Читать книгу "Орден костяного человечка - Андрей Буровский"

Дома, как и следовало ожидать, потоп был довольно относительный. Слесари из домоуправления давно починили поломку; на кухне оставалась лужица теплой воды, остальное Марина убрала — и муж ей для того нужен был не больше, чем президент африканской Республики Габон.

Володя выслушал все, что кричала Марина: это входило в ритуал. Не умолкая, шла она за мужем в его кабинет, стояла рядом, пока он переодевался. Володя отключился, сознание фиксировало только отдельные всплески звуковых волн: если менялись модуляции или если было особенно громко.

— В этой стране… Разумеется, никому нет дела… Всегда все сама… Пришли, нагадили…

Все эти вопли доносились до Володи сквозь его мысли о костяных человечках, об удивительной загадке и о них с Мариной…

«Интересно, — вяло думал Володя, — может, я все-таки мало ее… мало с ней занимаюсь любовью? Или я плохо это делаю? Откуда этот выплеск бабьей злобности? Откуда этот тяжелый, недобрый взгляд? Она что, меня ненавидит? У нас же двое мальчишек…»

Марина выплескивала скопившуюся неприязнь ко всему окружающему миру. Володя уныло кивал.

— Тебе что говори, что не говори!

Марина даже уходила напряженно, «держа спину». Перед уходом она зачем-то швырнула на диван кухонное полотенце. Скоро примчится за ним, а Володя будет виноват, что оно здесь.

Шаманский костюм неплохо смотрелся на фоне книжных полок; забавно было вешать старинную кожу на прозаические плечики.

— А это еще что за гадость?!

Ну конечно, Марина вернулась за полотенцем.

— Это шаманский костюм. Хорош, правда?

— А пыли от него сколько, ты представляешь?! Твоими экспонатами и так завален весь дом.

— А мне он нравится. Пусть повисит.

Презрительная усмешка, вздернутое плечо, брезгливое выражение лица.

«Ну почему ее так бесит все, что связано с моей работой? Вообще со всем, что я делаю? Или это я сам ее так раздражаю — что бы я ни делал?»

Саша уже ложился спать; Володя слышал, как из детской доносится раздраженный голос жены: Марина выясняла, почему Сашка развел такой бардак, зачем положил игрушки не туда, куда надо, и откуда он взял такой противный тон (Марину за ее тон сильно хотелось придушить). Сашка не отзывался; Володя знал: сын сидит на краю кровати, наклонив голову вперед, руки вцепились в простыню или в подушку. Прошли времена, когда мальчик плакал навзрыд: «Я не понимаю, чего мама от меня хочет!» Давно уже Сашка не отвечает, не бунтует, просто сидит склонив голову, ждет окончания шквала.

Нет, правда, как помещается в ней столько злобности, в его совсем не громадной жене? Почему ее так бесит и он сам, и даже дети от него? Что же он делает не так? Или просто Марина его никогда не любила и в этом все дело? Не любила, и что бы он ни делал, как бы себя ни вел, это уже не имело значения? Но в такую нелюбовь без мотивов, без причин, без внутренней логики Володя не был в состоянии поверить. Все-таки хоть кое-что в своей жизни он видал.

Марина топотала по дороге на кухню — словно мчалось на водопой деревенское стадо. Володя торопливо щелкнул выключателем: лучше поскорее лечь в постель и выключить свет — не придется больше выяснять отношения. Но что же все-таки происходит с его женой и матерью его детей? Володя думал о неврозе Марины, о Сашке, о костяных человечках и наконец начал думать об экспедиции.

…Колыхалась высокая, по пояс, ковыльная степь, и по тропинке, в волнах ковыля, шел Епифанов. Рядом с Епифановым шел кто-то незнакомый, одетый в коричневое с черным… Нет, это не человек шел! Рядом с ученым парил шаманский костюм. Так прямо и парил в воздухе, причем куртка и юбка держались вместе, как одно целое. Костюм вел себя так, словно в нем кто-то есть, но этого «кого-то» видно не было.

