Читать книгу "Проблема с Джейн - Катрин Кюссе"

Что это, приглашение? Джейн подняла свой бокал с водой. В тот же момент левая рука Бронзино потянулась к бокалу с вином и слегка коснулась ее руки. У него были белая до неприличия, гладкая, без единого волоска кожа и длинные пальцы, а на безымянном — обручальное кольцо. Он заказал третий бокал. Бутылка обошлась бы ему дешевле.

— Ты по-прежнему ничего не хочешь выпить?

— Нет, спасибо.

Джейн почувствовала, как от взгляда Бронзино у нее задрожали губы и щеки, и опустила глаза.

— Объясни мне, почему ты занялась Флобером?

Она с облегчением подняла голову.

— Из-за моего отца.

— Твоего отца? Он кто, преподаватель литературы?

— Нет, зубной врач. Он никогда не понимал, что можно исследовать в литературе. И поэтому был вне себя, когда я решила защищаться в этой области. Ему хотелось, чтобы я изучала право.

— Ну и что?

— Я всегда приносила ему одни разочарования. И вообще ему хотелось иметь мальчика, чтобы играть с ним по воскресеньям в бейсбол. Он пробовал меня научить. Увы, у меня не получалось ловить мяч. Он обзывал меня дурой, потому что я закрывала глаза, когда подлетал мяч. И чем больше он кричал, тем чаще я закрывала глаза.

Бронзино, который наверняка не раз по воскресеньям играл со своими детьми в бейсбол, с улыбкой покачал головой. Уже в Париже, будучи на третьем курсе университета, продолжала Джейн, она поняла, что ненавидит зеленые пригороды, где она росла, умирая от тоски. Вот почему ее выбор пал на Флобера: за его ироничное отношение к скуке, лицемерию и мещанству, процветающим в провинции. Омэ[3]— это ее отец. Норман рассмеялся.

— Да, непросто быть отцом: дети безжалостны. И что же конкретно является предметом твоего исследования?

— «Крепкая фраза» Флобера, его мужская, — она нарисовала в воздухе кавычки, — концепция как средство подавления нерешительности и сентиментальности — в какой-то степени женского начала.

— Интересно! Я лично отдаю предпочтение переписке Флобера. «Госпожа Бовари» мне не нравится: в каждой фразе чувствуется, как Флобер сдерживает себя. Дело в том, что, возможно, в нем самом сидел страх перед женщиной.

Джейн, обожавшая «Госпожу Бовари», впервые услышав такую точку зрения, дипломатично кивнула головой, не зная, что ответить. Норман посмотрел на часы:

— Поговорим об этом в следующий раз. Мне пора уходить.

— Конечно! Я уже закончила.

Два часа пробежали, как пять минут. Живот больше не болел. Присутствие Бронзино подействовало на нее благотворно. Она не затронула тем, которые держала про запас на случай затянувшегося молчания.

Бронзино повернулся, обвел взглядом зал и подал официанту знак принести счет. Джейн не успела заметить, как ресторан заполнился. «Только на пять минут», — скажет он, припарковывая машину возле ее дома, когда она пригласит его выпить последний стаканчик. Джейн пожалела, что не купила виски получше — «Чиваз» или «Гленливет». Осторожно, однако: он женат и к тому же ее начальник. К счастью, ее никогда не привлекали мужчины, которые были намного старше.

Бронзино что-то рассматривал в другом конце зала. Джейн повернула голову и увидела женщину с длинными рыжеватыми волосами и безукоризненным профилем. Тоном знатока Норман прокомментировал:

— Великолепный экспонат!

Немного шокированная, Джейн согласно кивнула.

— Ему, по крайней мере, лет сто, — продолжил он.

Джейн снова посмотрела в ту сторону. На стене за женщиной висел огромный темно-красный ковер, создававший в ресторане теплую атмосферу.

— Тебе нравятся ковры? — спросила она.

— Очень.

— Мне тоже. В сентябре я купила чудесный тканый ковер работы кавказских мастеров девятнадцатого века, с роскошным сочетанием красных и желтых цветов самых разных натуральных оттенков. Я не имела ни гроша, и это, конечно же, было безумием, но я не смогла устоять. Теперь мне достаточно на него взглянуть, чтобы расслабиться.

— Ничего удивительного. Тебе известно, что кабинет Фрейда был увешан персидскими коврами?

Упитанный официант положил перед Бронзино черную кожаную папку, внутри которой лежал счет. Норман достал его прежде, чем Джейн смогла дотянуться до своей сумки.

— Со мной работает один канадец, — заговорил он, стараясь отыскать очки во внутреннем кармане пиджака, — так он настолько обожает ковры, что спит на них, ест и работает. Поэтому и остается холостяком.

— Как это?

— Стоит какой-либо женщине поселиться у него, как через неделю ей хочется поставить там стол или кровать.

Джейн рассмеялась. Он надел очки и стал бормотать какие-то цифры.

«Сорок один доллар и десять центов, плюс пятнадцать процентов за обслуживание, то бишь шесть с половиной долларов, скажем, семь…»

Услышав, как он считает вслух, Джейн смутилась и подумала, не должна ли она проявить настойчивость, чтобы заплатить свою скромную часть, или будет приличнее промолчать и поблагодарить? Настаивая на том, чтобы заплатить, она рисковала бы привнести двусмысленность в их чисто профессиональные отношения; более того, факультет, без сомнения, возместит ему все расходы. Не успела Джейн что-то решить, как Бронзино поднял голову:

— Сорок восемь. Отлично: по двадцать четыре с каждого.

Джейн густо покраснела. Она наклонилась и взяла свою сумку. С трудом отыскав кошелек под бутылкой виски, достала из него две двадцатидолларовые бумажки и протянула их Бронзино, не глядя на него.

— Давай двадцать, этого хватит. Все в порядке?

— Да, а что?

— Ты вся красная. Здесь хорошо, но немного душно. На свежем воздухе станет легче.

Официант поставил перед ними две маленькие тарелки. Бронзино нахмурил брови.

— Мы не заказывали десерт.

— Фирменное блюдо. Попробуйте. Очень вкусно.

Джейн взглянула на шарик молочного цвета, плавающий в сиропе.

— Очень мило, — произнес Бронзино, — но мне больше не хочется есть.

Она надела свой плащ, пока он пересчитывал сдачу. Счет он положил в свой бумажник. На улице Норман протянул ей руку.

— Было очень приятно. Можно как-нибудь повторить. Хочешь, чтобы я отвез тебя? Но сразу предупреждаю: моя машина далеко.

— Нет, все нормально. Я иду в библиотеку.

Он не стал настаивать. Застыв на тротуаре, Джейн смотрела, как он быстрым шагом уходил от нее. В воздухе похолодало. Она чувствовала, что ее начинает пробирать озноб. Четверть девятого, а впереди еще целый вечер. Что делать: идти готовиться к завтрашней лекции или съесть дюжину сливочных шариков, плавающих в меду? Однако вряд ли она избавится от тоски среди студентов, дремлющих в библиотечных кожаных креслах, или среди очкариков, засевших в кафе «Ромулус», чтобы забыть о своем одиночестве. Она медленно пошла к университетскому городку вдоль Центрального сквера, по дорожке, освещенной лучше, чем парк.