Читать книгу "Состояние аффекта - Ева Львова"

– В общем, Борис, – подвел черту под беседой глава конторы, – передавай дела Агате и отправляйся домой паковать чемодан.

Все еще стоя в дверях, я приветливо помахала рукой коллегам и несколько запоздало поздоровалась:

– Добрый день всем, кого не видела!

Затем я прошествовала к столу Джуниора и с озабоченным видом уселась на стул для посетителей.

– Ну, показывай, что там у тебя за дела, – деловито проговорила я.

Покосившись на меня, приятель неуверенно протянул:

– Э-э, батя, то есть Эд Георгиевич, может, лучше передать дело Воловика Маше Ветровой?

– Вот еще глупости, – надулась Ветрова. – У меня одних только разводов в производстве целых три штуки, а ты на меня свои тяжкие телесные навалить хочешь.

– Тогда, может, Лене? – тоскливо тянул Джуниор, с которого вид именинника слетел сразу же после распоряжения родителя о передаче дел в мои цепкие руки.

– Да ладно, Борь, – попыталась вступить я в разговор, – я только что закончила дело, у меня как раз нет работы, так что я с удовольствием заберу у тебя все, что ты не доделал. Пошли в кухню, попьем кофе, заодно расскажешь, что там у тебя за тяжкие телесные.

Я поднялась со стула и молча наблюдала, как кудрявый друг обреченно выбирается из-за стола, как хрустит суставами, разминая свое большое, затекшее от долгого сидения в парадной позе тело. Борька потягивался, откладывая неприятный момент, но я терпеливо ждала, когда он выполнит свой обычный ритуал, возьмет папку с делом и отправится в кухню. Наконец кудрявый друг все же закончил производственную гимнастику и, подхватив со стола документы, двинулся пить кофе и вкратце излагать суть вопроса, над которым сейчас работает.

Включив чайник и с комфортом устроившись за столом, Устинович-младший вскинул на меня серые телячьи глаза, обрамленные пушистыми ресницами, дернул длинным носом, покрытым канапушками, и неуверенно протянул:

– Сразу говорю – тут все ясно с самого начала. Статья сто одиннадцатая, причинение тяжкого вреда здоровью, подзащитный виновен на сто процентов – ибо нефиг руку на стариков поднимать. Воловик полностью признал свою вину, смягчающих обстоятельств нет, поэтому ему светит от двух до восьми лет, и он с этим согласен. Знаешь, Агата, материалы дела ты можешь даже не читать, в суде заявишь, что сторона защиты полностью согласна с предъявленным обвинением – и все, иди домой обедать.

Я забрала из рук приятеля папку, раскрыла на первой странице и с головой погрузилась в бумаги. Сделав рукой жест, полный безнадежного отчаяния, Борис поднялся со стула и отправился варить кофе. Пока он жужжал кофемолкой и, стоя над туркой, бдительно следил, чтобы кофе не убежал на плиту, я ознакомилась с материалами и отложила папку в сторону. Кинув недоверчивый взгляд на внушительный том в картонном переплете, который я за считаные минуты успела прочесть от корки до корки, Устинович-младший с уважением проговорил:

– Сколько я тебя знаю, Агата Рудь, столько не перестаю поражаться, как быстро ты читаешь. Колись, как ты это делаешь?

Я перестала наблюдать за поднимающейся над туркой пенной шапкой и задумалась. Действительно, а как я это делаю? Просто беру в руки страницу протокола допроса и через секунду знаю, о чем в ней говорится. Я смотрю на нее краткий миг, и все. То же самое и с книгами. Достаточно мне пролистать самый толстый том из библиотеки деда, и я смело могу держать экзамен не только на предмет содержания книги, но и лингвистических особенностей стиля автора. Пока я размышляла над собственными странными способностями, Борька, утратив бдительность, во все глаза таращился на меня, ожидая, что я вот-вот открою некую тайну. Коричневая шапка между тем поднялась до критического уровня, и кофе с угрожающим шипением залил плиту.

– Тьфу ты, черт! – в сердцах выругался Борис, подхватывая турку полотенцем и поднимая ее над плитой, как будто это могло исправить ситуацию. – Так и знал, что убежит! А все ты, Агатка, со своими нечеловеческими способностями!

Замечание Джуниора вызвало в памяти вчерашний разговор с отцом. А вдруг он сказал правду, и в Тель-Авиве меня действительно дожидается мать?

– Слушай, Борь, у меня к тебе есть одна просьба. Как только прилетишь и разберешься со своими делами, пожалуйста, загляни в госпиталь Святой Анны и наведи справки о больной Вере Рудь.

– Подожди, – растерялся Борис. – Вера Рудь – это же твоя мама. И она, насколько я знаю, давно умерла.

– Борь, тут вот какое дело, – принялась объяснять я. – Вчера ночью ко мне пришел человек и сказал, что он мой отец.

И я со всеми подробностями рассказала Джуниору о странном разговоре с человеком, поджидавшим меня в ночи на лестничной клетке.

– И ты ему поверила? – удивился Борис. – Он что, паспорт тебе показал? Водительское удостоверение? Или аттестат об окончании средней школы?

– Ну да, я видела его документы.

– Так это же полная фигня! Да я тебе за пару дней какие хочешь документы выправлю. Были бы деньги и связи!

– Кроме того, он дал мне это.

Я достала из кармана обезьянку с лапками, зажимающими рот, и положила на стол перед Джуниором. Борис взял фигурку в пальцы и долго рассматривал, крутил так и эдак и наконец спросил:

– Слушай, из чего он их делает?

– Понятия не имею. Вроде бы это глина, а может, что-то еще.

– В любом случае здорово, – проговорил Борис, возвращая мне фигурку. – Как две капли воды похожа на те, что стоят у тебя на полке.

– Сама знаю, – согласилась я. – Теперь у меня действительно все три обезьянки сандзару – не вижу зла, не слышу о зле и не говорю о зле.

– Так я не понял, почему он не поехал к твоим старикам?

– Ну как же, отец же сказал, что дед и бабушка мне никто, они ученые и в рамках проекта наблюдают за мной.

– Бред какой-то, – фыркнул Устинович-младший.

– Само собой, я не верю во всю эту чушь, – согласилась я, – но все-таки загляни в госпиталь, ладно, Борь? А вдруг мама действительно там?

– Слушай, Агата, я тут подумал… – смущенно протянул Борис. – Может, поедешь со мной в Израиль сама и заглянешь в госпиталь? Жить можно у Семена, думаю, никто не станет возражать. Если что, скажем, что ты – моя невеста.

Я удивленно вскинула бровь и насмешливо осведомилась:

– С чего бы это после стольких лет дружбы я удостоена такой чести? Ты у нас теперь завидный жених с шикарным рестораном, хоть завтра можешь сделать предложение Ксюше Собчак. А я кто? Так, простая малоимущая адвокатесса, нищебродка, как ты это называешь, а гусь, как известно, свинье не товарищ.

– Кончай придуриваться, – обиделся Борис. – Не хочешь ехать – так и скажи. Была бы честь предложена.

– Вот я и говорю – не хочу ехать, – согласилась я.

– Ладно уж, загляну я в твой госпиталь, – недовольно буркнул Джуниор.