Читать книгу "Башни земли Ад - Владимир Свержин"

Лис остановил коня:

— Хм. Щас подумаю.

Он спешился и зашагал к ближнему подлеску.

— Ты не волнуйся, я быстро думаю.

Сергея не было довольно долго. Когда же он наконец появился, лицо его казалось если не встревоженным, то уж точно удивленным.

— Капитан, есть две новости.

— Хорошая и плохая?

— Это как посмотреть. Ну, первая лежит на поверхности. Я подумал и решил: Европе будет хреново. Совсем кирдык ей будет.

— А вторая?

— Вторая новость странная. Идем-ка со мной.

Камдил последовал за напарником, и через несколько минут друзья оказались на небольшой изрядно вытоптанной поляне.

— Вот погляди, Вальдар. — Лис указал на сырую от утренней росы землю. — Видишь след?

В продавленной грязи виднелся четкий отпечаток медвежьей лапы.

— Да-а, большой зверюга, — прикинув по размеру следа величину животного, констатировал Камдил.

— Не маленький. — Лис потянул друга к ближайшему дереву. — А вот еще следы. Здесь — обутой ноги, здесь — разутой. А вот здесь уже и медвежьей.

— Ты хочешь сказать… — медленно проговорил Вальдар.

— То, шо я хочу сказать, лучше никому не слышать. Но, сдается мне, я знаю, почему эта дорога стала непроезжей. Таких следов разного размера я насчитал по округе не меньше дюжины.

— Медведи-оборотни?

— Если бы я впервые отправлялся в сопределы, я бы с возмущением отверг столь антинаучную версию. Представляешь, что сказал бы на эту тему старина Готлиб?! Но поскольку этот выезд даже не десятый… Вальдар, убираться бы отсюда надо поскорее, а то эта венгерско-бургундская Анна и не всплакнет, потому шо так и не узнает, как много она потеряла, лишившись внимания двух столь безбашенных кавалеров.

— Это верно. — Камдил положил руку на эфес меча. И в этот миг закрытая связь зарокотала в голове бархатистым низким голосом Мишеля Дюнуара:

— Джокеры, как там у вас погода? Как устроились на новом месте?

Опахало из страусовых перьев поднималось и опускалось над головой Повелителя Счастливых Созвездий. Мускулистые невольники-эфиопы без устали обмахивали восседающего на троне старца. Золоченый трон, украшенный самоцветными каменьями, выложенный резными пластинами слоновой кости, стоял в видавшей виды походной юрте. Этот шатер из белого, со временем посеревшего войлока прошел с Тамерланом от Самарканда до Адрианополя и помнил грозного старца еще молодым и полным сил воином.

В отличие от шатра трон прежде значился меж символов власти султана Баязида, но теперь поверженный властитель, еще недавно гордо носивший звание Тени Аллаха на Земле, сидел чуть поодаль хмуроликого завоевателя на низкой кошме, заваленной расшитыми шелком подушками. Баязид казался погруженным в размышления. По всему видать, невеселые. Ладонь его красовалась на рукояти бесценного кинжала, шедевра непревзойденных дамасских мастеров. Другая рука султана нервно теребила за спиной золотую кисть подушки.

Лишенный величия повелитель старался не глядеть на человека, стоящего перед грозным Тамерланом с таким дерзким видом, будто неведомо было всем и каждому от полноводного Инда до Срединного моря, что следует униженно преклонять колени и опускать очи долу пред живым воплощением карающего меча в руке Аллаха.

Человек, дерзнувший прямо глядеть на повелителя, пожалуй, был не старше султана, хотя длинная борода и прибавляла ему лет. Рваная шерстяная накидка висела на нем клочьями, и он то и дело придерживал спадающий с плеча лоскут выцветшей грубой ткани.

— Ты ли тот человек, которого именуют Хасан Галаади?

— Я, Великий амир.[2]

— Знаешь ли ты, кто перед тобой?

— Догадаться не сложно, даже ни разу прежде не видав. Слава Тимура мчится впереди самых быстрых всадников из твоих орд.

— Отчего же тогда стоишь, как степной байбак?

— Льстецы именуют тебя, амир, мечом Аллаха. Всякий день пять раз я преклоняю колени пред могуществом отца всех правоверных, но пристало ли так же воздавать хвалу его мечу, поясу, сандалиям?

Баязид нахмурился, опустил глаза, но искоса глянул на своего победителя. Ему показалось, что на лице Тамерлана быстро, точно кобра по раскаленному камню, скользнула усмешка. Скользнула и пропала.

— Ты дерзок, Хасан Галаади. Очень дерзок. Знаешь ли ты, что я могу казнить тебя за это?

Дервиш безучастно пожал плечами:

— Если будет на то воля Аллаха.

— Ты что же, — заинтересованно подняв брови, спросил Тамерлан, — хочешь убедить меня, что не дорожишь жизнью?

— Всякая тварь под небом дорожит жизнью. И букашке, втоптанной в пыль копытами твоего скакуна, и даже кедру, из которого сделан трон, ныне ставший твоим, была отрадна жизнь. Но посредством творений своих на Земле Аллах осуществляет свои высокие, неподвластные разумению смертных, замыслы. И ты, Великий амир, и низвергнутый султан Баязид, и я — нищий дервиш — лишь части Божьего плана. Чего бы ни желали ты или я, лишь Его замысел воплотится!

Тамерлан улыбнулся, уже не скрывая более, что ему нравится разговор.

— Ты и вправду мудр и красноречив, как о том рассказывают.

Хасан Галаади молча воздел ладони к небу.

— Говорят также, — продолжал Железный Хромец, — что ты обладаешь даром пророчества.

— Я — не Магомед, не Иса, не Муса, мир праху благочестивых. Не верь глупцам, сеющим пустоту и разносящим слухи. Мне ни к чему присваивать чужое звание, сколь бы лестно оно ни звучало.

— Но ведь правда, что ты предсказал Баязиду победу при Никополисе?

— Я хорошо знаю западных варваров. Они храбры, но тщеславны. Каждый из них в бою рвется вперед, а следовательно, никого не заставишь прикрывать спину собрата по оружию. Ибо второму не достанется ни славы, ни добычи. Под Никополисом собралось большое войско, но каждый из отрядов шел под своими знаменами. В часы мира эти воины не верили друг другу, в бою же мешали. Лишь гнев Аллаха мог помешать Баязиду сокрушить неверных. Я же вопрошал просветленного учителя моего Абу-Хамида, вознесенного к престолу Господнему, и он поведал мне, что Аллах благоволит к Баязиду.

— Но ведь ты предрек ему и разгром при Анкаре.

— Разве это сложно было сделать?

Хасан кинул взгляд на помрачневшего султана:

— Он рвался в бой не менее, чем до того храбрецы из полчищ христианских варваров. Оттого и бросил выгодную позицию и поспешил навстречу тебе. Вернее, Баязид думал, что спешит навстречу. Всякому, кто со вниманием и усердием следил за твоими победами, Великий амир, ясно, что ты не стал бы медлить, дожидаясь врага, а уж тем паче отступать. Это значило лишь одно: ты пошел иным путем, более длинным, но зато изобилующим пастбищами и источниками воды. Баязид, спеша вкусить плоды великой победы, повел войско короткой дорогой, страдая от голода, жажды и жары. И жестоко обманулся в своих надеждах, так и не обнаружив тебя. Вернее, обнаружив, но у себя за спиной. На той самой оставленной им позиции.