Читать книгу "Лунные пряхи - Мэри Стюарт"

Я до сих пор не могу с уверенностью сказать, что же случилось в этот момент.

По какой-то причине, объяснить которую я не в состоянии, вид этой большой белой птицы, незнакомой мне, аромат цветков лимона, щелканье крыльев ветряных мельниц и звук разбрызгиваемой воды, блики солнечного света, просачивающегося сквозь листву белых анемонов с черными как сажа серединками, и прежде всего тот факт, что я впервые воочию увидела легендарные Белые горы, — все это, слившись воедино, казалось, создало небывалую, непередаваемую атмосферу волшебства, пронзительное, как стрела, ощущение счастья, когда испытываешь один из тех внезапных приливов радости, которые столь отчетливы, столь ясно ощутимы физически, что можешь с точностью назвать день и час, когда весь мир вокруг тебя изменился. Я вспомнила, как сказала чете американцев, что они, доставив меня сюда, подарили мне целый день. Теперь же я поняла, что так оно и есть в самом буквальном смысле слова. И все происшедшее больше не казалось случайностью. Напротив, закономерным и неизбежным было то, что сейчас я стояла здесь одна среди лимонных деревьев, за плечами у меня висела сумка с провизией, прямо передо мной тропинка, белая птица устремлялась вперед, и в моем распоряжении был целый день, словно выключенный из течения времени.

Оглянувшись, я в последний раз посмотрела на мерцающий клин морской глади, потом повернулась лицом к северо-востоку и поспешно двинулась, пробираясь сквозь заросли деревьев, по направлению к лощине, которая, словно сворачиваясь в трубочку, ввинчивалась в склон горы.

ГЛАВА 2

В тот миг, когда она смотрелась

В зеркальную поверхность водной глади

И сквозь каштановые спутанные пряди

Свой бледный изучала лик,

Вдруг словно тень неясная мелькнула

На фоне зеркала…

Оскар Уайльд. Шармиды

Остановиться в конце концов меня заставило ощущение голода. Что бы ни побудило меня совершить эту одинокую прогулку, но под влиянием сего порыва я довольно быстро прошла приличное расстояние, прежде чем снова задумалась о еде.

По мере того как ущелье расширялось, дорога становилась все круче, деревья редели, и сюда все больше проникал солнечный свет. Теперь тропинка узкой полоской петляла по отвесной скале, а внизу, под ней, бежала речка. Другая сторона лощины находилась от нее на некотором отдалении; на склоне, усеянном камнями и низкорослым кустарником, местами встречались деревца, однако солнечные лучи свободно проникали сюда. Теперь, с приближением вершины скалы, тропинка становилась все круче. Создавалось впечатление, что ею не часто пользовались; сплошь и рядом ветви кустарников свешивались над ней, преграждая путь, а один раз мне даже пришлось остановиться, чтобы подобрать с земли стелющийся побег сиреневой орхидеи, лежавший прямо у моих ног. Однако мне удалось устоять против искушения заняться цветами, хотя росли они буквально в каждой трещине скалы. Я была голодна, и больше всего на свете мне хотелось подыскать какое-нибудь ровное местечко на солнце, у воды, где бы я смогла передохнуть и позавтракать, хоть и с опозданием.

Впереди меня, справа, из-за скал доносилось журчание воды, оно казалось ближе и громче, чем шум реки подо мной. Похоже, это был боковой приток, падающий с более высоких скал и вливающийся ниже в основное русло.

Я прошла вперед и увидела его. В том месте, где скала была разрушена, сверху струился небольшой ручеек. Он стремительно пересекал тропинку, образуя водоворот вокруг камня, положенного для перехода через поток, и вновь с головокружительной скоростью обрушивался вниз, по направлению к реке. Я не стала переходить через ручей. Вместо этого сошла с тропинки и, не без труда вскарабкавшись вверх по валунам, окружавшим приток, выбралась на залитый солнцем открытый участок у края лощины.

Через несколько минут я нашла то, что искала. Взобравшись на груду разбросанных в беспорядке белых каменных глыб, поросших маками, я очутилась на небольшой каменистой площадке, окруженной вздымающимися вверх скалами. С южного края площадка была открыта, и перед моим взором предстали головокружительный спуск вниз и мерцавшее вдали море.

Осмотревшись, я увидела полянку асфоделей, заросли папоротника у самой воды, одно-два деревца рядом с отвесными скалами, а в расселине высокой скалы — сам ручей, струящийся среди зелени и образующий тихую запруду под яркими лучами солнца, прежде чем нести свои воды дальше, через маковое поле у края ущелья.

Я сбросила сумку с плеча и поставила ее среди цветов. Потом опустилась на колени у заводи и погрузила ладони в воду. Солнце припекало мне спину. Момент необузданного восторга прошел, счастье уже не било через край — осталось лишь ощущение глубокого физического удовлетворения.

Я наклонилась, чтобы напиться. Вода была ледяной, чистой и жесткой — пьянящее вино Греции, столь ценное, что с незапамятных времен каждый источник охранялся своим собственным божеством, наядами речек и ручьев. Без сомнения, и сейчас какая-то наяда охраняла этот ручеек, затаившись и выглядывая из-за свешивающихся листьев папоротника… И вот что странно (я вдруг непроизвольно оглянулась и бросила мимолетный взгляд через плечо на эти самые заросли папоротника): и в самом деле создавалось ощущение, что за мной кто-то наблюдает. Да уж, действительно, божественная, таинственная, чудесная страна, где стоит только склониться над заводью, как чувствуешь на своей спине чей-то взгляд…

Столь разыгравшееся воображение вызвало у меня улыбку, и я снова нагнулась, чтобы напиться.

В глубине водоема, за моим собственным отражением, что-то светлое мелькнуло на фоне зелени. Чье-то лицо.

Это было столь созвучно моим мыслям, что, размечтавшись, я несколько мгновений даже не обращала на него внимания. И лишь потом до меня стало доходить — классический пример того, что называют замедленной реакцией, — и фантазии стали уступать место осознанию действительности. Я замерла, потом посмотрела снова.

Я была права. Из-за отражения моего плеча на меня смотрело из зеленых глубин чье-то лицо. Но это был не ангел-хранитель источника. Это был человек, мужчина — в воде отражалась его голова, и он сверху наблюдал за мной. Кто-то внимательно разглядывал меня из-за выступа скалы, возвышающейся над ручьем.

Когда прошел первый испуг, я решила, что особенно тревожиться не стоит. Одинокому страннику в Греции нет нужды бояться случайно встреченного бродяги. Наверняка это какой-нибудь молоденький пастушок, заинтересовавшийся появлением здесь иностранки. Возможно, он даже спустится и поговорит со мной, если не слишком застенчив.

Снова склонившись к ручью, я вдоволь напилась, потом ополоснула руки. Вытирая их носовым платком, я по-прежнему видела отражение лица, подрагивающее в растревоженной воде.

Я обернулась и посмотрела вверх. Ничего — голова исчезла.

Меня это даже позабавило, и я продолжала ждать, не сводя глаз с вершины скалы. Голова вновь появилась — украдкой, прямо-таки воровски, так что, несмотря на весь мой здравый смысл, несмотря на все, что я знала о Греции и греках, мне вдруг стало тревожно, по спине пополз холодок. Здесь было нечто большее, нежели просто застенчивость: как-то уж очень таинственно эта голова появлялась, дюйм за дюймом, из-за скалы. А увидев, что я смотрю на него, мужчина этот исчез более чем таинственно.