Читать книгу "Подсадной - Андрей Кивинов"

Вторым, с кем поделился своим секретом «детектив первой категории», был Виталик Обручев, сын соседей по даче. С ним Коля дружил с десяти лет, с тех самых пор, когда родители получили земельный надел в шесть соток и оставляли здесь сына на каникулы под присмотром бабушки. Вместе с Виталиком они познавали законы бытия, вместе попробовали первую сигаретку и распили первую бутылку «Молдавского розового», купленную в дачной лавке. Виталик тоже ходил с лупой и страдал романтизмом в еще более запущенной, хронической, можно сказать, необратимой стадии. Помимо лупы, он всегда таскал в кармане баночку с сажей, кисточку и липкую ленту. Дабы не просто находить отпечатки пальцев, но и фиксировать их. В другом кармане лежали полиэтиленовый пакетик и пинцет для сбора окурков. Виталику болезнь передалась по наследству — отец служил добру и свету в чине майора милиции, а прадед душил гидру контрреволюции в подвалах Чрезвычайной комиссии.

Однажды, как и Коля, юный детектив задумал заняться слежкой. «Объектом наружного наблюдения» он выбрал соседа по даче — злого пятидесятилетнего мужика, живущего с любимой, но страшной женой. Слежка закончилась позорным провалом. Дачник, захватив тележку с бидоном, отправился за навозом на птицефабрику. Юный детектив сел ему на хвост. И выявил факт грехопадения — объект по пути на фабрику завернул к нелюбимой, но грудастой дачнице. Виталик свернул следом… и тут же был расшифрован — «объект» умел рубить хвосты. Пришлось спасаться бегством и вплавь.

А вечером подлый изменщик заявился к родителям юного сыщика, обвинил в воровстве клубники и потребовал немедленно увезти его в город. Мол, люди видели, как Виталик нагло опустошал чужие грядки. «Людьми» оказалась та самая грудастая дачница, подтвердившая подлый навет.

От незаслуженной кары Виталика спас друг Коляныч, сделавший ему железное алиби. «У меня мы сидели, кино смотрели, бабушка скажет». Бабушка сказала, дачник ушел ни с чем.

Провал не испугал Виталика, он по-прежнему рьяно продолжал детективную практику, собирая окурки, и в итоге принял твердое решение изучать дедуктивный метод в стенах школы милиции. Друга Колю он подбивал составить компанию. И подбил. Коля уже видел себя небритым мужественным детективом с сигаретой в зубах и пистолетом под мышкой в компании длинноногой блондинистой напарницы. «Бонд. Джеймс Бонд». «Ник. Просто Ник».

Но, увы… Сладким мечтам не суждено было сбыться. Подвело здоровье. Сильная близорукость на правый глаз. В милицейском отделе кадров, куда друзья пришли на разведку, естественно, поинтересовались, все ли у них в порядке с физическим и умственным здоровьем. Ведь придется проходить строгую комиссию. Коля пожаловался на зрение, озвучив количество «минусов».

— Многовато, — посочувствовал кадровик, — тут и комиссию проходить нет смысла. Спасибо за визит, молодой человек, но можем предложить только дружину или комсомольский оперативный отряд, туда берут всех, даже слепых. Ну либо внештатником — повестки разносить. За отгулы.

Коля гордо отказался — Джеймс Бонд, разносящий повестки за отгулы или блуждающий по улицам с красной повязкой на рукаве в сопровождении пенсионерок-активисток, смотрелся бы слишком анекдотично.

Виталик никакими физическими отклонениями не страдал. Как умел, постарался морально поддержать приятеля-неудачника:

— Не переживай, Коляныч. Я устроюсь, а потом и тебя как-нибудь протащу. Безо всяких комиссий.

Коля, конечно, переживал и даже не спал пару ночей. Прощай, лупа, дедукция, поднятый воротник, пистолет под мышкой и напарница. Жизнь жестока и несправедлива.

Оставалось лицедейство. Конкурс в театральный, как всегда, был двузначным, и Коля рассчитывал вылететь уже после первого тура. Особо не расстроился бы, не плакал бы в подушку и не кричал: «Я не мыслю себя без сцены!» В следующем году поступит в какой-нибудь технический вуз и получит нормальную мужскую специальность, например, программиста. Говорят, скоро они будут очень востребованы.

