Читать книгу "Колдовской оберег - Алина Егорова"

«Что я пока недостаточно знаю?» – хотел он спросить, но язык не слушался.

– Возьми это, – Ила сунула в его карман свернутый трубочкой кусок медвежьей кожи. – Не пытайся развернуть, пока не почувствуешь уверенности в своих руках. Иначе уничтожишь!

Ила ушла, а Осип так и стоял огорошенный. В кармане его куртки болтался сверток, он упирался в бок, и казалось, что это старуха прикасается к нему своими костлявыми пальцами.

Он понял, почему медвежью кожу ему будет трудно развернуть – она зафиксирована в свернутом виде рыбьими зубами. Да уж, работенка не для его неуклюжих рук! Придя домой, Осип зло зашвырнул старухин подарок с глаз долой на чердак, чтобы не вспоминать о нем. Тогда его совершенно не интересовало, что может быть внутри свертка и что значат похожие на бред странные слова Дикой Илы.

Сумасшедшая старуха болтает не пойми что! – позже убеждал себя Манжетов и почти убедил, но все-таки… Неспроста люди всякое говорят про Дикую Илу. И бабушка Нелли Ефремовна как-то ее упоминала в разговоре про деда.

Прошло время. Пытливый ум Осипа не давал ему покоя. Загадки всегда притягательны, а в юном возрасте, да еще имеющие отношение к собственной семье, притягательны вдвойне.

Однажды он был свидетелем, как в городской библиотеке студенты-археологи получали редкие издания по краеведению. Из их разговоров Осип понял, что студенты участвуют в научной экспедиции, направленной на изучение истории острова. А потом он увидел их палаточный лагерь недалеко от Пятиречья. Они готовили еду на костре, вечерами бренчали на гитаре, а днем производили раскопки.

– Можно к вам? – попросился Осип. Ему захотелось хлебнуть веселой походной жизни и при этом делать что-нибудь полезное. – Я копать могу.

– Э, брат, копать – дело нехитрое. Надо знать, где копать.

Осип решил учиться на археолога, чтобы так же, как эти студенты, ходить в экспедиции, ночевать под звездным небом, слушать стрекотание сверчков, печь картошку на костре. А еще он рассчитывал, что институтские знания и экспедиции помогут ему узнать семейную тайну.

Наши дни. Санкт-Петербург

Городские пустыри полны сюрпризов, как шляпа факира. Ступая на их территорию, совершаешь шаг в неизвестность, ибо от пустырей можно ожидать чего угодно. Особенно в темное время суток и особенно летом – теплая погода благоприятствует промыслу сомнительных личностей. Один такой пустырь – между давно не работающим кирпичным заводом, застывшей на этапе котлована стройкой и дикими пляжами на берегах трех мутных прудов – доставлял сотрудникам полиции много хлопот. Его давно облюбовали в качестве места отдыха дальнобойщики и бомжи, а также гастарбайтеры, неприкаянная молодежь и местные забулдыги. Летом здесь купались, загорали, жарили шашлыки неприхотливые граждане. Шашлыки на пустыре жарили и зимой, но уже не так активно, как летом. Дразнящий аромат жареного мяса чувствуется за пределами пустыря – на шоссе и на дорожке, ведущей к близлежащему жилому массиву. Высокая трава и кустарник создают все условия для приятного времяпрепровождения на природе не слишком взыскательной публики. Не тронутая садовыми ножницами буйная растительность отлично маскировала следы пребывания отдыхающих: шприцы, битое стекло, пластик и закопченные мангалы. Здесь время от времени случались пьяные драки и грабежи. Поэтому большинство граждан старались лишний раз сюда не соваться, несмотря на то что путь напрямки через пустырь гораздо короче к шоссе и к остановке, нежели если идти в обход.

Самый пик сезона тут июнь: белые ночи, пруды, вода которых при вечернем солнце отливает серебром, аромат полевых цветов, стрекотание кузнечиков. Июль уже не такой светлый, но тоже популярный. Ночью он окутывает темной вуалью звездного неба, а днем загоняет в тень горячим солнцем. В феврале, в ноябре нет-нет да и вспыхнут звездочками пара костерков. Завсегдатаев пустыря могут разогнать, пожалуй, разве что сильный мороз и проливной дождь.

