Читать книгу "Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса - Брайан Д'Амато"

Не 9 Клыкастый Колибри, а Чакал.

И он не ахау. Ни в коем разе. Я… Он — игрок в хипбол.[9]

Точно. Вышла какая-то серьезная, нехорошая ошибочка.

Этот тип одет как ахау, он находился здесь, в комнате, предназначенной для правителя, но сам он не…

«Болон к’иноб, лахун к’иноб», — распевала толпа.

Девять солнц, потом десять солнц,

Одиннадцать солнц, двенадцать солнц…

Это был обратный отсчет. Хотя и считали они при этом в сторону увеличения до девятнадцати.

Ну ладно, так что за ерунда с этим типом? Он не ахау, но собирается стать им или изображает…

Истина ударила меня по голове, как свинцовый дождь. Чакал занимает место 9 Клыкастого Колибри.

И это не повторное возведение на трон, догадался я. Это подношение. Он — жертва. Добровольная, счастливая жертва. Они отсчитывали время до момента взлета, а точнее, прыжка. После девятнадцати отсчет пойдет до нуля. И я полечу вниз.

Вот те на!

Глупо. Нужно было предусмотреть это. Вероятность достаточно высока.

Тут я вспомнил статью в журнале «Психоаналитика культуры и общества». Она называлась «Царские саможертвоприношения путем передачи полномочий в доколумбовой Америке». Автор выдвигал теорию, по которой в прошлые времена (то есть гораздо более древние, чем эти) ахау властвовал только на протяжении одного к’атуна. К’атун — виценниум, период продолжительностью около двадцати лет. По истечении этого срока, прежде чем одряхлеть и утратить былую политическую мощь, вождь уступал свое место более молодому наследнику, а сам совершал самоубийство. Но однажды некий гениальный ахау решил, что может немного облегчить себе жизнь и в то же время соблюсти все формальности. И вот он устроил пышную церемонию и передал свои регалии и имя кому-то другому (даже не похожему на него и не имперсонатору, а, скажем, пленнику или добровольцу — да кому угодно). На пять дней. С тех пор так и пошло. Избранный временно становился царем, исполнял его обязанности. А потом приносил себя в жертву. Это было подобно сожжению портрета. Живого портрета. А когда все заканчивалось, прежний ахау проводил еще один ритуал, давал себе новое имя и оставался в привычной роли еще на один к’атун.

Замечательно. По крайней мере, ясно, что происходит. А если конкретно: я, черт побери, нахожусь здесь, в чужом теле, в полном одиночестве (и вообще никто из знакомых мне людей пока не родился). К тому же выясняется, что я должен себя убить. Как быть дальше?

Ладно. Только не паникуй. Ты еще можешь все переиграть. Ну попался тебе не тот парень. Ve al grano.[10]Невелика беда, верно? К счастью, у нас есть планы и на случай чрезвычайных обстоятельств — всяких малых сбоев вроде этого.

Наряду с командами Чокулы и Чумовой пятницы (я прекрасно понимаю, что злоупотребляю словечками, никому не понятными) Уоррен создал и лингвистическую исследовательскую группу, которую назвали «команда коннектикутских янки». Ее задача состояла в том, чтобы разработать некий комплекс действий при столкновении с подобной проблемой. Они долго натаскивали меня, что делать и/или говорить в экстремальных ситуациях, и я выучил каждый пункт не хуже, чем слова поздравлялки «хеппи бертдей». Для текущего момента мне стоило использовать так называемую вулканическую речь. Отлично. Я пару раз прокрутил ее в «своей» части мозга, не без труда подбирая слова на древнечоланском, который, к собственному удивлению, знал недостаточно хорошо. Bueno.[11]Вспомнил. Нет проблем.

Готов? Тогда прокричи: «Я ослепитель!» — и далее по тексту. Люди услышат предсказание, станут ждать, сбудется ли оно, а когда этот хрен начнет извергаться, я приобрету в их глазах большую ценность и меня не убьют. Напротив, возможно, для такого кудесника организуют лавочку, эдакое скромненькое помещеньице комнаток на пятьдесят, дадут три-четыре сотни молоденьких наложниц и пирамидку-другую. Или сделают меня ахау. Это будет что-то на манер Лорда Джима,[12]разбившего свой самолет при посадке в джунглях. Чиркни зажигалочкой, и каннибалы перестанут тебя варить и назовут Белым господином. Верно? Верно.

Estas bien.[13]Набрать в легкие побольше воздуха. Начинай.

Ничего.

Настроился. Начинай.

Не выходит.

Еще раз. Кричи. Давай же.

Язык как замороженный.

Вот черт.

Давай, Джед, ты знаешь, что нужно говорить. Разродись уже. «Я ослепитель восходящего солнца». Ну. Открывай рот. Открывай! Мне всего-то и нужно, что открыть…

Мой рот.

Вот черт, вот черт. ¡Ni mierditas![14]

Ну ладно, давай, приятель, давай… нннннннННННННН!!!

Я изо всех сил пытался развести челюсти, но единственным физическим следствием этого была тупая боль, словно я кусаю камень.

О боже мой, боже мой. Невозможно. Чакал не должен контролировать это тело. Оно мое. Давай. Двигайся. Что угодно. Надо скорчиться, чтобы громко закричать. Подними руку.

Ничего.

Подними руку.

Снова нет.

Подними руку, подними руку! Подними палец…

Черт.

Обосрались, обосрались. Глупо, глупо, глупо, глупо.

Мы сделали пять торжественных шагов к верхней ступеньке лестницы. Я противился движениям его тела. Без всякого результата. Ощущение такое, будто меня засунули в промышленного робота, типа как в «Чужих»,[15]и он прет себе, поскольку его запрограммировали, а я даже пульт управления не могу найти. Мы остановились. Наши носки чуть выступали над пустотой.

Я точно знал, что мы находимся на высоте 116,5 фута над площадью Оцелота. Двести шестьдесят ступеней вниз. Если мерить по диагонали, то расстояние составляло 389 футов. Но теперь эта точка казалась в два раза выше. И не только потому, что я уменьшился в росте. Мы посмотрели в круговорот удаляющихся площадок. Перед глазами все поплыло. Бирюзовые ступеньки лоснились от розоватой пены, смеси крови предыдущих жертв и пива из агавы. Кромки ступенек были отделаны треугольными камушками, отчего стали зубчатыми, похожими на пилу. Архитектура как оружие.