Читать книгу "Князь. Последняя битва - Александр Прозоров"

— Я раздавлю тебя, как насекомое, жалкий смертный! — снова сжалась в кулак рука восставшего из ямы существа.

— Тогда некому будет позвать твою кровь, когда наступит день полнолуния, Черный Иблис, — невозмутимо защелкал четками старец. — Она останется в твоем теле и отравит тебя гнилью. Лишь я один знаю, как вызвать старую кровь и сменить ее свежей. Ты можешь убить меня. Но тогда мы умрем вместе. Хочешь остаться в мире живых — дай клятву верности султану. Служи ему честно, и тогда каждый месяц я буду приводить к тебе свежую кровь.

— Ты хочешь сделать Черного Иблиса своим рабом, жалкая таракашка? — зарычало существо.

— Я уже сделал это, — ничуть не дрогнул суфий. — Но у тебя будет достойная цель и великая власть, которой позавидует половина мира. Тебе не стоит бояться позора. Твою тайну знаю я один — величие же увидят все.

— До нового полнолуния еще много дней. Я успею раздавить тебя, погулять вдосталь и умереть свободным.

— Ты насладишься свободой в полной мере и останешься жив, если принесешь клятву верности, — ответил старец.

— Твои слова слишком заманчивы, чтобы быть правдой, — наконец опустил руку Черный Иблис. — Я не верю тебе, смертный.

— Я оживил тебя. Разве может быть что-то хуже могильной ямы?

— Позор хуже небытия, — твердо ответил иблис. — Лучше быть мертвым, чем оказаться обманутым слугой смертных.

— Загляни в мои глаза. Разве ты не способен распознать обман? Великому султану нужен союзник. Сильный, как ты, и верный, как…

— Как собака на коротком поводке, — закончил вместо него Черный Иблис. — Хорошо, смертный, я поверю твоему слову. Но едва настанет день полнолуния, я подниму свою сестру. Она станет следить за мной и тобой, смертный. И если ты предашь свою клятву, она придет на мою могилу и напоит меня свежей кровью. После этого я снова встану, смертный. Я встаю уже не первый раз. Я встану и буду помнить только о мести. И она будет страшна.

— Пока ты будешь верен султану, тебе не о чем беспокоиться, — улыбнулся суфий. Угрозы иблиса не произвели на него особого впечатления. — Идем, тебя ждет новое имя, горячая вода и мягкая постель.

Чудотворец

— Мне удалось это, Лютобор! — довольно похвастался Зверев стоящему над речным обрывом волхву. — Я исцелил Пахома! Он ныне здоров, весел, ест за четверых, дрова все в усадьбе переколол, един троих холопов гоняет, за девками, ровно юнец, ухлестывает. Крепок и силен пуще прежнего!

— Вот как? — покосился на него чародей, залитый ослепительным рассветным солнцем. — Ты оказался более умелым учеником, нежели я ожидал. Нашел лекарство, о котором не слышал даже я. Что это за зелье?

— Я нашел святилище Велеса, вызвал его и предложил испить братчину.

— Я ошибся, — все тем же спокойным тоном произнес волхв. — Ты не умнее, а куда глупее, чем я думал. Ты хотя бы жив?

— Конечно, — пожал плечами Андрей. — Он согласился. Сделал два глотка. И мы с Пахомом тоже. А потом чаша иссушилась и сгорела.

— Велес сделал это, чтобы к напитку не прикоснулся кто-то еще, — пояснил волхв. — Значит, ты тоже вкусил это зелье?

— Это же была братчина! Ее положено пить всем, по кругу.

— Ну ты-то ладно, ты совершил эту глупость по своей воле и своему недомыслию. Но твой слуга — он хоть немного понимает, чем ты его наградил?

— А чем я его наградил? — насторожился Зверев. — Я вернул ему жизнь. И он теперь здоров. Разве этот обряд не исцеляет смертных от любой болезни?

— Исцеляет, — согласно кивнул волхв. — Стать побратимом бога — это великая честь и благословение. Велес признал ваше равенство себе и тем проявил свою волю. Наградил тем самым равенством, что вы искали. Теперь вы не будете болеть. Ведь боги не болеют.

— Ты хочешь сказать, мы стали богами? — не без замешательства переспросил Андрей.

