Читать книгу "Под созвездием северных «Крестов» - Александр Бушков"

И снова общий одобрительный ржач в ответ.

Ан нет, еще один, если не считать Карташа, не смеется.Нестарый еще блондинчик, сороковник, не больше, с правильными чертами бледнойрожи, обрамленной прической «короткое карэ», сидит возле самой решетки и из-подполуприкрытых век нет-нет да и зыркнет в сторону Алексея, вроде бы просто так,без всякого выражения серых зенок. Типа, любопытно ему, кого ж это на отдельноеместо определили. В дорогом кашемировом пальто цвета «кофе с молоком»,представительный и солидный, но в глазах есть что-то такое… глубинно-яростное.Что-то волчье. Что-то от хищника, который лучше сдохнет от голода, мороза илиохотничьей пули в тайге, чем станет жить в зоопарке, как бы там хорошо некормили и каких бы фигуристых волчиц не приводили на случку… И вроде бы рожасия Алексею смутно знакома, вроде бы видел ее где-то, и в мозгу, по какой-тоневедомой ассоциации, вставал образ эдакого благообразного попика вкатолическом одеянии, но… но напрягать мозг сейчас не хотелось и не моглось.Мало ли урок он встречал на своем трудовом пути… Однако будет забавно, еслиэтот бледнолицый когда-то давным-давно заточил на вертухая Карташа зуб и теперьпопытается оный зуб в него вонзить. Хотя не похоже. Не было во взгляде волчарыни затаенной злобы, ни тоски от того, что посадили в клетку.

Конвоир не вмешивался, на происходящее взирал из-подприкрытых век, философски-отрешенно, как на виденное уже стократно.

И Алексей устало закрыл глаза.

Курить, блин, хотелось зверски. Он прекрасно понимал, чтоэто нервное – за последние четверо суток Карташ изничтожил почти блок сигарет(благо были бабки на кармане и менты их, вот чудо, не помылили), но от осознанияэтого легче не делалось, и желание наполнить легкие сладким, теплым,успокаивающим дымом не уменьшалось ни на йоту. Напротив: усиливалось,становилось почти невыносимым.

Короче, Карташ сидел, закрывши глаза, хотел курить и изовсех сил старался выключиться из происходящего вокруг – из негромких, нервозныхреплик товарищей по несчастью, из простуженного рокота мотора… вообще изокружающего мира.

Выключиться не получалось: «адидас», взбодренный удачнымзаделом на публику, продолжал свои потуги пошутить.

– Эй, оперок, не найдется огонек? – громко вопросил он.И, поскольку никто не ответил, добавил вполне миролюбиво: – А че молчишь, какне родной? Прикурить дай, а? Мы ж теперь, земеля, в одной команде, блин…

Карташ приоткрыл глаза.

«Адидас» смотрел прямо на него.

– Я не опер, – негромко ответил Алексей.

Общаться с «контингентом» ни малейшего желания не было, но ипромолчать было нельзя – а то сочтут, что либо боится до усрачки паренек,сидящий в отдельной клетке, либо контингент молча презирает… Контингент, он,конечно, презирал, но теперь, оказавшись с контингентом по одну сторонурешетки, это презрение выказывать было, по меньшей мере, глупо.

– Не опер! – искренне удивился юнец в пуховике. –А че ж, брателло, в «стакан»-то[1] сел? OOP, [2]что ль? Дык непохож, бля буду…

– Да не дрейфь, мужик, – типа поддержал Алексея«адидас». – С кем не бывает. В крытке «бэсники» тоже живут… если людинормальные, конечно, а не сучары.

А, ну да: теперь Алексей еще и «бэсник». Бэ-дробь-эс…

Что характерно: на зоне – по крайней мере, в томисправительно-трудовом учреждении под Пармой, где Карташ отмотал в ВВ не одинсезон – обращение к незнакомому человеку «мужик» было бы воспринято какоскорбление. А здесь, похоже, это в порядке вещей…

Да-с, господа, товарищи и прочие присяжные заседатели, комногому еще придется привыкать гражданину Алексею Карташу. Уж казалось бы, всепрошел, кем только не побывал за свою недолгую, но неожиданно бурную жизнь… Ипростым, хотя и подающим надежды литехой-помощником при полковнике-инспектореИТУ, и старлеем на зоне, и чуть ли не защитником платинового фонда Родины, иполноценным избавителем Президента Ниязова от покушения плюс всегоТуркменистана от гражданской войны, и даже, страшно вспомнить, спасителемСибири от войны воровской, и внештатным агентом то ли тамошнего отделения, толи ФСБ, то ли ГРУ, то ли еще какой шарашки[3]…

И вот теперь… Теперь, как говорится, из князи в грязи.Алексей поглядел на свои отчего-то не скованные «браслетами» запястья, натесную клетку «стакана», решетками которой он был отгорожен от прочегоконтингента.

В наручниках или нет, но теперь гражданин Карташ А. А.чапает в тюрьму. А точнее – в знаменитые питерские «Кресты». Самую большую«крытку» по всей Европе, между прочим. Описаться можно от гордости.

И чапает он туда посредством банального «автозака». Вкачестве подследственного. Банального заключенного. В простонародье – зэка.Через мост Александра Второго – в тюрягу, заложенную при Александре Третьем. Ачто, символичная связь времен, господа… Виноват: граждане начальники.

Такие дела.

«В его душе царила звенящая пустота», или: «Ему казалось,что он спит, что он является всего лишь сторонним наблюдателем, зрителем вкинотеатре, и все происходящее на экране не имеет к нему никакогоотношения», – так обычно принято описывать подобное состояние в романах.

А вот хрена вам.

На деле же никакая пустота в нем не царила, и он ощущал себявполне адекватно обстоятельствам. Он не спал и не обкурился до глюков. Всепроисходящее происходило с ним, только с ним и ни с кем, кроме него. Никакихиллюзий, надежд, веры и… и любви. Уже – и любви тоже.

Вот так. Бывший старлей Алексей Карташ в одночасьепревратился в зэка. В одночасье оказался по одну сторону решетки с теми, когоон усиленно охранял от рывков за эту самую решетку.

Чудны, право слово, дела твои, Господи…

– Не, брат, слышь, в самом-то деле, ты чего в «стакане»сидишь? – не унимался «адидас». – «Бэсников» в «стаканы» вроде уже несадят, не те времена…

Алексей опять прикрыл глаза, а тогда за него вступился одиниз двоих конвоиров:

– Едальники заткнули все быром, – процедил сержантиксквозь зубы. – Нарываетесь…

– Дык нарвались уже, командир, – скоренько переключил«адидас» на него внимание. – По полной нарвались… Сигареткой бы угостил,а? Когда еще покурить доведется по-людски…

– Я тя щас угощу, – беззлобно пообещал конвоир, непошевелившись.

На том беседы и прекратились. В отношении курения Карташ былприравнен к контингенту. Что ж, ничего удивительного…