Читать книгу "Можно, я попробую еще раз?! - Игорь Минаков"

Ему простительно, он молодой, не знает, что нарисована Луна золотой краской, кисточкой из волос царицы Хтоми, что была супругой творцу мира поднебесного, сотворившему купол со всеми его звездами и ежедневно (собственноручно!) зажигающему солнце.

Не рассчитал сил племянник в усердии своем, да и рухнул оземь всеми своими килограммами, а их у него немало — все-таки наследственная величавость берет свое. Теперь отлеживается в больнице, — но не это страшно, плохо то, что пора ему выходить на волю, не первый уж год вгрызается он в неподатливую науку магии.

А сколько еще пакостей учинял Эмрал… Габил вспомнил горшочек, подаренный ему на день рождения. Горшочек этот выдавал различные кушанья, в зависимости от того, с какой интонацией произнесешь слово «спасибо!». Тут были и пироги, и соленья, и варенья, и жаркое, и пирожные с тортами — что угодно. Только было это, когда «спасибо!» говорил сам Эмрал или кто-то из их товарищей по обучению. У самого Габила ничего, кроме подгоревшей яичницы, не выходило. А так как в те времена он не мог себе позволить выбирать кушанья по вкусу (отец очень любил сына, но еще больше он любил себя, а денег на развлечения двоим могло и не хватить), то на всю жизнь вкус пережаренной яичницы остался во рту будущего чародея. Нельзя сказать, что у него ничего не получалось: иногда яичница была с помидорами, иногда — с грибами, изредка, когда по утрам губы плохо повиновались хозяину, яичница выходила, наоборот, недожаренной — но неизменно это была яичница. Он подозревал какой-то фокус, но любой новый, неосведомленный о хитрости и коварстве горшка школяр, едва ему объяснишь принцип действия, был способен худо-бедно сделать себе угощения для стола. Конечно, можно было бы попросить кого-нибудь сказать «Спасибо!» вместо себя, но Габил не умел унижаться до просьб и, хотя имел несколько друзей-приятелей, предпочитал питаться тем, что мог достать сам.

Он вспомнил детские шалости Эмрала: и мороженое, которое таяло у него в стаканчике и снова замерзало в животе, и птицу, в конце каждого своего ругательства повторявшую «Габил» (а знала она их превеликое множество и охотно делилась знаниями), — всего и не упомнишь.

Он недовольно потряс головой и вернулся к текущему выступлению Эмрала.

ГЛАВА 3,в которой, дабы отвлечь внимание Совета, в ход идут самые невероятные истории

Давайте все забудем и начнем заново!

Яго

РЕЧЬ ЭМРАЛА. ЕГО ДВОЮРОДНЫЙ ДЯДЯ. ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ. БЫК

Хотя Габил пропустил часть выступления, Эмрал только закончил прелюдию и переходил к основной части.

Эмрал, в свою очередь, понимал, что судьба парня висит на волоске, Совет явно колебался, и маг решил увести разговор в другую сторону.

— Все вы знаете, что даже у очень хороших магов бывают недостатки. Я могу доказать это на примере своего двоюродного дядюшки, который, без сомнения, известен всем вам как колдун, причем весьма высокого уровня. Конечно, я не хочу возвеличить его только потому, что он мой родственник, — в конце концов, у дяди, как у любого знаменитого человека, есть родня (кстати, что странно, чем более знаменит человек, тем больше у него родных). Но вы-то все знаете его, он преподавал в нашей Школе пару десятков лет назад.

Так вот, дядя был волшебником от бога, маг седьмого уровня, создавший волшебный летающий шатер цирка Перпетии, воссоздавший уникальную татуировку в виде северного сияния и покоривший свою жену (колдунью и ведьму) удивительной многофункциональной метлой. Он сам признавался, что это был самый сложный из его подвигов, так как удивить метлой ведьму надо уметь, уж они-то в подобном инвентаре разбираются дай бог каждому (хотя и терпеть не могут уборку по дому).