— Чтобы стать богом, мало иметь здоровье, — улыбнулся Лютобор. — Когда твоей воле станут подчиняться звери, птицы и растения, когда твоего взгляда станут опасаться грозы и камни, когда твое знание превысит круг возможных тайн мирозданья, а разум сможет превращать это знание в земные деяния, — только тогда смертные начнут ставить алтари в твою честь, воскуривать для тебя благовония и просить о милостях. Пока же, чадо, ты просто здоровущий балбес. Чурка деревянная. Чурка, она ведь тоже не болеет. Стоит крепкая и сухая и на здоровье свое не нарадуется.

— Но ведь я смог его вылечить! — возмутился Андрей. — Я хотел исцелить Пахома, и я это сделал! Что же ты меня так честишь, колдун?

В этот раз Лютобор на «колдуна» не обиделся, ровно не заметил. Оперся на высокий посох обеими руками, положил на них подбородок, поджал губы:

— Видать, пришла пора зарок свой исполнять. Слово произнесено и вернуть его не сможет ни топор, ни снадобья, ни уговоры. Молитва вознеслась, и Велес сделал свой новый выбор. Пора…

— Ты о чем? — забеспокоился Андрей, но тут образ старого чародея распался, разлетелся в клочья, исчез вместе с ярким тихим рассветом, и вместо него на Зверева обрушилась ярая воронья стая. Отбиваясь, он в отчаянии замахал руками и… проснулся.

Бревенчатый потолок, жаркая перина, небольшое наборное окошко возле изголовья, образ Николая-угодника по левую руку, с Полининой стороны. Это означало, что в этот раз он находится дома, в своей усадьбе, в своем дворце, в своем княжестве. Князь Сакульский, как и всякий служилый боярин, просыпался в своей постели настолько редко, что каждый раз это казалось ему маленьким чудом. Андрей потянулся, опустил ноги на пол, нащупал тапки, подошел к окну, выглянул. По ту сторону стекол качались в сумерках какие-то невнятные тени. То ли ночь светлая, то ли утро хмурое — поди, разберись.

С тихим шипением на густо смазанных салом подпятниках провернулась дверь, внутрь заглянул Пахом:

— Никак встал, княже? То-то, слышу, шаги наверху.

Зверев только улыбнулся наивной хитрости холопа: в то время, когда дядька вышел из людской, он еще дрых без задних ног.

— А тебе чего не спится, дядька?

— На утреню собираюсь, княже. Ты как, пойдешь на службу?

После чудесного избавления от раны Пахом очень сильно беспокоился о спасении своей души и стал куда как набожнее прежнего, надеясь отмолить грех невольного участия в волхвовании. Андрей подозревал, что старый вояка даже покаялся в том на исповеди — уж очень сумрачно поглядывал на князя отец Ион, сменивший недавно прежнего, почившего батюшку в деревенской церкви.

— Пойду, — кивнул Зверев. Ложиться обратно в постель смысла больше не имело. Лютобор уже проснулся и вновь встретиться с волхвом для разговора не получится. Да и мысли тревожные почивать спокойно не дадут. — Конечно, пойду. Вели ферязь красную подать. Ту, что без шитья золотого. В храме меня пусть лучше скромность украшает.

Андрей помнил про зарок старого мудрого волхва. Лютобор намеревался уйти из жизни, дабы не видеть погибели рода русского, земли святой, всего того древнего мира, частью которого он был. Событие сие по пророчеству предполагалось на ближайшие годы, когда на Русь разом обрушатся с трех сторон орды османские, польские и казанские. Страшное было пророчество, угрожающее… Но с того часа, когда услышал его совсем еще юный барчук, минуло четверть века. За это время — не без стараний Андрея, спасшего ненавистного своевольным боярам царя Иоанна и старательно подталкивающего его в принятии решений, — ханство Казанское стало частью Великой Руси, и татары его храбро сражались в русских ратях, Османская империя жестоко умылась кровью в жестокой многодневной битве у Молодей. И даже Польша, увидев неодолимую мощь восточного соседа, не просто присмирела — она призвала русского государя Иоанна на свой престол,[1]освободившийся после смерти Сигизмунда Августа, случившейся на удивление как раз перед эпической битвой двух сильнейших государств мира. И хотя польская знать пыталась вместо прославленного «покорителя ханств» протащить на трон малоизвестного французского принца Генриха Анжуйского, князь Сакульский не сомневался, что магнатам придется уступить мнению худородной, но многочисленной шляхты.[2]