В ранний час после обильного дождя, когда темное августовское небо едва окрасилось цветными полосками зари, на пустыре не было ни души. В домах, что стояли рядом с пустырем, светились кое-где окошки, но большинство граждан видели седьмой сон. Даже бомжи спали в своих норах. И только следственная группа сонно топталась на заросшем бурьяном берегу пруда, вызванная сюда по звонку пенсионера Рыбакова Евгения Валерьевича. Он вышел погулять на пустырь со своим питомцем, фокстерьером Угриком и обнаружил труп мужчины. Рыбаков позвонил в полицию. Дело было во втором часу ночи, и пока группа собралась, пока доехали, начало светать.

– Мы обычно последний раз в десять часов гуляем, где-то полчасика или час, если погода хорошая. В дождь так минут десять, не больше – только туда и сразу назад, чтобы не мокнуть, – делился Евгений Валерьевич расписанием собачьих прогулок. – А на днях Угрик приболел. Ест плохо, лишь воду пьет и на улицу постоянно просится.

– Все это очень интересно, но хотелось бы ближе к теме, – не вытерпел оперативник Небесов.

– Не торопитесь, молодой человек! Вы сбиваете меня с мысли. На чем я остановился? Так вот. Я спал, на дворе ночь-полночь, слышу сквозь сон, а сон у меня чуткий – я комариный писк во сне слышу, – Угрик скулит – в туалет, значит, просится. Я встал – а что делать? Оделся, ну и пошли мы по его делам. Вышли из парадной – мать честная! Дождь хлещет, а я без зонта, и не вернешься за ним – когда животное больное, приходится под него подлаживаться. Шут с ним, с зонтом этим, думаю. Не сахарный, не растаю, да и быстро мы – одна нога тут, другая там. А двор у нас, видели, какой? Еще не ходили? Так я вам скажу – это не двор, а армейский плац – сплошной бетон, ни кустика, ни газона. Поэтому мы с Угриком через дорогу на пустырь ходим. Он у меня воспитанный, чтобы среди улицы лужу сделать, это ни-ни, ходит только куда положено. Мы с ним выбежали из-под козырька и поскакали рысью. Добежали до травушки, Угрик свои дела сделал. Домой, говорю, пошли! Он обычно слушается, а в этот раз будто бес в него вселился – как рванул в темноту, только его и видели. Угрик, Угрик, зову. Ноль внимания. Потом слышу, воет. Протяжно так… Я на слух пошел, а слух у меня отличный – я в армии на трубе играл. Вышел к пруду, а там – мать честная! Человек лежит без движения, и не бродяга какой-нибудь, судя по одежде, а я в одежде разбираюсь – пятнадцать лет метрдотелем проработал, всякую шелупонь на раз вычисляю. Такие дела: сначала решил, что пьяный, – кивнул пенсионер в сторону трупа. – Перебрал человек, с кем не бывает? А потом сообразил, что к чему, когда в лицо ему глянул. Я мертвых по лицу влегкую определяю – по молодости санитаром в морге подрабатывал. Ну вот, констатировал смерть и вас вызвал.

– Правильно сделали, что вызвали. А собака ваша где?

– Так дома же. Я вам позвонил и домой пошел.

– Вы ничего подозрительного не заметили? Может, кого-нибудь по дороге встретили? Или на пустыре кого видели? – продолжал задавать вопросы Небесов.

– Да кто же в такую погоду по ночам здесь сидеть будет? Не было никого. Хотя обождите. Когда мы с Угриком со двора вышли, со стороны пустыря быстро шла одна деваха. Даже не шла – бежала. Оно и понятно, почему бежала – мокнуть-то кому охота? И так изгваздалась, как чучело огородное. Босоножки на высоченных каблуках – как она на них не навернулась? Я бы в такой обуви сразу распластался бы, хоть сноровка у меня будь здоров, я в детстве фехтованием занимался. Волосы рыжие развеваются, как у ведьмы, куцая курточка посюда, – свидетель провел ребром ладони по талии, – юбка короче некуда, прости господи. Сразу видно – жрица любви. У меня на их сестру глаз наметан – я, когда в гостинице работал, на путан насмотрелся. Мы еще с Угриком подумали: чего ее через пустырь понесло? Денег на такси, что ли, не хватило, чтобы до дому доехать? Им же клиенты на такси дают или сами отвозят, – проявил осведомленность Рыбаков. – А этой, видно, не повезло.