Читать книгу "Ночная охотница - Сергей Осипов"

– Одно могу тебе сказать, Тотошка, мы с тобой явно не в Канзасе, и слава богу, потому что…

Внезапно Иннокентий пропал, то есть не совсем пропал, а превратился в грохочущую лавину, которая пронеслась остаток пути по трапу за долю секунды и трансформировалась затем в неподвижное тело на летном поле. Настя непроизвольно хихикнула, а затем сделала серьезное лицо. Лицо же стюардессы было не просто серьезным, оно было белым от ужаса, из чего можно было сделать вывод: девушке не объяснили, что такое Иннокентий и почему волноваться о его здоровье – занятие совершенно бесполезное. Пережив первоначальный шок, стюардесса завопила на трех языках одновременно. Армандо посоветовал ей не волноваться, стюардесса посмотрела на него как на сумасшедшего, но секунду спустя она с еще более ошарашенным видом смотрела на Иннокентия, который с недовольным кряхтением поднимался на ноги. Самое забавное, что от падения у Иннокентия, видимо, прояснилось в голове, потому что он не стал продолжать свой диалог с воображаемым Тотошкой, а спросил у Насти:

– Лионея?

Она кивнула.

– Ну и какой в этом смысл? – сказал Иннокентий, одергивая полы грязного плаща. – Голова здесь болит точно так же, как в Москве, а в Москве так же, как в Старых Пряниках… Зачем Смайли притащил меня сюда?

– Спросишь у него, когда увидишь. Он уже уехал вместе с Амбер Андерсон…

– Амбер Андерсон? Она тоже тут? Ах да, это же Лионея… – Он посмотрел на Настю и улыбнулся. – Ты ведь здесь в первый раз?

Она кивнула.

– Интересное место, рекомендую, – сказал Иннокентий с интонацией агента солидной туристической компании. – Кстати, когда ближайший рейс по маршруту «Отсюда – к чертовой матери»?

Тогда, в свой первый приезд в Лионею, я сразу же отметила эту странную деталь – почти совершенно пустые улицы. Как будто все разом уехали в отпуск. Или как будто на город сбросили нейтронную бомбу. Это было еще тогда, в старое доброе время, а поскольку теперь наступило время новое и не слишком доброе, то город обезлюдел совершенно. Лишь вечером, когда в окнах обитаемых зданий загорается свет, понимаешь, что на самом деле ты не одна. В отеле «Оверлук», к примеру, нас двое – я и Иннокентий. Я на третьем этаже, он – на двадцатом. Я стучу по клавишам ноутбука, пытаясь зафиксировать отдельные куски своего прошлого, а Иннокентий… Бог его знает, чем он там занимается на двадцатом этаже. Скорее всего смотрит телевизор. Хорошо бы он смотрел какие-нибудь развлекательные программы, потому что, когда его заносит на образовательный канал, с Иннокентием случаются внезапные озарения. Последний раз это было так: я стояла в гостиничном вестибюле возле автомата с шоколадными батончиками и готовилась сделать свой выбор, как за спиной у меня возник Иннокентий.

– Представляешь, – заговорил он, не тратя времени на «доброе утро» и прочие формальности. – Сегодня ночью по телевизору показывали документальный фильм про одного парня…

– Еще один твой знакомый? – сочувственно отозвалась я. Все истории Иннокентия походили одна на другую. Он смотрел телевизор и вдруг узнал, что один его знакомый…

– Да, мы с ним вместе работали.

– Разве ты когда-нибудь в жизни работал? – искренне удивилась я. – Мне-то казалось…

– Тебе неправильно казалось, – перебил Иннокентий. – В моей жизни есть место всему, и работе в том числе. Так вот, этот парень, он был такой нервный, все переживал, что его подруга ему изменяет…

– Неужели с тобой?

– Ты можешь помолчать?! – взъярился Иннокентий. Похоже, ему действительно не терпелось выложить свою историю, и я послушно замолчала. Ненадолго, правда. – Все переживал, что его подруга ему изменяет… – повторил Иннокентий, как будто я была туповатым учеником, а он – теряющим терпение учителем.

– Подруга не может изменять, – проявила я непрошеную женскую солидарность. – Потому что дружеские отношения не подразумевают секса, ни моногамного, ни полигамного, никакого. Пример – я не могу тебе изменить, Кеша, потому что не обязана хранить тебе верность.

Пока Иннокентий переваривал мою тираду, я ткнула автомат в нужную кнопку, и тот, капитулируя, выдал мне шоколадный батончик с орехами.

– Не в этом дело, – наконец сказал Иннокентий. – Ну не подруга, ну любовница или невеста… Неважно. Смысл в том, что она ему изменяла, а парень переживал и не знал, что делать. Ходил и ныл – кто виноват, что делать, куда катится мир…

– Дело было в России? – предположила я.

– Может быть, хотя… Не помню.

– Ну и где кульминация твоей истории?

– Кульминация в том, что я ему сказал – ты не виноват, парень. Это всё ваш король – не следит за моралью и нравственностью подданных, сам подает дурной пример, развратничая с актрисами, вот женщины совсем стыд и совесть потеряли…

– И?..

– Знаешь, оказывается, он пошел и убил своего короля, – Иннокентий выглядел по-настоящему потрясенным. – Но я-то просто пошутил, я совсем не это имел в виду, я пошутил…

Я вздохнула.

– Наверное, в следующий раз ты расскажешь, как звал Иисуса на рыбалку, а он тебя не послушал и пошел в Гефсиманский сад.

– Иисуса? Какого именно?

Самое возмутительное, что Иннокентию удавалось сохранять совершенно серьезное выражение лица.

– Кеша, я все больше понимаю людей, которые заковывали тебя в цепи, запирали в подвал, а потом выбрасывали ключ.

– Нет, не понимаешь. Меня ведь сажали не за мои воспоминания…

– Прости, я забыла. Тебя сажали за похищения девушек. Это совсем другое дело.

– Я всего лишь хотел, чтобы у меня была семья. Как и у всех. Жена, дети…

– Мне тебя жаль, – говорю я, доедая батончик. – И я даже плачу. Но про себя. Сдерживаю рыдания невероятным усилием воли.

Иннокентий кладет мне руку на плечо. Я в удивлении оборачиваюсь и вижу на его лице не грусть и не печаль, а именно скорбь, причем глубинную, основательную и настолько древнюю, что даже непонятно, как с такой скорбью можно жить.

– Ты не понимаешь, – говорит Иннокентий, и я с ним полностью согласна. – Ты не понимаешь, что это такое – быть одному на протяжении тысячи лет. Не знать, кто ты и зачем ты здесь. Видеть вокруг чужие расы и не видеть ни единого существа, похожего на тебя. Иногда… Иногда это очень тяжело, Настя.

– Ага, – механически соглашаюсь я.

– Но даже если это очень тяжело, я не могу никуда от этого деться, потому что… Ты знаешь.

Да, я знаю. Потому что Иннокентий не может умереть. Он пытался – бесполезно. Другие тоже пытались, и совсем не из чувства сострадания. Результат – тот же. Получается, что Иннокентий, если хотите, бессмертен.