мне часто мерещится, — принял он из рук жены стакан с водой и таблетку, — что мы с тобой в квартире не одни…

Алису слова мужа почему-то сильно обеспокоили. Как если бы в поисках затаившихся чужаков, она огляделась по сторонам. Спросила, теребя пальцами пояс пеньюара:

— Что ты имеешь в виду, милый?..

— Да кто его знает, — пожал плечами Серпухин. — То запахи какие-то витают, то этот похожий на птицу мужичок чудится. Слушай, может, правда где-то рядом с нами существуют параллельные миры?

— Скажи еще «перпендикулярные»! — плоско, но с видимым облегчением пошутила топ-модель, на что у Серпухина не хватило сил даже скривиться. Он как-то безнадежно махнул рукой и, прихватив в передней маленький элегантный чемоданчик, вышел из квартиры.

В машине, развалившись на заднем сиденье, неотрывно смотрел в окно. Украсившаяся множеством огней Москва его странным образом раздражала. «Алиска, конечно, клиническая дура, но с этим ничего уже не поделать, — думал Мокей лениво, — а вот с выпивкой действительно пора завязывать». Мысли его сами собой сползли на предстоящую поездку, на ожидавший его Лондон, а там недалеко уже было и до денег — больших, настоящих денег! Много сил положил он, чтобы собрать в кулак все, что имел, но ожидавшее его вознаграждение того стоило. Казалось бы, одна сделка, одна подпись на листе бумаги, а все в его жизни менялось и в первую очередь его, Серпухина, экономические, а теперь уже и политические возможности. «Нет, — улыбался своим мыслям Мокей, — денег много не бывает, деньги — они всегда к деньгам — в этом и состоит основной закон природы, который по халатности проворонили ученые. Но мало быть богатым, богатым надо быть очень — это трансформирует взгляд на мир». А ведь было время — каких-то десять — пятнадцать лет назад — когда о таких деньгах он и мечтать не мог, просто не хватило бы воображения. Да что там говорить, в иной день завалявшемуся в кармане рублю был до соплей рад!

Летя в представительском лимузине в Шереметьево, Серпухин принялся вспоминать те далекие уже дни, когда он, вечный аспирант, соискатель заветного звания кандидата исторических наук, через друзей, имена которых позабыл, протырился в референты к таким же, как он сам, молодым и жадным. Поначалу, помнится, опасался крутить для них астрономические суммы, а потом понял: кого бояться-то, если эти ребята и есть власть! Кто смел, тот и съел, и если не рисковать, то и не будешь пить шампанского. А раз так, раз мир таков, каков он есть, то и работать надо на себя, но… твердо знать, с кем делиться! Тогда никто за руку не схватит — все повязаны. Убить могут, но своего не сдадут. Однако же, несмотря на азарт, хватило ума вовремя выйти из игры, поэтому и не подстрелили, и не обобрали до нитки. Да, не магнат, не олигарх, со школьных времен сидел на задней парте, но теперь выпал шанс встать с ними на одну ногу, и уж он-то шанс этот не упустит. Такой случай подвернулся: деньги сами плывут в руки, разве найдется тот, кто откажется? Где они, тучные стада идеалистов и бессеребреников, где? Может, волки их пожрали? Да нет, серые здесь ни при чем, большинство сами превратились в хищников, надоело им сидеть на вегетарианской диете и щипать травку. А все потому, что мир делится на тех, кто способен вырвать кусок из глотки соседа, и на тех, кто собственный кусок проносит мимо рта! Но Алиске, длинноногой дуре, этого не понять…

Машина сбросила скорость и плавно подкатила по пандусу к зданию аэропорта. Поспешно обогнув лимузин, выдрессированный шофер открыл массивную дверцу и снял с головы фуражку:

— Мокей Акимович, приехали!

