Читать книгу "Атаман из будущего. Огнем и мечом - Анатолий Спесивцев"

Противостояние

Лагерь возле побережья Ак-дениз (Мраморного моря), 22 муххарама, 1048 года хиджры (5 июня 1638 года)

– …нашел его с трудом. Очень сильно Истамбул пострадал, половина города сгорела, не меньше. От наших казарм один пепел остался, теперь выжившие воины Аллаха в Еникале расположились, крепость уцелела.

– И как он тебя встретил? – поинтересовался новый великий визирь Зуграджи-паша, не так давно возглавлявший оджак.

Стоявший перед всей верхушкой армии оджака и новоизбранным султаном Исламом, янычар чуть замешкался с ответом. Молодой, с еще скудной бородой, не успевший обзавестись дорогим трофейным оружием и роскошной одеждой, в которой пристало появляться перед глазами светоча Вселенной падишаха. Стоял он, разумеется, вполне свободно, тянуться, как гяуры в своих новомодных войсках, янычары не могли в принципе. Больше всего ему хотелось сейчас побыстрее отсюда выйти. Вздохнув, янычар ответил:

– Настороженно. Удивился, когда увидел. Прав был чорбаджи[3], когда предупреждал об осторожности. Уж не знаю как, но всех янычар, что выжили при пожаре Истамбула или пришли из Буды, убедили, что новым султаном должен быть сумасшедший Мустафа, да продлятся годы его. Хотя все знают – управлять страной он не может. О вас, великий и непобедимый, – янычар упал ничком на ковры в султанском шатре и закончил фразу, уткнувшись в его ворс, – и слушать не хотят. Готов понести наказание за такие дерзкие слова.

– Не за что тебя наказывать, воин. Ты выполнял волю пославших тебя командиров и слова передаешь чужие, о которых нам надо знать! – милостиво ответил ему Гирей. Правда, даже в неверном свете масляных светильников было видно, что ответ его не порадовал. – Можешь встать на ноги и продолжить рассказ. Мы не гневаемся на тебя.

Янычар быстро выполнил приказ султана и продолжил рассказ:

– О, повелитель мира, я честно рассказал своему бывшему другу, что весь оджак, все вышедшее в поход с прежним султаном войско, единодушно поддержало выполнение его воли: избрание вас падишах, халифом и султаном. Но он, порождение рака и собаки, осмелился лить на вас слова хулы, повторить которые мои уста не способны!

Янычар опять бухнулся лицом в ковер. Храбрец, как и большинство янычар, он сейчас трусил, как никогда в своей короткой жизни. Знал – случалось, султаны отправляли на казнь и за меньшие дерзости.

– Прекрати падать на ковер! – прорезалась в голосе Гирея нотка недовольства. Не успевший обжиться в новом, сверхвысоком ранге, он прекрасно понимал чувства разведчика, вынужденного докладывать ТАКОЕ самому султану. – Мы уже высказались, что на тебя не гневаемся. Продолжай.

– Объявленный в Румелии султаном Мустафа, как все там говорят, ничем не правит. Сидит в своем дворце у окна на Белое море и бросает в воду золотые монеты, думая, что кормит рыб чем-то особо вкусным. Правят, так мне сказали, Еэн-паша, бывший бейлербей Румелии, объявивший себя великим визирем и каймакамом Стамбула Мусса-паша. Он как был каймакамом, так и остался, только еще и должность сердара (главнокомандующего) себе присвоил. Большая часть янычар, будто заколдованные, им верны. И… – янычар помялся, собираясь с духом, – они готовы воевать с нами.

– Ты не опасался, что он тебя попытается схватить и выдать своим командирам, порождениям нечистого животного в человеческом облике? – вступил в разговор новый великий визирь, даже не испросив на это разрешение у султана. Несколько зорких глаз в шатре заметили при этом тень неудовольствия, мелькнувшую на полном султанском лице.

– О нет! – без раздумий и сомнений ответил воин. – Мы ведь в аджеми оглан[4]из одного села попали, всю учебу рядом спали и ели из одного котла, в поход на бунтовавших арабов вместе ходили. Не мог он так поступить!

Султан и визири улыбнулись наивной горячности молодого человека. О способности человека, вроде бы самого храброго и верного, к предательству, причем коварнейшему и подлейшему, они знали не понаслышке.

– Так возвращаться к границе, которую он призван охранять, Еэн-паша не собирается? Никто о таком не говорил?

– Нет, повелитель! Наоборот, войска к проливу подтягиваются, появилось много татарской конницы, буджакская орда пришла, ходят там слухи, что они в Добруджу перекочевали, там теперь живут. А узурпаторам трона за разрешение поселиться на тех землях они обязались служить. В городе много гяуров из окрестностей появилось, с жалобами на бесчинства ногаев, но Еэн-паша и Мусса-паша ничего для наказания грабителей, убийц и похитителей людей не делают. А тут еще по Румелии пошли отряды ростовщиков, собирающие особый военный налог, отбирают у людей последнее. Если нечего отбирать, хватают и увозят детей. Стон и плач по всей Румелии стоит. Они ведь заплатили недавно покойному султану, урожай еще не вызрел, очень плохо местным райя приходится.

– Хорошо. Мы довольны тобой. Можешь идти. Распорядитесь там кто-нибудь, чтобы помощники бейтюльмаджи[5]нашему верному слуге выплатили достойную его службы награду.

Янычар в низком поклоне, пятясь, покинул шатер, там осталось только новое руководство султаната. Одно из трех самопровозглашенных. Халифат, конечно, был велик и богат, но трех султанов и халифа и для него было многовато. Определенно, двое были лишними. Тут считали, что лишние – Мустафа и Ахмед. Но как и в какой очередности избавляться от ненужных – здесь были варианты. Два войска стояли в виду друг друга. Казалось бы – атакуй, если не боишься, и одним соперником в схватке за власть станет меньше. Однако существовало толстое, жирное НО.

Видеть-то друг друга вражеские, чего уж там, армии видели. Кое-где даже имели возможность перестреливаться из пушек, чем, впрочем, воспользоваться не спешили. А сойтись в рукопашной им было крайне затруднительно. Узкий, но бурный пролив надежно их разделял. И средств переправиться через него быстро ни у кого не было. Шайтановы выродки, в зачатии некоторых проклятый как бы сам не поучаствовал, спалили или украли все, что плавает. А переправляться маленькими отрядами – обречь себя на поражение. Гяурская пословица «Близок локоть, да не укусишь» очень точно отражала ситуацию.

О чем думали Еэн и Мусса, здесь не знали, учитывая относительную слабость их армии по сравнению с армией оджака, вероятно, радовались возможности собрать силы. Исламу и его помощникам приходилось сомневаться. Стоять ли здесь, надеясь, что рано или поздно верфям Трапезунда и Синопа удастся произвести достаточное количество переправочных средств. Или оставить для проформы малый заслон и двинуться на стремительно увеличивавшуюся восточную армию, провозгласившую султанами Ахмеда Халебского и его сына от сестры султана Мурада, Моххамеда.