Опять заорала Марина. Володя встал, вышел в коридор, остановил Марину возле двери в детскую. Женщина взглянула на мужа с невероятным удивлением, чуть ли не со страхом. А Володя правой рукой схватил Марину за горло — большой палец передавил трахею, ладонь ощущала каждый толчок крови в прижатых жилах. Паника, ужас забились в глазах Марины, она бешено рванулась, и Володе пришлось перехватить ее за плечо левой рукой, притянуть к себе во всю мужскую силушку…

Тьфу ты! Володя лежал весь в холодном поту, поражаясь собственному сну. Луна смотрела в окошко, прилипал к стеклу мокрый питерский снег. Постепенно наступало забытье.

…И опять вскинулся, упал поперек дивана Володя. Через форточку врывался ледяной воздух, фонари уже погасли, а Володя лежал в поту, с бешено колотящимся, выскакивающим из груди сердцем: во сне он свел на шее Марины уже обе руки, и она оседала на пол в коридоре возле детской комнаты…

Нельзя сказать, что сон шел так уж вразрез с некоторыми мыслями Володи. Даже не с мыслями, скорее все же с эмоциями. В это же время довелось ему прочитать Эрика Берна: мол, допустим, у человека появляется желание придушить свою жену… Его, конечно же, необходимо «подремонтировать», чтобы этого ему больше не хотелось… Чтение Берна навевало спокойствие, потому что к желанию придушить жену Володя относился точно так же, как Берн и вообще как всякий сравнительно нормальный человек: как к симптому психической невменяемости, который требует как можно скорее «подремонтировать» того, кто подобное желание испытывает.

Но до сегодняшней ночи до прямого убийства как-то не доходило — ни в дневных желаниях, ни во снах. Даже ударить Марину не хотелось. Ударить, чтобы наказать, подчинить… Для этого Владимир воспитывался в слишком интеллигентной семье. Если нужно, он все сделает словами, а жен бьют все-таки пьяные мужики… Ударить для убийства тоже не хотелось. Хотелось только взять и стиснуть шею. Сдавить, тряхнуть, вжать в стену. Чтоб кончился крик, поток издевательских слов; чтобы до сдуревшей бабы дошло, наконец, какую глупость она ежедневно и ежечасно делает: мало того, что убила Володину любовь, так теперь продолжает с упорством маньяка убивать малейшую возможность хотя бы существовать бок о бок и не слишком мешать друг другу…

А теперь вот уже и убийство… Володя лежал с бухающим сердцем, курил и мрачно размышлял, что, кажется, сходит с ума. Наверное, сама мысль придушить Марину, самая идея насилия… вернее, эмоция насилия прочно угнездилась в его подсознании и время от времени всплывала. Наверное, Володя постоянно хотел придушить свою жену, а тут вот прорвалось. И что самое ужасное — Володя отлично помнил почти праздничное настроение, с которым во сне душил Марину: ему это явно нравилось.

Постепенно кошмар отодвигался. Володя выкурил еще и трубку: трубка сильнее «берет», попил холодного чаю. Пришлось сменить постель — совершенно мокрая от пота. Ладно, спать. И думать о чем-то приятном — например, о летней экспедиции.

…Опять шел через траву Епифанов, и опять рядом с ним парил костюм. А потом Володе вдруг закрыли рот и нос мягкой ладошкой, дышать сделалось невозможно, он бешено рванулся… Но, и проснувшись, Володя продолжал задыхаться: что-то плотно облепило лицо, мешало сделать хотя бы вздох. Откуда взялась эта пахнущая кожей и пылью, необычно тяжелая тряпка?! Отрывая от лица, отшвыривая то, что мешало дышать, доводило до сердцебиения, Володя наткнулся на кожаную бахрому, ощутил какое-то слабое сопротивление. Вибрация кожи не помешала ему отбросить предмет, но как будто сопротивление все же возникло… Вскочив с кровати, Володя рванул шнур настольной лампы. Все верно: шаманский костюм валялся возле самого дивана — там, где сбросил его Володя.