Читать книгу "Повелители времени. Спасти Кремль - Елена Ленковская"

Размышляя обо всём об этом, Руся незаметно заснул. Ему снился урок физкультуры. Во сне он непременно, просто кровь из носу, должен был прыгнуть с пятиметрового трамплина. На спор. Чтоб знали… Никакой я не испуганный солдатик, зарубите себе на носу!

Руся решительно подтянул плавки и посмотрел наверх. Снизу-то не страшно. А вот сверху…

От одного только воспоминания о том, каким маленьким кажется бассейн оттуда, у Руси ослабли коленки. Но он закусил губу и, ощущая сквозняк где-то желудке, медленно полез на вышку.

Луша не хочет быть мышью

— Чёрт побери, металлические пружины опять сломались. Всё дело в качестве стали. Здешняя никуда не годится. Всё приходится выписывать из заграницы! И рабочих, и английскую сталь.

— Думаю, всё же, господин Леппих, большая удача, что русские заинтересовались вашим проектом. Ведь они вкладывают в него уйму денег!

— Господин Шефлер, не забывайте, что я здесь инкогнито! Мы с вами не в Вюрцбурге. Здесь, в России, я — доктор Шмидт. Называйте меня Шмидтом.

— Полноте, Франц, мы здесь одни. К тому же усадьба охраняется: полторы сотни гренадеров, драгуны… Да-а. Наполеон прогадал, отказавшись от вашего предложения построить управляемый воздухоплавательный аппарат.

— О-о, сначала он выслал меня из Франции за шарлатанство. А потом — опомнился. Шпионы Бонапарта чуть не схватили меня в Германии, где я…

…Луша открыла зажмуренные глаза. По-прежнему ничего не было видно.

— Какой странный «исторический» сон, — подумала она. — Что-ли я с головой укрылась?

Постепенно обнаружилось, что Лушины лопатки упираются в стену, а нос — в тяжёлую пыльную портьеру.

Разговор с той стороны портьеры продолжался. Луша догадалась, что говорят на другом языке. Как ни странно, она всё прекрасно понимала. Кажется, говорили по-немецки. Чесался нос. Кстати, сон ли это? Нос, например, чесался по-настоящему. Сильно чесался, прямо как наяву!

Луша снова прислушалась.

— Бонапарт сначала отказал, а потом испугался, что я предложу машину русским. Русские оказались более дальновидными. Да-с! А про Наполеона я знаю одну историю. Хотите, расскажу?

— Любопытно.

— Знаете Бланшара?

— Как же. Ваш коллега. Впрочем, лично не знаком.

— Ну, Бланшар — личность известная. Аэронавт, изобретатель. Устраивал показательные полёты на воздушных шарах. Катал, знаете ли, господ-любителей острых ощущений. За большие деньги, разумеется. Эти полёты наделали много шуму по всей Европе… Да вы ешьте, ешьте, Шефлер! У этих русских очень вкусная бо-твинь-а. Не запутайтесь, они подают её сразу в трёх тарелках — одна с рыбой, другая с супом, третья — со льдом.

До Луши донеслось швырканье и звяканье ложек.

— Рыбку, рыбку. А теперь лёд, лёд. Прямо в суп кладите, — сквозь хлюпанье настойчиво предлагал первый голос.

В ответ послышалось нечленораздельное мычание.

Прожевав, первый удовлетворённо продолжал:

— Так вот, Бланшар. Когда он устраивал свои полёты в Париже, к нему пришёл один кадет военной школы. Просил взять с собой. Да только денег у кадета недоставало, а мой коллега благотворительностью никогда не занимался…

Повисла пауза. Затем послышалось довольно злорадное хихиканье.

— Тому кадету, знаете ли, потом здорово влетело от старшего офицера. Мол, вздумал мундир свой позорить — летать, будто ярмарочный шут. Догадайтесь, кто этот жалкий неудачник?

Молчание.

— Ну?

— Неужели?

— Вот именно. Хо-хо! Это был никто иной, как Наполеон!

Смеются. Противная пыльная занавеска елозила прямо по Лушиному лицу. От этого всё сильнее и сильнее свербило в носу. Не выдержав, Луша тоненько чихнула. Портьера шевельнулась. Одним чихом не обошлось. Девочка чихнула снова, а потом ещё и ещё.

— А-а, майн готт! И здесь эти мыши! — воскликнул первый довольно раздражённо.

Что-то пребольно стукнуло Лушу по лодыжке. Чем это он в меня кинул? Своим башмаком, что ли?

— Вот ещё незадача. В оболочке малого шара вчера обнаружилась громадная дырища. Доктор Шефлер, это мыши! Проклятые мыши проели тафту.

— Думаю, всё дело в пропитке, герр механик. Вы пропитали шёлк лаком, а его запах привлекает мышей. Надо обзавестись кошками, вот мой совет.

— Ага! Где мой волшебный Йордан? Он не то что кошек, он самого чёрта из пекла достанет.

Послышались уверенные шаги. Совсем близко! Луша затаила дыхание. Портьера зашевелилась. Доктор Шмидт пристукнул каблуком, обувая брошенный в мышей башмак.

Тут в комнату вошел кто-то ещё.

— Доктор Шмидт, вас господин Фейхнер велели позвать. Господин военный губернатор Москвы граф Ростопчин изволили пожаловать.

— Проверка? — спросил тихо доктор медицины.

— Граф уверяет, что написал в донесении к государю императору, что любит мою машину как собственное дитя, — усмехнувшись, процедил доктор Шмидт.

— Спасьибо, ми уже идьём, — коверкая слова, громко сказал он по-русски.

Все трое вышли из комнаты.

Луша боком вылезла из-за душной плотной портьеры и с облегчением вздохнула.

Она оказалась в просторной зале с расписным потолком. У стен стояли старинные стулья с завитушками, посередине — стол с остатками то ли позднего завтрака, то ли раннего обеда.

Луша с любопытством огляделась. Если это сон, где же её разлюбезный братец? Смотреть вместе один «исторический» сон — это ведь была Русина идея…

Руси рядом не было. Сквозь высокие окна с полукруглым верхом как сквозь решето проливалось в комнату солнце. Квадратные лужи света лежали на полу. Они были похожи на «классики».

Ну да, на обычные «классики», какие сотню раз чертила Луша на тротуаре. Мелом, а лучше — краской из баллончика.

Лушины босые ноги сами запрыгали по дорогому наборному паркету. Я и прямо, я и боком, с поворотом и… Внезапно она остановилась.

— Интересно Русе такой же сон приснился или нет? И вообще, как-то не похоже, что я сплю… А вот вчера-то — по телевизору говорили, что дети пропадают…

Луша охнула и зажала себе рот ладошкой. Мамочка! Караул! Я в прошлом!

А впрочем…

Луша подняла голову и посмотрела в окно.

— Ой, как интересно!

За окном висел кит.

— Ух-ты! — Девочка зачарованно прижалась лбом к стеклу.

Огромная оболочка аэростата и впрямь напоминала кита, только немного сморщенного. Тряпочный кит вяло трепыхался, развешенный на деревянных столбах. Он нависал прямо над большой лодкой.