Читать книгу "Верная жена - Роберт Гулрик"

Она помнила момент из детства, пронизывающий момент прошлого. На ней было простое белое платье, она ехала в повозке с матерью. Там, в ее родном штате Виргиния, она чувствовала себя в безопасности.

Вспомнила золотистые волосы матери, изящное шелковое платье цвета лаванды, пышные юбки, экстравагантные украшения. Мать управляла большой простой повозкой, а Кэтрин сидела впереди между матерью и мужчиной в военной форме. Он не был ее отцом; его лицо она забыла. За ними, прямые как штыки, находились молодые люди, кадеты, в ладно подогнанной шерстяной форме, с эполетами, галунами и шевронами.

Крыша повозки была натянута; шел дождь, вернее, ливень. Однако солнце продолжало светить. За пеленой воды угадывались дымящиеся крупы лошадей. Затем чудесным образом дождь прекратился. Один из кадетов раздвинул крышу, и все утонули в благоуханном прохладном воздухе. С крыши на материнские волосы упали крошечные капли. Мать звонко засмеялась. Этот смех так и остался в памяти Кэтрин. Все было прекрасно — погода, ливень. Прекрасно и так далеко.

Молодой кадет прошептал ей что-то на ухо и показал на появившуюся радугу. Спустя столько лет она ощущала приятный запах пота его молодого тела, затянутого в безупречную форму. Этот момент ей запомнился больше, чем все детство, чем горы Виргинии, над которыми выгнулась радуга. Его голос вибрировал возле ее тонких ключиц, так что коже было щекотно. Он прошептал что-то о горшке с золотом, поджидающем ее на хвосте радуги.[1]

Какое чудо! Солнце ни разу не спряталось, дождь прекратился, и начался великолепный закат. Лучи заходящего солнца украсили каждое лицо, а сладость и свежесть воздуха успокоили каждое сердце. Кэтрин сидела между матерью — тогда еще живой — и военным, не являвшимся ее отцом. Местечко, в котором это происходило, она не могла вспомнить, забыла и дорогу, по которой ехали. Но именно тогда она подумала: «Я совершенно счастлива».

Больше такая мысль ее не посещала. Она понятия не имела, кем были эти мужчины, куда они все направлялись, как оказались вместе и что было по прибытии. Наверное, что-то праздновали. Окончилась Гражданская война, над землей проплывали призраки юношей и мужчин. Кэтрин вспомнила мемориал, подъем флагов, пение труб, продолжительный и медленный бой барабанов. Она не знала, где в тот день был ее отец, почему он оставил ее и мать, почему им пришлось ехать по дождю с четырьмя красивыми солдатами и смотреть на радугу и закат.

Ее мать была красивой и умерла при родах, когда Кэтрин исполнилось семь. На свет явилась сестренка Алиса. Кэтрин запомнила мужчин: как от них пахло, как рукава мундиров плотно облегали молодые руки, а белые накрахмаленные воротники царапали бритые шеи. Но особенно их мужественность, ставшую началом, началом всего, что пришло позже.

Ставшую началом ее желания. Была слава, свет и алые облака. Было лицо Христа. И все это — любовь. Любовь без конца. Желание без объекта. Никогда больше Кэтрин не испытывала подобного чувства.

А далее она шла и шла вперед, пока не устали ноги, пока не умерла мама, пока не разбилось сердце. Она упрямо шла и шла от одного момента к другому, без любви, без денег, при этом неизменно мечтая о великолепном конце, соответствующем столь прекрасному началу.

Ворошить прошлое она перестала. У нее не было дорогих воспоминаний, за исключением той единственной радуги с горшком золота на хвосте. В жизни она действовала напролом, яростно сражаясь за счастливое мгновение, которое пока так и не случилось. Сейчас, осознав, что это и есть ее жизнь, она задумалась: чем она занималась, какие события заполняли часы между грезами и снами? И в момент исключительной тишины, когда ощущалось даже дрожание сережек, она вдруг с ужасом ответила на этот вопрос: ничего у нее не было, попросту ничего.

Она не может и не станет жить без любви или без денег.

Те солдаты, лица которых не запечатлелись в мозгу, навсегда останутся для нее молодыми. Она будет дорожить этим моментом: великолепным солнцем, пронизывавшим тучи, и роскошной радугой. Никогда не забудет красоту своей матери. Но что хорошего это принесло? Зачем она вспоминает об этом сейчас, сидя против зеркала в поезде, идущем посредине? Балансируя на канате, протянутом между началом и концом.

В дверь тихо постучали. Служащий, который приносил еду и стелил постель, просунул в дверь симпатичное темное лицо.

— Станция через полчаса, мисс.

— Благодарю, — произнесла Кэтрин тихо, не отводя глаз от завораживающего зеркала.

Дверь закрылась, и она снова осталась одна.

Полгода назад она увидела объявление Ральфа Труита. Тогда она с кофе и с воскресной газетой сидела за столиком.

Бизнесмен из провинции ищет верную жену.

Это желание вызвано не романтическими, а практическими причинами.

Жду от вас письмо.

Ральф Труит. Висконсин.

Без посредников.

«Верная жена» — это что-то новенькое. Кэтрин улыбнулась. За свою жизнь она видела тысячи таких объявлений. Для нее это сделалось чем-то вроде хобби. Как вязание. Чтение ее увлекало: одинокие мужчины, взывающие из глухих закоулков страны. Иногда в газетах помещали объявления от женщин. Им хотелось силы, или постоянства, или доброты, или просто уважения.

Кэтрин смеялась над их историями, над их жалким безрассудством. Они просили и, возможно, находили кого-то такого же одинокого и отчаявшегося, как они сами. Разве могли они рассчитывать на большее? Убогие и хромые, призывающие слепых и безнадежных. Кэтрин это казалось забавным.

Она допускала, что в результате подобных обращении мужчины и женщины обретали друг друга. Обретали если не любовь и деньги, то, по крайней мере, какие-то перемены. Такие объявления печатались раз в неделю. Этим людям не нравилось собственное одиночество. Наверняка у кого-то из них получалось улучшить свою жизнь.

Накануне, перед тем как уснуть, Кэтрин вдруг взглянула на себя словно сверху. Вот она лежит в кровати. Вокруг нее — холод одиночества и смерти. Она вообразила себя зависшей в воздухе и наблюдающей за собой же. Почувствовала, что умрет, если кто-то не притронется к ней с нежностью, не явится и не защитит ее от ужасов существования.

В конце концов она ответила на лаконичное объявление Ральфа Труита. Это было обещание, пусть и не блестящего, но начала. «Я простая честная женщина» — написала Кэтрин, и он ей ответил. Все жаркое лето они переписывались, осторожно рассказывая друг другу о своей жизни. Его почерк был резким и напористым, ее — опытным, элегантным и, как она надеялась, обольстительным. Потом она отправила фотографию и получила следом пространное письмо, словно между ними все было решено. Она делала вид, что колеблется. Он настаивал, просил стать его женой и прислал ей билет на поезд.

Тот кадет, что сидел с ней когда-то в повозке, сейчас, наверное, состарился. Она до сих пор видела его ладонь с отставленным большим пальцем и ощущала прикосновение его бедра к своей ноге, когда он к ней наклонился. Возможно, сейчас у него жена и дети, он любит их и окружил теплом и заботой. Такой сценарий — скорее исключение, но на душе делалось легче, когда она думала, что в мире есть люди, судьба которых получилась не такой несчастливой, как у нее.