Читать книгу "Невеста Борджа - Джинн Калогридис"

Меня всякий раз бранили и запирали в детской на срок, который варьировался в зависимости от тяжести проступка. Но мне было все равно. Альфонсо охотно оставался пленником вместе со мной, утешал и развлекал меня. И потому я была совершенно неисправима.

Осанистая донна Эсмеральда, хоть она и была служанкой, не испытывала по отношению ко мне ни страха, ни почтения. На нее королевская кровь впечатления не производила. Хоть она и была простолюдинкой, ее отец и мать служили сначала при дворе Альфонсо Великодушного, потом при дворе Ферранте. Она присматривала еще за моим отцом. В те времена донне Эсмеральде было лет сорок пять, и она представляла собой впечатляющую фигуру: она была ширококостной, крепкой, с массивными бедрами и челюстью. Ее волосы цвета воронова крыла, густо усеянные серебряными нитями, были собраны в тугой пучок и убраны под темную вуаль; она носила черное платье, бесконечный траур, хотя ее муж умер почти четверть века назад — он был солдатом на службе у Ферранте. После этого донна Эсмеральда стала исключительно набожной; на ее высокой груди покоился золотой крестик.

У нее не было детей. И хотя она никогда не любила моего отца — на самом деле она почти не скрывала своего презрения по отношению к нему, — с тех самых пор, как Трузия произвела на свет меня, Эсмеральда обращалась со мной, как с родной дочерью.

Хотя она любила меня и изо всех сил старалась оберегать, мое поведение всегда вызывало нарекания с ее стороны. «Ну почему ты не можешь вести себя так, как твой брат?»

Этот вопрос никогда не задевал меня. Я любила своего брата. На самом деле я хотела быть более похожей на него и мою мать, но не могла подавить свою натуру. Тогда Эсмеральда придумала, чем меня уязвить:

«Ты такая же противная, как и твой отец в этом возрасте…»

Тогда же, сидя в огромном обеденном зале, я посмотрела на моего младшего брата и сказала:

— Отец никогда не узнает. Взгляни на них…— Я показала на взрослых. Они смеялись и танцевали. — Никто и не заметит, что меня тут нет. — Я помолчала. — Но как ты можешь утерпеть, Альфонсо? Неужели тебе не хочется узнать, правда ли это?

— Нет, — рассудительно ответил он.

— Но почему?

— Потому что это может оказаться правдой.

Лишь позднее я поняла, что он имел в виду. Но в тот момент я раздраженно взглянула на него, а потом развернулась, взметнув зеленую шелковую юбку, и принялась пробираться через толпу.

Никем не замеченная, я проскользнула под аркой и ее великолепным сине-золотым полотнищем. Мне казалось, я единственная, кто бежал с праздника. Я ошибалась.

К моему удивлению, огромная, обшитая панелями дверь, ведущая в тронный зал, была слегка приоткрыта, как будто кто-то хотел затворить ее, но не до конца преуспел. Я осторожно потянула ее ровно настолько, чтобы проскользнуть в образовавшуюся щель, а потом закрыла дверь за собою.

Зал был пуст, поскольку стражники сейчас приглядывали за своими подопечными в Большом зале. Тронный зал значительно уступал Большому в размерах, но внушал почтение. У центральной стены стоял трон Ферранте: сооружение из темного дерева, покрытое искусной резьбой, с сиденьем из красного бархата, установленное на небольшом помосте высотой в две ступени. Над ним высился балдахин с неаполитанскими лилиями, а с одной стороны от потолка до пола поднимались сводчатые окна, открывая великолепный вид на залив. Сквозь окна, не закрытые ставнями, лился солнечный свет, отражаясь от белого мраморного пола и беленых стен и создавая ощущение сияния и легкости.

Это место казалось слишком светлым, чтобы скрывать какие бы то ни было тайны. Я задержалась на мгновение, оглядываясь по сторонам; мое возбуждение и страх росли. Я боялась, но, как всегда, любопытство превозмогло страх.

Я повернулась к двери, ведущей в личные покои деда.

До сих пор я побывала в них лишь однажды, несколько лет назад, когда Ферранте лежал с сильной лихорадкой. Врачи, убежденные, что он умирает, собрали всю семью попрощаться с ним. Я не была уверена в том, что король вообще помнит меня, но он положил руку мне на голову и одарил меня улыбкой.

Я была поражена. Всю мою жизнь дед небрежно здоровался со мной и братом и тут же отводил взгляд, возвращаясь к более важным делам. Он никогда не стремился общаться с нами, но иногда я замечала, как он внимательно наблюдает за детьми и внуками, оценивая, взвешивая, не пропуская ни единой детали. Он никогда не вел себя недобро или грубо — просто рассеянно. Когда он говорил — даже во время самых многолюдных семейных событий, — то обращался обычно к моему отцу, да и то по вопросам политики. Его поздний брак с Хуаной Арагонской, его третьей женой, был заключен по любви — дед уже не нуждался ни в новых политических преимуществах, ни в новых наследниках. Но его пыл давно угас. Король и королева разошлись по разным покоям и говорили лишь при необходимости.

Когда он, умирающий, как мы думали, положил руку мне на голову и улыбнулся, я решила, что он добрый.

Стоя в тронном зале, я вздохнула поглубже, собираясь с духом, а потом быстро направилась к личным покоям Ферранте. Я не думала, что найду каких-то мертвецов. Меня беспокоило то, что должно было произойти, если меня поймают.

За тяжелой дверью тронного зала шум пира и музыка сделались тише; когда я очутилась здесь, мне стал слышен шорох моей шелковой юбки по каменному полу.

Я нерешительно отворила дверь, ведущую во внешние покои короля. Я узнала эту комнату — мы проходили через нее тогда, во время болезни Ферранте. Здесь находился кабинет: четыре стула, большой стол, столики поменьше, множество канделябров для освещения в позднее время, на стене карта Неаполя и Папской области. Еще там был портрет моего прадеда Альфонсо, изображенного с тем самым мечом, который был сегодня при Ферранте во время церемонии.

Осмелев, я двинулась вдоль стен, выискивая какой-нибудь потайной проход или комнату. Я осмотрела мраморный пол, проверяя, не найдется ли где трещин, намекающих на потайную лестницу, ведущую в подземелье. Но я так ничего и не нашла.

Тогда я направилась во вторую комнату, обставленную для личных трапез. Здесь тоже не было ничего примечательного.

Осталась лишь спальня Ферранте. Проход туда преграждала массивная дверь. Выбросив из головы все мысли о поимке и наказании, я храбро открыла эту дверь и вошла в самый дальний и приватный из королевских покоев.

В отличие от прочих солнечных, жизнерадостных комнат, эта комната была темной и угнетающей. Окна закрывали шторы из темно-зеленого бархата, преграждавшие доступ солнцу и воздуху. Такое же зеленое покрывало закрывало большую часть кровати, вместе с множеством меховых одеял; очевидно, Ферранте сильно мерз.

Комната была украшена на удивление мало для статуса ее владельца. Единственным знаком великолепия был золотой бюст короля Альфонсо Великодушного и золотые канделябры, выстроившиеся по сторонам от кровати.

Мой взгляд тут же скользнул к дальней стене, где находилась еще одна, открытая дверь. За ней обнаружилась маленькая тесная комнатушка без окон, с деревянным алтарем, свечами, четками, статуэткой святого Януария и молитвенной скамеечкой с подушкой.