2

Между тем уже начинало смеркаться. Краски уходящего дня, и без того неяркие, поблекли окончательно, их смазал нудный, мелкий дождичек. То, что на первый взгляд представлялось наполненным мутным светом аквариумом, на самом деле было гостиной, мебель в которой по прихоти хозяев жалась по периметру, а единственное огромное окно, а точнее, стена толстенного стекла, выходило на выложенную плиткой террасу. Выше террасы было только небо, серое и безликое в этот унылый, пасмурный вечер. Календарная весна, выражаясь суконным языком прогнозов, не торопилась вступать в свои права.

Дождь то лениво накрапывал, то переставал, и тогда в воздухе повисала пропитанная бензиновыми парами морось. Огромный город лежал словно на дне зловонного болота, которым сам же и был, хотя этого не замечал. На улицы его уже опустились вечерние сумерки, но фонарей еще не зажигали. Наступила та быстротечная минута, когда люди как бы прощаются с отходящим в небытие днем. Время это всегда дышит печалью. Хочет того человек или нет, но каждый прожитый день, как и прожитый год, уносит из его жизни нечто неповторимое и уж точно надежду немедленно начать все сначала. Существует поверье, что демоны, эти посланцы мирового зла, властвуют над мгновеньями, поэтому, наверное, не удается людям в полной мере насладиться быстротечным мигом своей жизни и ощутить его весомость и красоту. В этом, скорее всего, надо искать причину того, что люди так любят бражничать: веселье дает им шанс забыться, — что значит забыть себя, — и, пусть ненадолго, выступить из потока времени…

Ах, иллюзии! Ах, эти славные, помогающие жить миражи! Какая прелесть бездумно плыть по их волнам, цепляясь, как за обломки кораблекрушения, за разбитые надежды! Право же, их следует всячески оберегать. Без накинутой на этот лучший из миров призрачной вуали воображаемого жить становится просто невмоготу, да и умереть — хотя мало кто это понимает — человеку не в избавление. За гробом его ждет продолжение выбранного в жизни пути и ничего больше… правда, и не меньше. Но люди не желают об этом задумываться, и, наверное, они правы: куда спешить, успеется, помрем, тогда и узнаем!..

Нергаль повернулся на каблуках и отошел от огромного, во всю стену, окна. Не часто случалось, чтобы он испытывал грусть — чувство сугубо человеческое, но, однако же, и с ним иногда происходило нечто подобное. Там, далеко внизу, город зажигал огни. Очарование мгновения было утеряно — их мелькание наводило на размышления о суетности жизни, а Черному кардиналу хотелось сохранить посетившее его ощущение светлой печали и покоя. Он и сам удивлялся этому неожиданному чувству, далеко не свойственному его холодному, рациональному уму, но подозревал о причине его появления. Нечто новое начиналось в жизни начальника Службы тайных операций Департамента Темных сил, одного из двух главных подразделений Небесной канцелярии. И начинал этот новый этап он сам. Начинал сознательно и планомерно, но, как выяснилось, это не избавляло могущественную сущность от свойственных людям эмоций. Слишком много времени провел он бок о бок с ними, чтобы не усвоить кое-какие их привычки, слишком долго вникал в их мир, чтобы не позаимствовать их некоторые слабости. Душа человека — поле битвы между Светлыми и Темными силами, и Нергаль по праву мог считать себя ее знатоком, но теперь этого было ему недостаточно.

Маленький, похожий на хищную птицу человечек прошелся, заложив руки за спину, по темной гостиной, остановился в задумчивости у дивана. Перед ним на кожаных подушках, кутаясь в плед, лежал человек. Он усиленно делал вид, будто спит, но Черный кардинал прекрасно знал, что тот лишь притворяется. На тонких губах Нергаля появилась иезуитская улыбочка: таковы они все перед лицом Темных сил — юлят, ищут спасения. Но, разглядывая трясущееся от страха существо, начальник Службы тайных операций думал о проблеме совсем иного масштаба. Постояв так с минуту, он высоко вскинул голову и, все так же не спеша, вышел через стену в астрал.