Читать книгу "Проклятье фараона - Элизабет Питерс"

Там меня поджидал новый удар. В гостиной царили чистота и омерзительный порядок. Газеты, журналы и книги, валявшиеся там и сям, как корова языком слизнула. Доисторическая утварь, красовавшаяся на камине и еще бог весть где (археологические трофеи Эмерсона), тоже исчезла. На сервировочном столике вместо игрушек Рамзеса злорадно поблескивал надраенный серебряный чайный сервиз. Пылающий в камине огонь успешно рассеивал тоскливую серость от непогоды за окном, но не в его силах было справиться с потемками в моей душе. Как человек разумный, я не склонна без толку сетовать на судьбу-злодейку, но даже человек разумный временами сражается с собственными воспоминаниями. Вот и мне тем вечером пришли на память иные декабри... когда в безоблачном синем небе у нас над головой сияло золотое солнце Египта...

Пока я стояла посреди гостиной, с горечью созерцая руины нашего веселого семейного хаоса и вспоминая лучшие времена, снаружи донеслись голоса. Подобрав свои вериги – проще говоря, шелестящие шелком юбки, – я нарисовала на губах фальшивую улыбку.

Описывать чаепитие нет никакого смысла. Воспоминания не из тех, что греют душу, к тому же, как выяснилось впоследствии, моя жертва оказалась напрасной. В жизни мне встречались личности и поглупее леди Кэррингтон (ее супруг, например, – законченный дурак), зато уж такого гармоничного сочетания злобы и глупости, каким может похвастать эта дама, в целом мире не сыскать.

Первые минуты прошли под аккомпанемент замечаний, высказанных ее приторно-ехидным голоском:

– Ах, моя дорога-ая! Что за прелесть это пла-атье! Помнится, года два назад, когда такой стиль вошел в моду, я тоже была от него без ума-а!

Ну и так далее. Подобные шпильки я пропускаю мимо ушей – с детства не реагирую на оскорбления. Но кое-что меня все же проняло. Леди Кэррингтон, видите ли, возомнила, будто это приглашение – полная и безоговорочная капитуляция, извинения жены за проступок мужа. Ее оплывшее жиром лицо так и лучилось самодовольством, а тон был полон царственной снисходительности.

Боже! Кажется, меня снова разбирает злость! Глупо и бездарно. Больше ни слова не скажу. Позволю себе только признаться в том величайшем удовлетворении, которое мне доставила зависть леди Кэррингтон. Мадам, разумеется, пыталась скрыть недостойное чувство за любезностью, но ей это плохо удавалось. Ну еще бы не позавидовать – в роскошной гостиной чистота и порядок, угощение превосходное, прислуга вышколенная. Роза – просто образец горничной, но в присутствии леди Кэррингтон она превзошла самое себя. Белоснежный передничек прямо-таки хрустел от крахмала, а завязки чепца при ходьбе даже не колыхались. В округе ходили слухи о несусветном скряжничестве леди Кэррингтон и ее злющем языке, из-за чего слуги в доме не задерживались. Младшая сестра нашей Розы тоже как-то нанялась к Кэррингтонам... терпения ей хватило на неделю.

За исключением этого мизерного триумфа, в котором, правда, не было ни капли моего личного вклада, встречу можно было считать несомненным провалом. Дамы-соседки, приглашенные исключительно для того, чтобы замаскировать мою основную цель, во всем соглашались с леди Кэррингтон, подпевали ей и дружно кивали в ответ на каждое из ее идиотских замечаний. И, самое печальное, вскоре стало ясно – миссия, порученная мне Эмерсоном, потерпела фиаско. Леди Кэррингтон и пальцем не пошевелила бы, чтобы нам посодействовать. Я начала было гадать, не рухнет ли мир, если взять да и продефилировать вон из гостиной, как произошла форменная катастрофа.

Человек я предусмотрительный, а потому задолго до знаменательного чаепития убедила Рамзеса – точнее, искренне думала, что убедила, – тихонько просидеть весь вечер в детской. В ход тогда пошли и уговоры, и откровенный подкуп, и даже обещание наведаться в кондитерскую. Рамзес способен поглощать немыслимые количества сладостей без видимого ущерба для аппетита и пищеварения. Какая жалость, что любовь к конфетам пасует перед его любовью к знаниям... или, в данном случае, к копанию в грязи.

С тоской наблюдая, как леди Кэррингтон смакует последний кусочек пирога, я вдруг услышала доносящиеся из прихожей приглушенные вопли. За воплями последовал отчетливый звон разбитого стекла – моей любимой китайской вазы, как выяснилось впоследствии. Затем двери с треском распахнулись и в гостиную влетело крохотное огородное пугало.

Сказать, что ребенок оставлял на полу и ковре грязные следы, – значит погрешить против истины. Нет, за ребенком лилась сплошная река жидкого месива; она обозначала путь дитяти, стекала с его волос, одежды и с некоего неописуемого предмета у него в руках. Достигнув моего кресла, чудовище остановилось... И водрузило предметмне на колени.

Откровенно говоря, происхождение предметамне и без того было ясно, но исходящий от него... запахподтвердил мои самые худшие предположения. Рамзес опять ковырялся в компостной куче.

Должна признаться, любезнейший читатель, что я люблю своего сына. Не умираю, конечно, от слабоумного обожания, как его папочка, но питаю к этому ребенку несомненную душевную привязанность. Однако в тотмомент мне хотелось одного – схватить собственного отпрыска за шкирку и трясти, пока не посинеет.

В присутствии посторонних дам пришлось, к сожалению, подавить в себе этот естественный материнский порыв.

– Будь так добр, Рамзес, – негромко и очень спокойно произнесла я, – убери кость с выходного платья мамочки и отнеси туда, где взял. Мусору место в помойке.

Склонив голову к плечу, Рамзес задумчиво разглядывал находку.

– Это не мусол! – убежденно заявил он. – Это бедленная кость но-со-по-та-ма.

– В Англии гиппопотамы не водятся, – назидательно заметила я, послав дамам приветливую улыбку.

– Доисвонический но-со-по-там! – настаивал Рамзес.

Донесшийся от двери хриплый стон заставил меня поднять голову. Зажав рот обеими ладонями, дворецкий Уилкинс скрылся в коридоре. Наш Уилкинс – личность хладнокровная, молчаливая и полная собственного достоинства, одним словом, чемпион среди дворецких! Но из-под маски величавой надменности временами пробиваются искры юмора.

Мне же было не до смеха.

– Весьма подходящее определение. – Я стиснула пальцами ноздри, лихорадочно соображая, как бы выдворить несносное создание из гостиной, пока гости не сбежали. Позвать лакея? Бесполезно. Ребенок у нас крепкий, так просто в руки не дастся. Сопротивление будет отчаянным, грязь полетит во все стороны. Во что превратятся ковер, стены, платья дам~Красота!

Искушение было слишком велико.

– Чудесная косточка! – восхищенно протянула я. – Обязательно покажи папе. Только вымой как следует, ладно? Но сначала... может, наши гостьи хотят посмотреть? Вот леди Кэррингтон, например...

Широким жестом я указала на жертву.

Будь она поумнее, возможно, нашла бы способ избежать близкого знакомства с трофеем Рамзеса, а будь поизящнее, возможно, успела бы отпрыгнуть... К несчастью, мадам была глупа как курица и упитанна до безобразия, так что ей оставалось лишь потрясать телесами, визжать и брызгать слюной. Напрасные усилия. Сокровище из помойки благополучно приземлилось точнехонько на прикрытые шелками толстые колени.