Читать книгу "Путь Пилигрима - Гордон Диксон"

Он указал на свою одежду пилигрима.

– Вы постриглись в монахи.- Теперь голос бармена был сухим, отстраненным.

– Нет, вы не понимаете…

Непривычное тепло от выпитого вдохновило его. Образ бабочки незаметно переходил - и растворился - в образе мстителя.

– Вы считаете, то, что произошло сейчас на площади,- случайность? Это не так. Не просто случайность, большего я не могу сказать.

– Не просто случайность? - бармен нахмурился; и когда заговорил снова, его голос, подобно голосу Шейна, понизился до максимально осторожного.

– Разумеется, человек, кончающий жизнь на пиках,- это не было запланировано,- пробормотал Шейн, наклоняясь к нему.- Пилигрим…- Шейн осекся.- Вы не слыхали про Пилигрима?

– Пилигрим? Какой Пилигрим? - Лицо бармена приблизилось.

Теперь оба они говорили почти шепотом.

– Если вы не знаете, мне нельзя говорить…

– Вы уже и так много сказали…

Шейн вытянул руку и, облокотившись на стойку бара, коснулся своего шестифутового посоха из полированного дуба.

– Это один из символов Пилигрима,- сказал он.- Есть и другие. На днях вы увидите его метку и поймете, что нападение на алаагов на площади не было просто случайностью. Это все, что я могу вам сказать.

С этим замечанием удобно было удалиться. Шейн поднял посох, быстро повернулся и вышел. Он почувствовал облегчение только после того, как дверь бара закрылась за ним. Какое-то время он стоял, вдыхая прохладный воздух и ожидая, пока прояснится голова. Он заметил, что руки его дрожат.

Когда в голове просветлело, к нему вернулось здравомыслие. Он почувствовал на лбу холодную испарину. Что на него нашло? Рисковать всем, только чтобы порисоваться перед незнакомым барменом? Сказки вроде той, на которую он только что намекал, могут достигнуть ушей алаагов - и в частности ушей Лит Ахна. Если пришельцы заподозрят, что ему известно что-то о движении Сопротивления, они захотят узнать у него гораздо больше, и в этом случае смерть на тройных пиках может оказаться чем-то желанным, а не устрашающим.

И все же он испытал потрясающее чувство за те несколько секунд, когда делился с барменом своей фантазией, почти поверив в нее. Чувство почти такое же сильное, как восторг при виде выжившей бабочки. За несколько мгновений он почти возродился к жизни, как часть мира, вмещающего в себя Пилигрима-мстителя, способного бросить вызов алаагам. Некий Пилигрим, оставляющий свой знак на месте каждой алаагской казни как обещание грядущего возмездия. Тот самый Пилигрим, который в конце концов поднимет мир на свержение тирании пришельцев-убийц.

Он повернулся кругом и поспешно зашагал обратно к площади и к улице, по которой можно добраться до аэропорта, где его подберет алаагский курьерский самолет. Он ощущал сосущую пустоту в животе при мысли о встрече с Лит Ахном, но в то же время мысли бурлили. Вот если бы он был рожден с более атлетическим телом и равнодушием к опасности, необходимыми для настоящего борца Сопротивления! Алааги полагали, что истребили в зародыше человеческое сопротивление два года тому назад. Пилигрим может стать реальностью. Его роль подходит любому человеку, хорошо осведомленному о чужаках,- при условии, что он совершенно лишен страха и воображения, которое заставило бы его видеть в ночных кошмарах то, что могут сделать с ним алааги, когда поймают и разоблачат - а это в конечном счете произойдет. К несчастью, Шейн не был таким человеком. Даже и теперь он просыпался в холодном поту от ночных кошмаров, в которых алааги ловили его за какие-то мелкие прегрешения и собирались наказать. Некоторые мужчины и женщины, и Шейн среди них, испытывали ужас перед намеренно причиненной болью… Он вздрогнул от мрачных мыслей, смесь страха и ярости вызвала спазмы в животе, заставив забыть о настоящем.

