Читать книгу "Валис - Филип Киндред Дик"

В этом вся суть – Жирному нравилась Стефани, а не ее наркотики, но чтобы поддерживать с ней отношения, он вынужден был покупать их. А значит, ему пришлось перейти на гашиш. Для Стефани гашиш был началом и концом жизни. Во всяком случае, жизни, которую стоит жить.

Хоть Бог и явился Жирному не в лучшее его время, он по крайней мере не делал ничего противозаконного, как Стефани. Жирный не сомневался, что Стефани закончит тюрьмой; он полагал, что ее могут сцапать в любую минуту. А все друзья Жирного ожидали, что в любой момент арестуют его. Нас это тревожило, как и его медленное сползание в депрессию, психоз и изоляцию.

Жирный беспокоился о Стефани. Стефани беспокоили цены на гашиш. Хуже, ее беспокоили цены на кокаин. Мы часто представляли, как она подскакивает на постели среди ночи и восклицает: «Иней[5]поднялся до сотни баксов за грамм!» Цены на наркоту волновали ее, как обычных женщин – цена на кофе.

До шестидесятых Стефани просто не могла бы существовать. Наркота вызвала ее к жизни, извлекла из небытия. Стефани была коэффициентом наркоты, частью уравнения. И в то же время именно через нее Жирный в конце концов пришел к Богу. Не через наркотики; с наркотиками это не имеет ничего общего. Путь к Богу через наркоту – это ложь, которую пытаются толкнуть нам беспринципные мошенники. Стефани привела Жирного Лошадника к Богу при помощи маленького глиняного горшка, который она вылепила на своем ножном гончарном круге, том самом круге, что Жирный помог ей купить к восемнадцатилетию.

Улетая в Канаду, Жирный забрал горшок с собой – тот лежал в единственном чемодане Жирного, завернутый в трусы, носки и рубашки.

Выглядел горшок совершенно заурядно – широкий, светло-коричневый, немного голубой глазури по ободку. Стефани была не слишком искусным гончаром.

Неудивительно, что один из ее первых горшков достался Жирному. У них сложились действительно близкие отношения. Когда Жирному становилось совсем худо, Стефани успокаивала его при помощи своей трубочки с гашем.

Горшок, однако, обладал одним необычным свойством. В нем дремал Бог. Он дремал в горшке очень долго, так долго, что едва не опоздал. В некоторых религиях бытует теория, что Бог вмешивается в происходящее в одиннадцатом часу. Может, это и так, не могу сказать. В случае Жирного Лошадника Бог ждал до без трех минут двенадцати, и даже тогда того, что он сделал, едва ли было достаточно, фактически он вмешался слишком поздно.

Нельзя винить в этом Стефани; едва получив гончарный круг, она сразу же вылепила горшок, покрыла его глазурью и обожгла. Она сделала все, что в ее силах, чтобы помочь своему другу Жирному, который, как ранее Глория, начинал умирать. Стефани помогла своему другу тем же способом, которым и тот пытался помочь своему, только у нее получилось лучше. В этом и состояла разница между Жирным и Стефани. В момент кризиса она знала, что нужно делать. Жирный не знал. Поэтому сегодня Жирный жив, а Глория – нет. Друг Жирного оказался лучше, чем друг Глории. Может, он и хотел, чтобы все случилось по-другому, но выбор был не за ним. Не мы помогаем другим людям, и не по своей воле; это делает вселенная. Вселенная принимает определенные решения, и на основе ее решений одни люди живут, а другие умирают. Этот закон суров, но все живые существа вынуждены подчиняться ему. Жирный получил Бога, а Глория Кнудсон – смерть. Не слишком справедливо, и Жирный первым сказал об этом. Поверим ему.

После встречи с Богом Жирный развил в себе совершенно ненормальную любовь к нему. Это совсем не то, что обычно имеют в виду, когда говорят о ком-нибудь: «Он любит Бога». В случае Жирного то была настоящая жажда. Еще более странно – Жирный уверял нас, что Бог причинил ему боль, и при этом он по-прежнему жаждал Бога, как пьяница жаждет спиртного. Бог, говорил нам Жирный, выстрелил лучом розового света ему прямо в глаза. Жирный временно ослеп, и у него несколько дней раскалывалась голова. Очень легко, говорил он, описать луч розового света; точь-в-точь как после того, как у вас перед носом разрядят фотовспышку. Жирному буквально везде мерещился этот розовый свет. Иногда он мельком показывался на экране телевизора. Жирный жил ради этого света, ради одного его особенного оттенка.

Однако он никак не мог по-настоящему его найти. Никто не в силах воссоздать этот оттенок цвета, кроме Бога. Иными словами, обычный свет не содержит такого оттенка. Однажды Жирный даже тщательно изучил таблицу видимого спектра. Нужный цвет отсутствовал. Жирный видел цвет, который не видел больше никто; этот цвет находится вне спектра.

Что сопутствует свету, если говорить о частотах? Тепло? Радиоволны? Мне бы следовало знать, но я не знаю. Жирный сказал (не знаю, насколько это правда), что в солнечном спектре то, что он видел, составляло около семисот миллимикрон; если использовать термины линий Фраунхофера, через точку «В» в направлении точки «А».

Думайте что хотите. Я полагаю, это симптом его сумасшествия. Люди, находящиеся в стадии нервного срыва, часто проводят самые разнообразные исследования с целью найти объяснение своим действиям. Исследования эти, конечно же, заканчиваются провалом.

Подобные исследования провальны, покуда имеем к ним отношение мы, но, как ни печально, иногда снабжают фальшивой логикой разрушающийся разум – у Глории, например, появились те самые «они». Однажды я поглядел линии Фраунхофера, и там не оказалось никакого «А». Я смог найти только «В». Линии идут от «G» к «В», от ультрафиолета к инфракрасному спектру. Вот так. Больше ничего нет. То, что видел Жирный – или думает, что видел, – не было светом.

Когда он вернулся из Канады – после того, как обрел Бога, – мы много времени проводили вместе, и в одну из наших ночных прогулок (обычное дело, мы постоянно искали приключений), когда я парковал машину, у меня на левой руке неожиданно появилось пятнышко розового цвета. Я знал, что это, хотя и видел такую штуку впервые – кто-то направил на нас луч лазера.

– Это лазер, – сообщил я Жирному, который тоже его видел: луч гулял повсюду, цепляя телефонные будки и пробегая по цементным стенам гаража.

В дальнем конце улицы стояли два подростка с каким-то квадратным предметом в руках.

– Они сами сделали чертову штуковину, – сказал я.

Мальчишки подошли к нам – улыбки до ушей – и сообщили, что собрали эту штуку из конструктора. Мы выразили свое восхищение, и они отправились дальше – пугать других.

– Это тот розовый цвет? – спросил я Жирного.

Он ничего не ответил, но у меня создалось впечатление, что Жирный что-то скрывает. Я чувствовал, что видел именно тот самый цвет. Почему Жирный не сказал мне об этом? Не знаю. Возможно, такое заявление разрушило бы более стройную теорию. Психически неуравновешенные типы не используют Принцип Научной Бережливости: теория для объяснения данной совокупности фактов должна быть максимально простой. Им подай что повычурней.

По словам Жирного, суть того, что произошло, когда розовый луч обрушился на него и ослепил, вот в чем: он мгновенно познал то, что никогда не было ему известно. А именно: Жирный узнал, что у его пятилетнего сына имеется скрытый врожденный дефект, и понял, в чем состоит этот дефект, вплоть до мельчайших анатомических деталей. Фактически вплоть до рекомендаций, которые Жирный должен был дать врачам.