Читать книгу "Конан и демоны степей - Дуглас Брайан"

— Тихо! — Арригон бесшумно снял со стены оружие Вульфилы. — Одевайся и бери. Идем. Деньги есть? Захвати с собой.

— К-куда т-тебя несет? — бормотал Вульфила, затягивая пояс и упихивая за пазуху тощий кошель, где брякало совсем жиденько. — В-вот ос-сел бессонный!

По замку снова прошелся гул, как будто вдали стонал раненый великан. Вульфила замер, прислушиваясь.

— Ч-что это? — прошептал он совсем другим голосом. Теперь даже могучий и не обремененный заботами Вульфила выглядел испуганным.

— Не знаю, — сердито отозвался Арригон. — Что-то происходит… Что-то, от чего лучше держаться подальше.

Вульфила пожал плечами, однако возражать не стал. Все трое осторожно двинулись к выходу. Рейтамира жалась к Арригону, и он чувствовал, как она дрожит. Он крепко держал ее за руку всей кожей ощущая: сейчас… сейчас… вот-вот, казалось ему, начнется что-то страшное, Поднимется суматоха, и в общей свалке Рейтамиру могут оторвать от него. Поэтому он сжимал ее руку изо всех сил, и вдруг услышал, как она тихо повторяет:

— Больно… ты делаешь мне больно…

— Прости. — Он ослабил хватку.

* * *

Они быстро бежали по переходам к наружной двери, которая была в этот час заперта. Четверо стражников, охранявшие в эту ночь ворота замка, беспечно спали. И то правда: от кого охранять-то? в завоеванной стране, где даже белки — и те ощутимо храбрее мужей? Да еще за крепкими засовами! Да еще заколдованный замок!

Арригон, не смущаясь, снял с пояса у одного из спавших ключ, вставил в замочную скважину и начал поворачивать. Поднялся дьявольский скрежет, который мог бы пробудить и мертвеца. Что и произошло — причем незамедлительно.

— Эй! — зашевелился стражник. — Эй, что тут… Это ты, колченогий? Ты что тут…

И вдруг по всему замку поднялись отчаянные крики. Сразу ожила и наполнилась шумом и светом ночь, только что безмолвная и черная. Гремело оружие, беспорядочно топали ноги, кто-то спотыкался и падал, раздавались панические крики. Потом пришла волна жара. Огонь поднялся как будто сразу отовсюду.

Вульфила отшвырнул стражника, а Арригон распахнул ворота. Беглецы выскочили в черноту, а за их спиной уже рвались в небо оранжевые языки пламени, и пожар, мгновенно охвативший весь заколдованный замок, торжествующе заревел на ветру.

* * *

Из пылающей крепости спаслись очень немногие. О гибели Велизария даже и не говорили: все каким-то образом сразу поняли, что барон мертв. Будь он жив — не загорелся бы и замок…

— К-колдун в-вырвался, — молвил Вульфила, обтирая широкой ладонью вспотевшее лицо. Багровые отблески плясали в его глазах, перебегали по вспотевшему лбу. — В-вон в-взлетает… В-вон его хв-вост…

Рейтамира стояла чуть в стороне и смотрела на пламя не мигая. Ее охватило странное чувство торжества, едва ли не восторга. Она смотрела, как погибает, как корчится в веселом лютом пламени ненавистный замок, — и не могла наглядеться. Ей казалось, что душа ее расправляет крылья, доселе смятые чужой безжалостной рукой. Еще немного — и она бы взлетела над пожаром, уподобляясь Черной Птице, той, что прилетает кружить над павшими в бою, а после разносит вести родным. Зловеще, протяжно кликал в ее душе птичий голос: «ме-ертв! ме-ертв!» Умер барон Велизарий…

* * *

Человек, послуживший причиной всего этого переполоха, стоял, никем не замеченный, в тени огромного дерева. Был этот человек молод и высок ростом; пламя выхватывало из темноты его длинные черные волосы, спутанные, как грива дикого коня, и то и дело сверкали в темноте ярко-синие глаза. Его веселило разрушение, которое он причинил.

Разговоры Рейтамиры о милосердии, наверное, встретили бы у него полное непонимание. Ему ничуть не жаль было погибших в огне дьявольского пожара воинов. Во-первых, воин для того и берет в руки оружие, чтобы когда-нибудь погибнуть. А во-вторых, по слухам, эти люди служили человеку жестокому и — что гораздо страшнее обычной человеческой жестокости — заключившему сделку с колдуном.

Конан из Киммерии побывал при дворе правителя Хоарезма. Случилось это, можно сказать, совершенно случайно: преследуя буйных запорожских козаков, с которыми были у киммерийца свои счеты. Раненый в глупой уличной потасовке, где какой-то глупый воришка пырнул его кинжалом, он застрял в Хоарезме. Мечась на постели в доме добросердечной женщины, которая рассчитывала получить от спасенного воина некоторое количество золотых (а заодно, быть может, и теплой ласки, ибо красивая внешность и внушительные стати варвара произвели на нее сильное впечатление), Конан изрыгал страшнейшие проклятия дураку, который посмел нанести ему увечья.

В конце концов «увечья» были залечены, от ран не осталось и следа, и Конан поднялся с постели, очень недовольный. Женщина получила десяток золотых, поскольку попросила об этом. На большее ей рассчитывать не приходилось.

И тогда она, угощая его вином и тихонько пристраиваясь поближе к иссеченному шрамами могучему плечу киммерийца, проговорила:

— Как ты собираешься жить дальше, Конан? Киммериец метнул на нее удивленный взгляд.

— Ты вылечила меня, спасибо. Я тебе заплатил — разве ты чем-то недовольна?

— Я всем довольна, — ответила женщина, немного обиженная.

Она не понимала, почему не нравится этому человеку. В представлении хоарезмийцев жировая складка на животе, пышная, колышущаяся грудь и круглое лицо были признаками неотразимой женской привлекательности. Конану же нравились женщины крепкие, с тонкой талией. И не такие назойливые.

А эта, несмотря на всю ее добросердечность, становилась просто невыносимой. Так и липла, точно халва к пальцам приклеивалась.

Конан чуть отодвинулся.

— Ты добрая, — сказал он нехотя, — но то, как я буду жить дальше, — не твое дело.

Она глубоко вздохнула.

— Я забрала у тебя все твое золото, — сказала она притворно-покаянным тоном.

Киммериец фыркнул, как конь.

— Этого добра сквозь мои пальцы утекло уже немало. Можешь не печалиться обо мне, добрая женщина. Я всегда найду, где заработать. Крепкие руки и добрый меч не остаются без дела.

— Об этом я и хотела потолковать с тобой, — кивнула женщина и отодвинулась, смирившись с тем, что варвар отказывает ей в ласке. — Наш правитель недавно потерял младшего сына.

— Невелика беда, если старший еще жив, — сказал Конан.

Но женщина видела, что варвар весь подобрался, и взгляд у него изменился — стал куда более внимательным.

Довольная произведенным эффектом, она продолжала:

— Старший жив, но глуп и не вполне здоров. У него бывают сильные припадки падучей болезни, так что правитель из него получится дурной. Да еще, по слухам, он полюбил порошок черного лотоса… А еще, говорят, что он участвует в тайных магических обрядах…