Читать книгу "Таня Гроттер и перстень с жемчужиной - Дмитрий Емец"

– Буян, – коротко отвечал Сарданапал. –Кое-кого на Лысой Горе посетила мысль, что школу на острове можно закрыть иустроить здесь санаторий для престарелых магов, которым-де нужен хорошийклимат. Но это все уловки для простофиль. Сдается мне, милейший БессмертникКощеев надумал под шумок загнать островок японским магам… Буян – лакомый кусочекдля многих. В мире нет ни одной школы, которая была бы так удачно расположена.Обычные школы ютятся на замкнутой территории по соседству с лопухоидами,маскируются под пустырь или болото, и даже дракона лишний раз боятся из ангаравыпустить.

Тарарах протиснул свои толстые мизинцы в уши и энергичнопрочистил их, точно сомневаясь, действительно ли он слышит всю эту чушь иливсему виной грязь.

– Закрыть школу? А как же ученики? О них что,забыли? – спросил он с недоумением.

Сарданапал подошел к краю стены и, держась рукой за зубец,глянул вниз на цветущий ров.

– Нет, не забыли. Бессмертник никогда ни о чем незабывает. Взамен острова Буяна школе предлагают замечательный участок земли вЗаполярье. Чрезвычайно живописное место! Вечная мерзлота. Полгода ночь, полгодадень. Возможность круглогодично разводить северных оленей, много мха, ягеля ибонус в виде северного сияния.

– А драконы? А жар-птицы? Они не выносят холода.Единороги же вообще не выдержат переселения. Они очень привязаны к месту своегорождения. Как же это, академик? О чем они там все думают? – растерянноспросил Тарарах.

Сарданапал по-прежнему упорно разглядывал ров.

– Примерно тот же довод привел и я. Но мне былооткрытым текстом сказано, что не стоит гробить отличную идею мелочнымипридирками. Жар-птицы – ерунда. Их с удовольствием возьмет любая школа, тот жеМагфорд, к примеру. Драконов можно продать, а кого не купят – усыпить,поскольку они будут своим ревом нарушать покой милейших пожилых магов.

Питекантроп распрямился, сжимая кулаки. Его честное лицопобагровело. Встреться с ним в этот миг пещерный лев, он и то задумался бы, атак уж ли он голоден? Стоит ли связываться?

– Так, значит, этот тип, этот мерзавец, этот шутгороховый приезжает, чтобы закрыть Тибидохс и усыпить моих драконов? Я егосамого усыплю вот этими самыми руками! – прорычал Тарарах.

– Успокойся, Тарарах! Такими полномочиями он необладает. Он приезжает, чтобы составить отчет, который будет зачитан комиссиина Лысой Горе. Пока было лишь предварительное заседание в сокращенном составе.Увы, Кощеев подстроил все так, что оно завершилось не в нашу пользу. Мнеудалось оспорить его результаты и настоять на экстренном созыве расширеннойкомиссии. У нас тоже есть кое-какие союзники из светлых магов. Да и не всемтемным нравится, что все стратегические решения принимаются исключительноКощеевым и его кликой. В общем, шанс есть. Но многое зависит от отчета.Насколько уничтожающим он будет. Поэтому мы должны вести себя крайнекорректно, – сказал Сарданапал.

Едва ли питекантроп его слышал. Речь академика была для негослишком длинной и загроможденной непонятными, скользкими словами. Комиссия…заседание… Разве это главное?

– Мои драконы… мои жар-птицы… единороги… алконосты…сфинксы… Сарданапал! Как же это? Мы знаем, что на нас с дерева свалитсяклоп-вонючка, и не можем его придавить, потому что вони будет втроебольше? – непонимающе сказал Тарарах.

Новая волна гнева захлестнула несложную душу преподавателяветеринарной магии. Отняв от лица ладони, он посмотрел на академика с укором.Так смотрит собака, которую хозяин незаслуженно ударил.

– Как я смогу нянчиться с этой приезжей дрянью, есликаждую секунду буду помнить о моих драконах? – спросил он с болью.

– Не надо, Тарарах! Нянчиться тебе не придется. Он прозорлив,а ты слишком наивен, чтобы здесь была возможна какая-то моральная комбинация.Просто будь сам собой. И проконтролируй джиннов, чтобы они навели порядок вангарах. Ревизор туда наверняка заглянет, равно как и во все остальные места.

– Ревизор? – повторила Великая Зуби голосом,который насторожил бы любого из ее учеников, но не насторожил академика. Онникогда не прислушивался к Зуби с этой точки зрения.

– Да. И чудовищно придирчивый. Слышали об институтеобщего и сравнительного чародейства в Екатеринбурге? Одна из первых егоревизий. Директор института покончил с собой, запив толченый алмаз растворомцианида. Профессорский состав в полном составе перевелся в Верхнее Подземьепрививать нежить от бешенства, а все младшие научные сотрудники мужского пола добровольцамиушли в магмию. А все почему? Бедняги не смогли объяснить ревизору, кудаподевался глобус для точечной телепортации и откуда в журнале посещаемостивсплыли два несуществующих студента.

– Вот зверь. И докопался же! – сказал Поклеп свосхищением. Он умел ценить родственные натуры.

– Именно так. Зверь и зануда. Мы должны быть готовы,что он станет совать свой нос во все. Сколько кровавых пятен оставляют призракина лестнице и соответствует ли это нормативу, почему у Большой Башни ржавыйшпиль и как часто меняют памперсы атлантам.

– Сарданапал! Мне не смешно! – укоризненно сказаладоцент Горгонова.

– Мне тоже, Меди! Это смех сквозь слезы. Скоро в стенахТибидохса смеяться будут только поручик Ржевский и его милая женушка. Последняяже, как известно, смеется лишь на похоронах, – заявил академик.

Великая Зуби зябко спрятала руки под пончо. Она мерзлавсегда и везде.

– Ревизор… Помнится, Гоголь писал о чем-то подобном. Тыне забыла, Меди, как третьекурсники привезли к нам Пушкина и молодого Гоголя?Мы еще недоумевали, каким образом они протащили их сквозь Гардарику. Оказалось,что в желудке дракона… Пушкин написал о Буяне, а Гоголь заинтересовалсяисторией Вени Вия. Не стоило позволять ему так много смотреть зудильник, –вспомнила Зуби.

Высоко над лесом полыхнули семь радуг Грааль Гардарики, итотчас над вершинами деревьев разлилось зарево. Какое-то время оно сохранялось,прежде чем вечер поглотил его, приняв в свои усыпляющие руки.

– Когда прилетает светлый маг – зарево не такоеядовитое. Чаще светло-розовое, – заметил Сарданапал.

Немногие знали о свойстве Гардарики отражать суть души вновьприбывшего. Разве что преподаватели. От учеников это обычно скрывали, знаясклонность молодости к поспешным суждениям. Фактически жестоким приговорам.

Медузия улыбнулась:

– А-а, ты тоже заметил! А я даже посчитать успела.Восемь!

Поклеп подался вперед.

– Разве восемь, не пять? – спросил он недоверчиво.

– Восемь.