Читать книгу "Тринадцать способов умереть - Валерий Рощин"

Способ второй2-4 сентября

Крепкие матерные словечки так и норовили вырваться из уст связанного Барклая. Им бы – этим словечкам, сейчас не помешали ни разбитые губы; ни сочившаяся, солоноватая кровь, которую поминутно приходилось сплевывать…

Да что от них было проку?! Ругаться следовало раньше, когда готовил и натаскивал прибывшую из училища молодежь.

Мало натаскивал! Недостаточно был строг и требователен! Редко наказывал! Да что там наказывать?! Гнать следовало в три шеи в армейский спецназ тех, кто не дотягивал, не укладывался в жесткие требования. А теперь… Теперь следовало молиться богу или уповать исключительно на удачу, на счастливый случай. Но надежд на эти «чудесные» составляющие успеха становилось все меньше и меньше.

Троицу выживших бойцов куда-то вели по скользкой пыльной тропе. Руки их накрепко скручивала длинная веревка, образующая единую связку; глаза закрывали плотные повязки, свернутые из их же, спецназовских бандан. Ноги для самостоятельного передвижения оставались свободны, да от этого легче не становилось.

Первым в связке, спотыкаясь, шел подполковник; вторым шагал его заместитель Толик; замыкающим плелся молодой Кравец.

Идиот! Салабон в лейтенантских погонах!.. Именно из-за его нерасторопности и слабости пришлось…

Барклай зло сплюнул опять накопившуюся во рту кровь.

Способных продолжать бой у лесной проплешины оставалось трое: Толик, раненный Димка Логинов и сам Барклай. Не много, если рассчитывать на благополучный финал в проваленной операции; но и не мало, для того чтобы испортить «чехам» праздничное настроение по поводу хитро организованной ловушки. Втроем они еще поспорили бы с бандой. Ох, как поспорили, если бы не слабак Кравец!..

Признаться, подполковник посчитал его убитым, когда тот, нырнув в заросли за ушедшим в сторону от тропы бандитом, надолго пропал из виду.

Да… лучше бы его там убили!..

Грех, конечно, так рассуждать, но…

Но мальчишка оказался жив. Мало того, бандит обезоружил лейтенанта и, прячась за обмякшим телом, выволок из кустарника, приставив к горлу десантный нож.

Вот тут-то, увидев обезумевшие от страха и полные страдания глаза молодого подчиненного, Барклай хрястнул с досады своим автоматом о камень и медленно встал, подняв руки.

Встал и Толик. Раненный Димка подняться не смог…

Человек, не ведавший ранее провалов, будет до самой последней минуты надеяться на чудо, на счастливое спасение. И лишь тот, кто успел не раз побывать в когтях смерти, способен в самой критической ситуации более или менее четко себе сказать: да, приятель – это конец. Барклай даже в то ужасное мгновение, когда пришлось поднять руки, не считал положение безнадежным, еще лелеял надежду на другой исход, ибо случались в его биографии схожие переделки. И каждый раз выпутывался, отыскивая крошечную лазейку, изобретая единственно возможный способ…

Но теперь все складывалось иначе – из зарослей появлялись все новые и новые боевики; вооруженные до зубов, озлобленные потерями; с волчьими, наполненными ненавистью взглядами…

Тогда-то он и буркнул:

– Все. Отвоевался.

Раненного Димку Логинова добили сразу, без единого слова, без секунды сомнения. Прищурив колючие глазки, предводитель банды подозрительно косил и на окровавленное колено Барклая. Правда, позже, когда оставшихся в живых русских избивали, он принял решение отсрочить его смерть – не смотря на касательное ранение, тот все же крепко стоял на ногах…

И вот, избитых, связанных, утерявших веру в спасение, под конвоем многочисленного отряда их куда-то ведут. Впрочем, где бы они ни оказались, перспектива остаться в живых не маячила – не перерезали глотку в ущелье, значит, решили приберечь для показательной казни в бандитском стане.

– Так мне, мудаку и надо! – прошептал Барклай разбитыми губами. – Полгода собирался написать рапорт! Нет, опять поперся!.. Дома такая баба ждет, а я ползаю по этим скалам во главе детсадовского сброда. Старый придурок!..

– Брось, Барк. Кто ж знал, что так случится, – послышался за спиной приглушенный голос Толика.

Вздохнув, командир группы промолчал…

Нет, он обязан был предугадать, предусмотреть все нелепости, приведшие к провалу задания, к гибели группы. Сколько сотен километров намотал пешкодралом по горам, да по лесам чеченским! Сколько сожрал сухпаев! Скольких товарищей здесь похоронил!.. А до конца прокачивать подобные нюансы так и не научился.

Толик – капитан Терентьев, хороший парень. И в такую минуту найдет пару слов, чтобы попытаться успокоить, поддержать. Однако нетрудно представить, каково сейчас ему. Года не прошло, как получил капитана; женат всего пару лет; скоро станет отцом…

По крайней мере, должен был им стать.

«Чертова повязка на глазах!» – подполковник поморщился от боли, оступившись на каменной россыпи пологой тропы. Вблизи той несчастливой поляны одна из чеченских пуль саданула по самому краю коленного сустава. Того самого больного сустава, что лечил в лучших московских клиниках почти год. Трижды ложился под нож хирурга… И вот опять. Вся левая голень давно была мокрой – кровь основательно пропитала штанину до самого ботинка. Да что там до ботинка – даже ступня ощущала неприятную липкую влагу.

Пронзительная боль отогнала мысли о Толике. Но не надолго…

Терентьев попал в его группу пару лет назад, когда, напоровшись на засаду во время одного из рейдов, Барклай потерял половину своих людей. С достойной заменой своевременно пособил Ивлев, носивший тогда полковничьи погоны – порекомендовал четверых надежных ребят из армейского спецназа. Прибыл в той четверке и Анатолий.

Так и познакомились…

Потом потянулись бесчисленные вылазки; затяжная операция по выслеживанию Абдул-Малика и прочие передряги, в одной из которых Терентьев спас своему командиру жизнь.

Та прошлогодняя операция определенно должна была стать для Всеволода последней. Так уж случилось, что у развернутого аппарата спутниковой связи он оказался один – в спешке вызывал необходимое как воздух подкрепление. Парни под бешеным огнем вытаскивали двоих раненных с каменистого берега горной речушки. В тот момент Толик и засек снайпера, целившего в Барклая. Достать чеченца очередью было сложно – позицию дух выбирал с умом – за грядой исполинских валунов. Потому и решился капитан стрелять не в него, а пугнуть подполковника – пустил пару пуль над самой макушкой.

Барк, не будь дураком, сразу рухнул – распластался на речной гальке, а не то чеченский свинец спустя секунду непременно бы вышиб мозги…

Да, тогда ускреблись, отбились, выжили. Повезло.

А сегодня не получилось…

* * *

«Человек любит и чувствует сердцем, а извилины так и норовят включить сомнения. Мешают, тормозят естественный процесс. Черт бы их побрал, эти извилины!..» – вяло рассуждал Барклай, вперив взгляд в полосу солнечного света и вспоминая о любимой женщине, должно быть, ждавшей его сейчас в крохотном уютном гарнизоне на юге Ставропольского края. Желтая полоса врывалась в открытую дверь каменной лачуги, где подполковник с двумя молодыми сослуживцами парился вторые сутки. Короткий луч медленно полз по усыпанному грязной сухой соломой полу; становился длиннее и, кажется, менял оттенок…