Читать книгу "Дай лапу - Геннадий Абрамов"

— Это тебе только кажется. У каждого есть что рассказать. Спи давай. Я рядом буду. Если что, толкни. Или пошепчи. Я чуткая.

* * *

— Знаешь, я думала, ты умрешь.

— Почему?

— Стонал, выл, охал. Прощался, что ли, я не поняла.

— Дрянь всякая снилась.

— И вдруг затих. Мне показалось, совсем дышать перестал. Я как заору. Как завою, всех переполошила. Решетку грызть начала, видишь? Чуть совсем не переела. Лукьян Лукич приходил, укол тебе сделал.

— То-то я смотрю, бок ноет.

— А меня отругал. Паникерша, сказал. Чего ты, говорит, зря людей беспокоишь, от работы отрываешь. А я обрадовалась.

— Хорошая ты.

— Ой, скажешь тоже.

— Хорошая.

— Знаешь, а Жанна не верит. Я ей вчера рассказала, а она говорит — врет.

— Ты про что?

— Про тупого твоего, который тебя убить хотел. Правда, извини, прилгала немножко. Сказала, что ему от тебя тоже крепко досталось. Разрисовала, ужас. Как ты вцепился в него, раненый, штаны ему разорвал. Выставил на посмешище. Ну, и всё такое. Отомстил, в общем.

— Зря.

— А чего она? Еще и ехидничает… Знаешь, она не верит, что ты один гулял, без хозяина. Не может быть, говорит, все-таки он бордоский дог, не дворняжка какая-нибудь паршивая. Нет, говорит, на свете такого хозяина, которому было бы на собаку свою наплевать. Что он, хозяин, сам себе враг?

— Да пусть как хочет, так и думает. Что тебе до нее?

— И все-таки, Бур. Как же они тебя одного отпускали? Правда не верится. Я же их видела, твоих. Такие с виду приличные.

— По-всякому бывает… Пока я был глупеньким, пока не подрос, Глеб Матвеевич со мной выходил. Утром, и вечером, и ночью. Он занятой человек, очень много работает. А потом они как-то с женой за границу уехали, и мы с Денисом вдвоем остались. Он уже в институт поступил. Может быть, с непривычки или еще почему, но поначалу поручение родителей он исполнял. Старался, ничего не скажешь. Утром, прежде чем уехать в институт, вставал пораньше, чтобы со мной погулять. Иногда даже днем приезжал. Но, к сожалению, дней через десять устал, надоело. Друзья, мымры всякие — некогда, утомительно, скучно. И однажды взял и выпустил одного.

— Нахал какой. Ему же поручили.

— А мне, знаешь, как ни странно, в охотку. В диковинку и в охотку. Свобода. Делай что хочешь, никто тебя не одернет, слова не скажет. Ты не поверишь, мне даже понравилось. Непривычно как-то. Но я быстро освоился. Я никого и ничего не боялся. И меня прохожие практически не боялись. Как-то не замечали… Вдоволь набегаюсь и приду. Внизу только, в подъезде, дверь не туда открывается, ждать приходилось. Единственное неудобство. А в свою квартиру я кнопку лапой давил, на звонок. Денис меня впускал.

— Ну-ну, а дальше что?

— Всё.

— Как всё? Этот твой ленивый студент ни в чем не признался?

— Ну почему? Сказал.

— И ему не попало?

— Досталось. Отец очень ругался. Говорил, как ты мог? Преступник. Лентяй, эгоист. И Ирина Сергеевна переживала, поверить не могла, что сын ее так поступил. А если, спрашивала, он бы пропал, потерялся? Если бы его украли? Случилось бы что-нибудь? А Денис отвечал: ничего с ним не может случиться. Он умнее нас всех, если хотите знать. Осторожнее, опытнее и мудрее. Ни с кем не ссорится, никого не обижает. К чужому не подойдет. Дорогу переходит только на зеленый свет.

— Это правда? Ты у нас такой смышленый?

— Насчет перехода, что ли? Да, ну, ерунда. Проще пареной репы. Посмотрел несколько раз и запомнил.

— Нет, ты умный.

— Да говорю тебе, ерунда.

— А скандал на этом закончился?

— Почти. Мать говорит, я сама, своими ушами слышала, как один на улице сказал, вон штука баксов бегает. А Денис: его поймаешь, так он и дался, жди. Отец ему: ты поступил как нравственный урод. А Денис: урод, урод. Я, говорит, сам знаю, что я урод. И по чьей милости, знаю тоже.

— А решили-то что? Кто с тобой должен гулять?

— Ничего они не решили.

— Переругались, что ли?

— Ага. Можно и так сказать. Глеб Матвеевич обиделся и вообще отказался со мной гулять. У него много работы, крутится как белка в колесе, а вы, говорит, такого простого дела сделать не можете. Ирина Сергеевна с самого начала, когда они еще только думали собаку завести, предупреждала, что с собакой гулять не будет, она терпеть этого не может. И у Дениса, как видишь, есть дела поважнее.

— И как же?

— А никак. Глеб Матвеевич сказал, собаку, в таком случае, надо отдать. Иначе это просто издевательство над животным. Подарить кому-нибудь или в питомник отвезти. Ирина Сергеевна даже заплакала. Нет, говорила, нет, это невозможно, я этого не переживу.

— Страсти какие.

— Ага, так и было.

— Все-таки тебя никому не отдали?

— Не смогли.

— И им не совестно?

— Что?

— Породистый пес, а бегаешь по улицам, как беспризорный.

— Привыкли. Меня устраивает, а они привыкли.

— Эгоисты несчастные.

— Теперь веришь?

— И раньше верила. Просто услышать хотела. Не знаю, как ты, а я не люблю, когда всё время молчат. Скучно просто лежать, и ждать, и смотреть на решетки или в потолок. Лучше о чем-нибудь поговорить.

— Хитренькая.

— Раньше ты говорил — хорошенькая.

— Славная ты. Чуткая. Добрая. И очень симпатичная.

— Мне приятно… Всё, отдыхай, больше приставать не буду. Лукьян Лукич сказал: тебе нужен покой и сон. Спи, я рядышком полежу.

— Хорошая ты.

— Спи.

* * *

— Как ты себя чувствуешь?

— Кажется, немного лучше.

— Знаешь, а у нас Филька умер.

— Это какой же? Фоксик, вон в том углу все стонал, да?

— Бедняжка. Час назад увезли.

— Отчего он?

— Желудок, отравление. Он ужасно мучился, мне его так было жалко всегда.

— Сам?

— Отравился? Конечно, сам, что ты.

— Могли и помочь. Я бы, между прочим, не удивился.

— Нет-нет. Ты о людях слишком плохого мнения.

— Есть основания.

— Не придумывай, нету тебя никаких оснований… Знаешь, Жанна говорит, у него дети остались. А у тебя дети есть?

— Есть. На даче.

— У вас и дача есть?

— А у тебя нет?

— У меня вообще ничего нет. Я вообще никуда не езжу. Двор да квартира, живу, как монашка. Старость уже на носу, а я ничего на свете не видела.