Читать книгу "Роксолана Великолепная. В плену дворцовых интриг - Наталья Павлищева"

Кара-Ахмед-паша прибыл в Стамбул раньше супруги, и их дворец для жилья успели приготовить, но Фатьма Султан пробыла в своих покоях очень недолго. Несмотря на то, что пожилая женщина устала в долгой дороге, она, едва окинув взглядом поспешно подремонтированные комнаты и сделав несколько едких, но вполне справедливых замечаний по поводу неуместности некоторых деталей, Фатьма Султан отправилась в хаммам.

Вызов в Стамбул мужа лично для нее означал переезд сюда насовсем. Даже если Кара-Ахмед-паше придется вернуться в Эдирну. Может же Шах-Хурбан жить одна, значит, и она сможет.

Вопреки обычаю не думать в хаммаме ни о чем, Фатьма Султан все время, пока ее массировали, мылили, удаляли волоски, обливали водой, натирали разными маслами, расчесывали, одевали… обдумывала создавшееся положение. Конечно, по пути из Эдирны в Стамбул у нее было достаточно времени, чтобы обо всем поразмыслить, но оказалось, что поговорка права и лучше один раз увидеть, чем сотню раз услышать. Фатьма Султан терпеть не могла Хуррем и после смерти матери – валиде Хафсы – в Стамбуле бывала только раз, когда выходила замуж за Кара-Ахмед-пашу. Но тогда еще был жив Ибрагим-паша, и ненавистная роксоланка власть в гареме толком не взяла.

В Эдирне Фатьма Султан не раз слышала о больших переменах в Стамбуле, особенно за последние годы, о строительстве и новых порядках. Но над порядками, вводимыми мужем сестры Лютфи-пашой в его бытность Великим визирем, когда тот взялся искоренять пьянство путем поджога иностранных судов с вином, проституток попросту бросал в кожаных мешках в Босфор, а уличенных в блуде мужчин кастрировал на месте, Фатьма Султан от души смеялась вместе с мужем, а от сведений о строительстве просто отмахивалась.

И вот перед ее взором взметнулись ввысь минареты новых мечетей, встали стены прекрасных зданий, зажурчала вода новых фонтанов и зазеленели сады, которых раньше не было, и стало несколько не по себе. Фатьма поняла, что не все знает о жизни в Стамбуле и во дворце. Требовалось с кем-то срочно посоветоваться.

О том, зачем падишах вообще вызвал Кара-Ахмед-пашу в Стамбул, Фатьма не задумывалась, вернее, старалась гнать от себя такие мысли, чтобы не спугнуть удачу, она очень капризна.

Уже ходили слухи, что под Рустем-пашой (еще один безродный выскочка, пригретый султаном) зашаталось его кресло Великого визиря, может, теперь очередь Кара-Ахмед-паши? Сама Фатьма в этом была почти уверена, а потому пока ехала в Стамбул, ее буквально распирало от предчувствия скорой власти.

Жена Великого визиря и сестра султана… Фатьма – не глупая Шах Хурбан и не эта размазня Хатидже, она, если понадобится, сумеет и приструнить мужа, и даже заставить поступать по-своему. И на брата влиять тоже. Хуррем Фатьма совсем не принимала в расчет, этой рабыне место среди слуг, туда она и вернется!

Но стоило увидеть изменившийся Стамбул и услышать разговоры даже среди слуг, как уверенности несколько поубавилось. Неужто эта рыжеволосая ведьма и впрямь взяла такую власть?!

Шах Хурбан, конечно, не слишком умна, если умудрилась попасть в столь глупое положение – стать соломенной вдовой по собственному желанию, но у нее хотя бы можно узнать, что творится в Стамбуле.

Шах Хурбан была рада сестре, хотя немного побаивалась ее.

– Вай, сестра, как вы похорошели!

Шах не лгала, лицо Фатьмы Султан и впрямь заливал естественный румянец. Фатьма никогда не отличалась тонкой талией и стройной фигурой, а теперь и вовсе растолстела, все же возраст сказывался, зато ни морщинки на лице. Рослая, как и брат, пышнотелая, вальяжная… Младшая сестра с завистью смотрела на Фатьму. Как ей удается оставаться столь уверенной и спокойной?

Шах ошибалась, спокойной Фатьма вовсе не была, скорее наоборот, но умела скрывать свой бешеный нрав за почти приторной улыбкой. Впрочем, не она одна.

Вот и сейчас сестры целовались, словно обожали друг дружку.

– Ах, сестрица, а вы как похорошели!

– Нет-нет, куда мне до вас!

– Чмок! – щека к щеке и губы якобы целуют.

– Ах, чмок! – ответный поцелуй.

А лицо кривится, пока его не видно: фу, ну и запах у этой Шах! Так и не научилась выбирать духи.

И ответная гримаса: о, Аллах, она ест чеснок?!

Приторная улыбка и мгновенная оценка: бледная курица, не способная даже ткань для платья подобрать.

Ответная насмешка в опущенных глазах: на эту корову, небось, целый отрез ткани понадобился. Сколько же весит ее гардероб?

Но в лицо лишь приветственные слова и улыбки. Женская натура, что поделать… Не все женщины таковы, но те, которым больше нечем заняться, частенько.

А еще запахи…

У каждой женщины свой запах, старательно отобранный или даже созданный. Пахнуть, как кто-то другой – это унижение, вот и пахли женщины одна розой, другая гиацинтом, третья предпочитала запах сандалового дерева, четвертая фиалки… Фатьма Султан терпко пахла смесью мускуса и амбры.

Этот запах хорош только намеками, но нос постепенно привыкает, и чтобы самой улавливать свои духи, их требовалось все больше и больше. Фатьма пользовалась амброй много лет, а потому запах был слишком терпким, временами даже невыносимым. Но показывать это султанской сестре не рекомендовалось, следовало терпеть, не отворачивая нос в сторону, иначе наживешь себе врага…

Шах Хурбан пахла смесью гвоздики и почему-то цветов апельсинового дерева. Странная смесь, говорившая о неустойчивом характере самой женщины.

Приторные улыбки и насмешка в глазах, ласковые слова и яд в душе… Но все только пока разговор не зашел о Хуррем Султан. Вот тут сестры были едины: ведьма на престоле!

Мгновенно забыты ехидные замечания по поводу друг дружки, головы склонились ближе, губы поджались, глаза загорелись… Найден, вернее, подтвержден общий враг, личные разногласия можно оставить.

Шах Хурбан рассказывала о нововведениях в столице, к которым причастна Хуррем. Главное, конечно, то, что она переехала в Топкапы!

– Представляете, сестра, оставить гарем в Старом Дворце! Несчастные женщины вынуждены тосковать в одиночестве.

– Как это мог допустить Повелитель? Жаль, меня не было рядом, я бы такого не позволила!

Шах с презрением посмотрела на сестру, предварительно убедившись, что та не видит выражения ее лица. Она бы не позволила! Да кто стал бы спрашивать старую толстуху?! Хуррем творит во дворце все, что считает нужным, если уж сам Повелитель не возражает, кто другой может сказать хоть слово против?

– Ах, сестра, говорят, она даже слушает, что творится на заседаниях Дивана!

– Что?! Присутствует на заседаниях Дивана?!

– Нет, не присутствует, но находится за решеткой, как это делал сам Повелитель.

– Вах! Это не женщина! – объявила якобы сраженная услышанным Фатьма Султан, хотя давно все знала.

– А?! А кто? – шепотом поинтересовалась Шах Хурбан.