Читать книгу "Отель - Олег Андреев"

Она очень дорожила местом гардеробщицы в отеле, куда устроила ее подруга, снабдив самыми лестными рекомендациями. Сыграло тут роль и знание языков, и лоск интеллигентной дамы, и чувство такта, а также полное отсутствие гонора, когда она была на собеседовании.

Отель ей понравился. А когда она, отработав в нем без малого два года, подружилась кое с кем из персонала и все обустроилось, в мыслях тем более стала называть место своей немудреной службы с большой буквы – Отель.

Все в нем нравилось Вере Михайловне. Иногда даже удавалось переброситься парой фраз о погоде на одном из языков, которыми она владела в совершенстве. За этим следили, и не всем могло понравиться подобное поведение, потому гардеробщица тщательно выбирала собеседников. Этому она научилась быстро. Наверное, профессия заставляет стать физиономистом.

А на прошлой неделе у нее даже возник мини-спор с приехавшим из Америки адвентистом по поводу употребления легкого виноградного вина. Он потом дважды подходил к ней, и они коротко поспорили о неприятии адвентистами православных обрядов и одежд священнослужителей, осудили католическое духовенство за разрешение не только пить, но и курить, а главное – за обет безбрачия.

Адвентист предложил Вере Михайловне пойти в свободное от работы время в Третьяковку или Рублевский музей, но Вера Михайловна вспыхнула, словно девочка, и решительно отказала. Отель никогда бы не простил измены.

Глава 5

Так они смотрели друг на друга каждое утро, если, конечно, ночью были вместе.

В глазах обоих стоял ясный, но довольно глупый вопрос: что я здесь делаю? Почему я оказался (оказалась) в постели с этим человеком?

Если бы эту пару мог наблюдать кто-то посторонний, то он бы тоже задался тем же самым вопросом: как в одной кровати очутились американка и чеченец?

Более странную пару и представить было трудно.

Она, естественно, белокурая, с голубыми, даже какими-то неестественно голубыми, электрическими глазами, чувственным ртом и тонкими руками. В повадках угадывался самый крайний представитель эмансипированного женского сословия Соединенных Штатов Америки. Из тех, кто подает в суд на мужчину, если тот уступает женщине дорогу или целует ей руку при встрече. В России таких называют грубовато – конь в юбке. Мисс Чарли Пайпс, конечно, совсем не напоминала коня. Она была тонка, изящна и грациозна.

А ее партнер был черноволос и смуглокож, как и положено чеченцу, глаза – два угля, руки сильные и властные, волевой подбородок и манера восточного хана, у которого женщина вместе с мужчинами за стол не сядет.

Все понятия о равноправии полов у такого рода мужчин сводятся к тому, что они иногда позволяют жене не пить воду из тазика, в котором она только что вымыла его ноги.

На Западе таких называют – мачо. У нас – муж-жик. Хотя это определение явно слабовато.

Ахмат Калтоев – так звали чеченца, – конечно, не заставлял Чарли пить воду из тазика, но все равно каждое утро после бурной ночи удивлялся: почему она с ним, а главное – он с ней?

Любовниками они стали два года назад. Деловая жизнь – отличный стимул для сексуальных отношений, и наоборот. Чарли и Ахмат работали вместе добрых семь лет. Но поначалу даже смотрели друг на друга с трудом.

Чарли все в России казалось диким и грязным. А мужчины – тем более. Что уж говорить о кавказцах, о которых она наслышана была еще в Штатах и которых своими глазами увидела в Москве.

Ахмату Чарли тоже сначала была, мягко говоря, неприятна. Что уж говорить – была у него манерка такая, которая укладывалась в простую формулу: когда джигит говорит, говно молчит. А рядом с Чарли он себя часто чувствовал далеко не джигитом, а как раз тем самым, что должно молчать. Не успевал Ахмат, закончивший экономический факультет МГУ, открыть рот, как Чарли тут же перебивала его излюбленным словом «нонсенс».

Это у нас в России это слово звучит изысканно, а там у них оно значит не более чем фигня на постном масле.

Горячая кровь Ахмата кипела, угольные глаза начинали раскаляться жаром, а ровные белые зубы отчетливо скрипели. С работы он возвращался разбитым и злым, «как сто чеченцев», а когда наталкивался на покорный взгляд жены (действительно готовой пить воду из тазика), почему-то злился еще больше.

Конечно, Ахмат уже давно не был диким кавказцем. С четырнадцати лет он жил в Москве, куда переехал вместе с родителями. Покойный отец был отличным инженером-текстильщиком, вот его и пригласили на ткацкую фабрику имени Розы Люксембург. В те времена ненависть между нациями была куда глуше, почти незаметна, среди пацанов, своих сверстников, а потом в университете Ахмат ее даже не замечал. Только в армии она проявлялась наличием разнообразных национальных братств. Но и там Ахмат почему-то попал к грузинам. Тогда это тоже не имело особого значения. Кстати, у русских никаких братств не было, поэтому их били поодиночке.

Все разбухло и лопнуло кровавым, мерзким извержением после перестройки.

На улице Ахмата стали останавливать милиционеры, которые и по-русски-то говорили хуже его:

– Стой, чурка, документы покажь.

И теперь уже братства стали более разборчивыми. Очень скоро к Ахмату стали наведываться какие-то родственники, о которых он в жизни ничего не слышал. Отец и мать умерли, поэтому спросить у них, действительно ли какой-нибудь Арслан троюродный племянник брата жены двоюродного дяди племянника тети, он не мог.

Если сперва «родственники» только задушевно говорили о чести рода, о многострадальной чеченской земле, о памяти предков, о святом долге каждого из маленького народа помогать соплеменникам, то скоро разговоры пошли о кровной мести, о смертных обидах, и Ахмат понял, что увяз. Его давно пугало в соплеменниках то, что на современном языке называется – двойная мораль. Одна мораль для своих и полное отсутствие оной для «иноверцев». А он для них, как ни лез вон из кожи, уже не был своим. Поэтому как-то раз ему просто сказали:

– Не сделаешь, убьем.

И все. И он испугался. Он, конечно, уже совсем не был диким кавказцем. Хотя теперь очень старался им выглядеть.

Университет Монтаны – не самое престижное учебное заведение. Но Чарли его закончила настолько блестяще, что была приглашена на бал выпускников в Белый дом. Рейган лично жал ей руку, а потом произнес речь, почему-то чаще всего поглядывая именно в ее сторону, о том, что американские ценности доказали свою состоятельность и должны быть подарены всему остальному, еще не обласканному ими, несчастному миру.

Слова эти глубоко запали в сердце юной Чарли. Американцам вообще свойственно иметь авторитеты (вот смешные), любить свою страну (ну умора), гимн (обхохочешься), верить свято своему президенту (наивные) и ставить перед собой цель в жизни – осуществить какое-нибудь небольшое, но настоящее дело. Чарли поставила перед собой цель – научить весь остальной мир американскому сервису.