От кипения потаенных переживаний в нем вызрело безразличие к окружающим вещам, едва не стоившее ему жизни, как и то, что, уходя из бара, он бессознательно натянул капюшон плаща на голову, чтобы спрятать лицо от могущих позже опознать его как человека, виденного в том месте, где бармену рассказывали о ком-то по имени Пилигрим. Очнулся он от собственных мыслей, только услыхав слабое скрежетание окаменевшего от грязи тряпья по цементному тротуару где-то сзади.

Шейн остановился и быстро обернулся. Не больше чем в двух метрах позади себя он увидел подкрадывающегося к нему человека с деревянным ножом и деревянной дубинкой, утыканной осколками стекла; тощее тело нападавшего было плотно обмотано тряпьем в качестве доспехов.

Шейн повернулся, чтобы бежать. Но теперь, во внезапно наступившей могильной тишине и пустоте улицы, из-за домов с двух сторон ему наперерез вышли такие же люди, вооруженные дубинками и камнями. Он оказался в ловушке между одним позади и двумя впереди себя.

Сознание его внезапно сделалось четким и ясным. В один миг одолел он вспышку испуга, оказавшись за пределами страха, во власти острого ощущения натянутой струны, как от воздействия на нервы ударной дозы стимулирующего средства. Сами собой сказались два последних года тренировок. Откинув капюшон, чтобы тот не загораживал боковое зрение, Шейн ухватился за середину посоха расставленными на полтора фута руками, держа его перед собой и поворачивая так, чтобы все трое были у него в поле зрения.

Трое бродяг остановились.

Они явно почувствовали, что совершили ошибку. Увидев человека с надвинутым на глаза капюшоном и опущенной головой, они, должно быть, приняли его за так называемого «молящегося странника», одного из тех, кто носит рясу и посох как знак ненасильственного приятия греховного состояния мира, приведшего всех людей под ярмо пришельцев. Они заколебались.

– Ладно, пилигрим,- сказал высокий мужчина с рыжеватыми волосами, один из двух, вышедших ему навстречу.- Кидай кошелек и проваливай.

На мгновение Шейн ощутил во рту сильный металлический привкус. Сумка на поясе странника содержала в себе многие из возможных мирских благ; но трое окруживших его людей были «бродягами» - не рабами - теми, кто не мог или не хотел выполнять работу, порученную пришельцами. По алаагскому закону таким отверженным нечего было терять. При встрече с такой троицей почти любой странник, молящийся или нет, отдал бы свой кошелек. Но Шейн не мог этого сделать. В его сумке, помимо собственных вещей, были официальные бумаги алаагского правительства, которые он нес Лит Ахну; и Лит Ахн, воин с рождения и по традиции, не поймет этого и не проявит милосердия к слуге, не сумевшему защитить доверенную ему собственность. Лучше уж дубинки и камни сейчас, чем разочарование Лит Ахна.

– Иди и возьми,- откликнулся он. Собственный голос, показалось, прозвучал странно.

Посох в руках стал легким, как бамбуковый шест. Теперь бродяги надвигались на него. Необходимо было вырваться из сжимающегося вокруг него кольца, чтобы охватывать взглядом их всех… Слева виднелся фасад магазина, и оттуда на него надвигался низенький седой бродяга. Шейн сделал отвлекающий выпад в сторону высокого рыжеватого мужчины, потом отпрыгнул влево. Низенький бродяга при его приближении замахнулся дубинкой, но посох в руках Шейна отмел ее в сторону, и один конец посоха пришелся как раз в нижнюю часть тела бродяги. Тот свалился без звука и лежал, съежившись. Шейн перешагнул через него, достиг фасада магазина и повернулся, чтобы встретить лицом к лицу двоих оставшихся. Поворачиваясь, он заметил что-то в воздухе и инстинктивно пригнулся. Камень ударился о край кирпичной кладки у витрины магазина и соскользнул вниз. Шейн отступил в сторону, чтобы витрина оказалась у него за спиной. Двое других были теперь у края тротуара, напротив него, и продолжали загораживать ему путь к отступлению. Рыжеволосый слегка хмурился, сжимая в руке следующий камень. Его удерживало широкое бьющееся стекло позади Шейна. Мертвый или избитый человек ничего не значил, а вот разбитая витрина магазина означала немедленный вызов алаагской полиции через автоматическую сигнализацию, а пришельцы не проявляли великодушия при устранении бродяг.