Жители маленького городка всегда радовались, что у них есть собственный волшебник, пусть и живущий уединенно на окраине города. Кстати, не замечали, что большинство волшебников живут уединенно? Это вынужденная мера предосторожности, принятая коллегией магов по настойчивому предложению жителей Нового Керта. Догадываетесь, что стало со стоявшим на пересечении торговых путей, кичившимся своими неисчислимыми богатствами, красотой храмов и мудростью правителей Кертом?

В общем, иметь своего волшебника никогда не плохо, будь то на случай наводнения, пожара, цунами или просто ссоры с женой. Приворотное зелье или снятие сглаза — пусть и невелик труд, но простому человеку не чужды простые радости.

Правда, был у него недостаток, любил приложиться к рюмке. В наше время это, конечно, уже не недостаток, скорее черта характера, причем достаточно распространенная. И что надо отметить, выпив свою норму (с возрастом она у дяди существенно сократилась — до размера любого бокала, из которого он пил в текущий момент), он не лез в драку (маг в рукопашной жалкое зрелище), не читал стихи собственного сочинения (здесь надо заметить, что очень часто вечер, начинающийся с чтения стихов, заканчивался дракой) и даже не дразнил собак, поскольку он не мог придумать ничего лучшего, чем подражание их лаю (а этим он доставал не только собак, и даже не столько их, сколько людей, не привыкших к такого рода развлечениям).

Дядя чинно и спокойно, взяв свой вес на грудь, уходил домой, где, завалившись на кровать, начинал видеть сны. Он спал тихо и крепко, как здоровый младенец, не храпел, не ворочался с боку на бок и, уж конечно, не ходил во сне, даже не причмокивал губами. И снились ему удивительные, сказочные, фантастические, волшебные сны, причем фантазия его была буйной и несокрушимой.

Спать после попойки дядя мог днями и неделями.

Одна беда — во сне он говорил. И не просто бессвязно бормотал — он разборчиво произносил заклинания, воплощавшие его фантазии в жизнь. И чем сильнее была фантазия, тем лучше было ее воплощение в жизнь, тем дольше она существовала в реальном мире.

Сначала жителей порадовал бык, появившийся на улицах города. Он рьяно бросался на любой предмет, так или иначе напоминавший ему красный цвет. Жители, уже привыкшие к своему волшебнику и даже любившие его за невинные шалости, почти не обратили внимания на это происшествие. Конечно, красный цвет сразу вышел из моды. Женщины не просто перестали носить красное (к тому же они тотчас осознали, что и смотрелось оно на них не очень: то ли полнило, то ли просто было излишне вызывающе), но даже перекрашивали ярко-рыжие волосы и предпочли красить губы в другие цвета (так дядя, сам того не желая, стал первопричиной появления краски для волос и губной помады, причем самых разных оттенков).

Архитекторы и маляры срочно переделывали свои композиции так, чтобы не было даже намека на красное (дело в том, что бык получился большой и свирепый и биться лбом о стену непонравившегося здания для него было желанной передышкой от бесконечной беготни по улицам в поисках ненавистного цвета). К быку привыкли, и единственно, боялись выходить на улицу во время заката, когда багряный цвет неба доводил быка до бешенства, и бежал бык со всех сил, и не мог достать он неба, зато попутно все равно сносил что-либо и бывал этим удовлетворен.

Но однажды завелся в городке исследователь. Можно даже сказать, естествоиспытатель. И все бы ничего, но то ли дяде приснилось продолжение истории про быка, то ли исследователь стал первопричиной всех изменений, но однажды заметили жители городка, что бык перестал бросаться на красное, а переключился на желтое. До солнца он достать, разумеется, не мог, но кто мог знать, что желтое ему тоже небезразлично? Спешно стали по всему городу закрашивать желтое, но не успели — бык вдруг вздумал кидаться на синее. Тут уж жители возопили и пошли к естествоиспытателю, во-первых, узнать, к каким же выводам он пришел, а во-вторых, просто проведать его в больнице. И естествоиспытатель сказал, щеголяя гипсовыми повязками, что он знает тайну изменения цветовых пристрастий быка.