Читать книгу "Расщелина - Дорис Лессинг"

Потом неожиданно родилось несколько монстров одновременно. Некоторые из Старых Них хотели оставить одного как игрушку, другие возражали. Но история донесла, что не один монстр лег в тот раз на приморскую скалу и что прилетело столько орлов, сколько лежало на скале младенцев. Как жили те младенцы за Орлиными холмами? Грудным детям нужно молоко. Говорили, что одна из нас, жалея голодных малышей, пустилась за холмы, и нашла ползающих там голодных плачущих детей, и принялась их кормить. У нас в груди всегда есть молоко. Наша грудь полезна. Не то что ваша.

Говорят, она осталась там, с монстрами. А что было на самом деле, никто не знает. Нам хотелось бы в это верить, потому что нам стыдно за то, что случилось дальше. Вопрос, как выживали эти младенцы, остается без ответа.

Рассказывают, что как-то две из нас сидели на берегу, следя за морем, иногда пускаясь по волнам, и увидели рыбу, которую мы зовем грудь-рыбой, потому что она так и выглядит: пышная, раздутая, и из нее торчат трубки, как из монстров. Одна из рыб засунула свою трубку в другую, и по воде поплыли крохотные яйца.

Тогда мы впервые подумали, что трубка у монстров для яиц. Может быть, эта история и выдумана, но что-то похожее действительно могло случиться.

Старые Они стали это обсуждать всерьез, когда мы — я имею в виду тех из нас, что помоложе, которых очень интересовали все эти трубки и яйца, — рассказали им. Некоторые из молодых пошли за

Орлиные холмы, и когда выросшие монстры их увидели, они схватили наших молодых и засунули в них свои трубки. Так появились «он» и «она», так мы узнали, что есть еще и «я», не только «мы». Но об этом рассказывают разные истории, и после этого появляются разные истории вместо одной. Да, я знаю: то, что я говорю, смысла не проясняет, но кто знает, какая история верна? И вскоре после этого мы утратили силу рожать без них, без монстров — без вас.

Рассказ этой Мэйры — не самый старый документ. Самый первый старше него на века. Слово «века» вызывает недоверие. Оно означает неточность, расплывчатость, отсутствие точных сведений. История обкатанная, многажды рассказанная. Даже покаяние в жестокостях нередко выглядит стандартным риторическим приемом. Я не упрекаю Мэйру в искажениях, ее история истинна, полезна, но многое оставляет без внимания. Суть ее содержится в первом документе — или фрагменте, — который, вероятно, представляет собой самую раннюю попытку формирования «истории». Фрагмент не завершен, не оформлен, повествователь явно пребывал в полупаническом состоянии. До рождения первых «монстров» не происходило вообще ничего, никаких всплесков в плавном течении жизни общины первых человеческих существ. Первый монстр рассматривался как уродец, результат неправильного развития плода.

Но за ним последовали другие — и сознание необратимости происходящего. И Старые Они запаниковали: пришли в ярость, орали на молодых, наказывали тех за несуществующую вину… в общем, рассказ Мэйры — чтение малозанимательное и совершенно непривлекательное. Но тот, самый первый фрагмент я отказываюсь приводить здесь. Он отвратителен. Я сам «монстр» и невольно ассоциирую себя с теми крохотными страдальцами веков давно минувших, первыми младенцами-мальчиками. Изобретательность жестоких старух вызывает тошноту. Причем период, в течение которого младенцев мужского пола умерщвляли и уродовали, гораздо более длителен, нежели считает Мэйра.

Между первобытными женщинами и орлами развязалась настоящая война, выиграть которую женщинам не было суждено. Они не умели драться, им не присуща была агрессивность, более того, они даже к физической активности не привыкли, вечно лежа на своих скалах да плавая в море. Такова была жизнь их на протяжении долгих веков. И вот внезапно им на голову свалились могучие птицы, следящие за каждым их шагом, охотящиеся за новорожденными монстрами. Орлы убивали женщин, сталкивая их в море и не давая всплыть на поверхность: топили когтями, клювами и крыльями. Война, возможно, длилась недолго, но тут важно, что у женщин появился первый враг. Они ненавидели орлов, отбивались от пернатых хищников камнями, палками. Не только страх, но и элементарные навыки защиты и нападения внедрились в эту сонную (определение Мэйры) общину первых людей, первых женщин. Уже этого одного было достаточно, чтобы вывести из себя правящих старух. Они представляли для молодых едва ли не такую же угрозу, как и орлы; молодые объединялись и противостояли им. В конце концов, именно они рожали монстров и вскармливали тех младенцев, которых оставляли в племени Расщелины. Это им поручалось избавляться от тех детей, которых решали уничтожить. Старухи стенали на скалах, жалуясь на времена и нравы.

Появление монстров не только нарушило долговечный «золотой сон» первых женщин, но и чуть совсем не погубило идиллию. Им пришлось подумать, как прекратить взаимные раздоры. Ведь не каждая молодая мать ненавидела монстра, которого она родила. Эти бури эмоций тоже едва не вылились в нечто вроде гражданской войны.

Излагая все это, я ощущаю веяния древних эмоций. Отмечаю, что Мэйра не делает различий между собою и давно отжившими соплеменницами, употребляя в отношении их местоимения «мы», «нас». И так же точно я сам ассоциирую себя с первыми мужчинами. Читать о страданиях первых мальчиков крайне неприятно. Этот фрагмент я опускаю, не желая испытывать чувства читателя. Даже сейчас мучительно осознавать, с каким нечестивым ликованием старухи приказывали молодым матерям отрезать «трубки и шишки» младенцев. Примечательно, что этот фрагмент женщины не включили в свою так называемую «официальную» историю, то есть ту, которая передавалась из поколения в поколение, об этом потихоньку рассказывали друг другу. Почему же мы решились вставить этот официально не одобренный фрагмент? Дело в том, что он дает возможность сделать вывод о существовании меньшинства, мнение которого не совпадало с официально одобренным мнением. Это своеобразный голос протеста индивида или немногочисленной группы, возражающей против подавления правды. Долгое время передавались эти сведения, как принято выражаться, «из уст в уста», пока, наконец, не наступил определенный момент, когда…

Когда все устные предания записали на древнем, лишь недавно расшифрованном языке. Сей бунтарский довесок к официальной истории всегда записывался отдельно, что дало повод ранним исследователям считать его фальшивкой, сфабрикованной мужчинами, чтобы опозорить женщин. Но чувствуется что-то живое и кровоточащее в этом мятежном тексте: детали, которые трудно изобрести, не дают возможности списать его как фальшивку.

Теперь об историке. Я исследователь и регистратор, интересующийся необычным. Сие сочинение подпишу вымышленным именем -

Транзит. Настоящее имя не разглашаю. Груда свитков, содержащих историю племени Расщелины и порожденных им «монстров», долгое время пылилась на задних полках библиотек и кабинетов исследователей. Время от времени кто-нибудь углублялся в материал, и никого этот материал не оставил равнодушным. Иные, рассматривавшие все изложенное как скабрезные рассказы, велели изготавливать для себя копии.

Постыдные периоды истории — не единственный вид информации, утаиваемой в секретных хранилищах.

Здесь следует объяснить, что это утаивание, причесывание, подавление истины началось, когда утвердилось мнение, будто период враждебности миновал и наступило единение: одна раса, один народ. Зачем ворошить неприглядное прошлое? Лучше прийти к соглашению — а любое соглашение предусматривает сглаживание и утаивание разногласий, — что материалы взрывного характера безопаснее всего хранить в надежных местах, не доступных ни для кого, кроме доверенных хранителей.