Однако и собеседование, и первый тур благополучно проскочил, с революционным задором прочитав комиссии своего дежурного Маяковского.

Бабушка ничуть не удивилась:

— Я же говорила, поступишь. Главное — верить.

По выражению ее лица Коля понял, что дело не только в вере и Маяковском. Без протекции дело не обошлось. Вспомнил, как однажды бабуля с нежностью рассказывала про свои теплые отношения с одним из театральных педагогов, основанные не только на любви к искусству. Но бабушка так и не призналась в содействии внуку. Сам, исключительно сам. Зря, что ли, в студии столько занимался?..

В итоге — студенческий билет в кармане, отсрочка от армии и льготный проезд на общественном транспорте. И перспектива выбиться в суперзвезды, конечно.

Но на третьем курсе Коля понял, что с выбором профессии все-таки промахнулся. Рассказы старших товарищей, получивших диплом драматического артиста, но вынужденных торговать на рынке турецкими куртками и китайскими кроссовками, оптимизма не добавляли. Перспектив — ноль целых хрен десятых. Постперестроечный российский кинематограф в муках загибался, по «Ленфильму» бродили бездомные собаки и гулял ветер, а жизнь на театральную копейку — прямая дорога на паперть. Если, конечно, Спилберг не предложит роль в массовке, заскочив случайно в какой-нибудь питерский Дом культуры на новогодний утренник и увидев Колину гениальную игру в образе Санта-Клауса. Или Снегурочки.

Поэтому все чаще и чаще в учебном журнале появлялись недостойные великого артиста оценки, а педагоги намекали на досрочное окончание курса.

Плюс еще одно обстоятельство. Если от бабушки Коля получил театральные гены, то от дедушки — спиртосодержащие. Дедушка, покинувший этот мир на пару лет раньше бабушки, весьма уважительно относился к ликеро-водочной продукции. Именно уважительно, но не болезненно. И не смог пережить, когда в конце восьмидесятых безумный «Горбач» объявил войну всем порядочным людям, введя талоны на алкоголь. Правда, умер дед не своей смертью. Мученически пал в очереди за водкой (за идею!). Штурмуя магазин, застрял в дверном проеме и свалился прямо на пороге с криком: «Куда пре… Своло…»

«Скорую» вызвали только через час, когда в гастрономе закончились все запасы спиртного, и очередь рассосалась. Врач зафиксировал асфиксию от сдавливания грудной клетки, перелом нескольких ребер и ушиб печени. Не рассчитал дед силенок, молодость взяла верх над опытом.

Коля поднял упавшее знамя. Благо нашелся достойный повод. Внутренняя дисгармония, обусловленная ошибочным выбором жизненного пути. Сокурсники — будущие заслуженные и народные артисты, с которыми он делился своими переживаниями, относились к проблеме с пониманием. Особенно когда угощал Коляныч. Некоторые употребляли еще и для профессионального роста, искренне полагая, что настоящий художник и трезвость несовместимы. Сколько таких примеров в отечественном театре и кино! И не сосчитать. Хочешь достичь вершин — бухай!

Пил Коля на честно заработанные денежные средства, иногда на халяву. Подрабатывал ведущим на свадьбах и юбилеях, подготовив нехитрую программу. Сто баксов за вечер плюс выпивка с закуской. А еще он пристроился в одно желтое криминальное издание — натурщиком. Изображал окровавленных жертв бандитского беспредела. В основном покойников. С ножом в груди (и не только в груди) или огнестрельными ранениями головы. Реже — душегубов со звериным оскалом. Пятьдесят рэ за снимок. Притащил его в журнал бывший партнер по театральной студии. Партнер наловчился изображать повешенных. Снимали в основном в редакционном туалете (кетчуп-кровь легко смывался с кафеля). Печатались снимки, разумеется, как подлинные, якобы с безумным риском добытые из настоящих уголовных дел, глаза жертвам полоской не закрывали. Но через полгода Коля из журнала свалил. Во-первых, стали узнавать на улице — тираж журнала был достаточно высоким («Ой, вас же убили! Ножом в жо…!»). А во-вторых, напарник-висельник как-то после очередной съемки нюхнул паленого кокаина и действительно влез в петлю. То ли не смог выйти из образа, то ли жизнь достала. Коля, хоть и был человеком несуеверным, судьбу искушать не стал.