Читать книгу "Голос ангельских труб - Инна Бачинская"

…Шибаев сидел на камне на берегу океана, а до Инги было рукой подать. Он старался не думать о ней, не допуская даже мысли о том, что согласился на предложение Заказчика из-за нее, смутно представляя себе, как идет по многолюдной американской улице, а она – навстречу. Видение Инги, идущей навстречу, повторялось с навязчивостью ночного кошмара. И ничего с этим нельзя было поделать. Вот она подходит ближе, поднимает глаза, замечает его… Мгновенное изумление в глазах, заминка, рука, прижатая к сердцу, краска, прилившая к лицу… радость? Испуг? Что почувствует Инга, увидев его? Он не знал. А что почувствует он сам?

Сколько раз он мысленно проигрывал эту сцену, говорил Инге все, что думает о ней. Резко и не стесняясь словами, прекрасно зная, что сцена существует лишь в его воображении. А что он скажет ей на самом деле? Мгновенный жар обливал Александра при мысли об Инге. Не знал он, что скажет… Что-нибудь, вроде небрежного: «Привет! Как жизнь?», испытывая мстительное наслаждение от ее замешательства.

А если она будет не одна? Если рядом окажется тот самый, заботливый и надежный, не так любимый, как Шибаев, но не в пример надежнее? И в глазах ее вспыхнет откровенный испуг? За себя, за свое благополучие? Что тогда? Ничего. Он пройдет мимо, только и всего. А может, все будет иначе, развивал он ситуацию. У них тут другой менталитет, как несколько раз повторил опытный американец, связник Лёня, ныне покойный. И в силу другого менталитета, она остановится, представит его своему спутнику и скажет что-нибудь вроде: «Мой старый друг, учились в одной школе. Мой… муж? Бойфренд? Рюмашку за встречу, а, мальчики? За знакомство?»

Шибаев в отношениях с женщинами всегда оставался самим собой, и ему была присуща спокойная немногословная уверенность, слегка снисходительная, в общении со слабым полом. Он словно знал что-то важное, чего не знали они, за что и был воспринимаем серьезно, любим и желанен. И только в мыслях об Инге он превращался в слюнявого неуверенного пацана, мучимого ночными поллюциями, прыщами и страхом оказаться несостоятельным в решительную минуту. Он никогда в жизни не испытывал страха потерять женщину. Может, не слишком дорожил отношениями? Инга разбудила в нем этот страх. А еще ему было стыдно… Он даже кулаки сжимал от стыда, когда вспоминал, как строил планы на будущее, распускал слюни… Сопляк!

Едва заметная тень слева и легкое движение заставили Шибанова сжаться. Он резко повернулся – совсем близко был человек с черным лоснящимся лицом, в белой синтетической куртке. Человек присел на камень рядом, руки он держал в карманах. Шибаев с трудом различал его черты, в основном зубы и белки глаз. Негр что-то произнес. Голос у него был неприятно-тонкий, гнусавый, с истеричными нотками. Наклонившись, он заглянул в лицо Шибаеву, ожидая ответа. «Ай донт андестэнд»[6], – сказал Шибаев, и негр заговорил в ответ визгливо и быстро. От него явственно несло потом и какой-то дрянью. Шибаев различил только одно слово, которое тот все время повторял – «мэн» – «мужик». Негр требовал что-то, раздражался и брызгал слюной. Шибаев повел взглядом – пляж был пуст. Негр гулял один. Утомившись, он ткнул ладонь под нос Шибаеву. Тот отшатнулся и поднялся с камня. Негр вцепился рукой в рукав шибаевского пиджака. Вторая его рука назойливо лезла ему в лицо. Шибаев попытался оторвать от себя руку негра, но тот вцепился намертво.

Шибаев, недолго думая, ударил, и негр тут же сложился пополам, рухнул на колени и стал задыхаться. При этом он все еще цеплялся за рукав его пиджака. «Да что ж ты такой… квелый», – пробормотал Шибаев, уже раскаиваясь. Он подхватил негра под мышки, мельком ощутив выпирающие, тонкие, цыплячьи ребра, и усадил его на камень. Негр перестал задыхаться и заплакал, шмыгая носом. Он был унижен и растоптан белой сволочью. По закону жанра ему полагалось пару баксов на дозу. Только и всего. Зачем драться?

Шибаев, пошарив в карманах, протянул ему остатки салфетки. Тот отпрянул и прикрылся локтем. «Ноу мани, – произнес Шибаев. – Извини, мэн. Ай эм сорри». Негр вскочил с камня и отбежал на несколько шагов. Тут же оглянулся, проверяя нет ли погони. Увидев, что противник не двинулся с места и сидит на камне, негр заорал какие-то матерные слова. Он размахивал руками и делал непристойные телодвижения, виляя тощим задом. Потом смачно сплюнул, повернулся и пошел в сторону ресторанных огней.

А Шибаев подумал, что негр здесь хозяин, это его страна, а он гость – его пустили в страну, а он тут, понимаешь, руки распускает. Одна головная боль от таких пришельцев. Не успел появиться, как Лёню замочили. Кстати, о Лёне. А может, это – старые счеты? Лёня был из тех, кто обычно плохо кончает. Счета к таким копятся, пока не достигают критической массы, что имело место быть в ресторане. И не надо усложнять! Просто совпадение. Эх, если бы…

…Лёня встретил его в аэропорту. Маленький, плюгавый, в синей бейсбольной кепочке, с плакатом, на котором было коряво выведено «Волков». Незачем светиться раньше времени. Волков так Волков. Тоже красиво. Он подошел к Лёне, сказал: «Привет. Я – Волков». Тот тут же опустил плакат и протянул Шибаеву руку. Они пешком дошли до парковки – Лёня был на машине, старой обшарпанной «Тойоте» серого цвета. «Моя тачка в ремонте, – объяснил Лёня. – Взял тут у одного на пару дней». Шибаев, обладавший безошибочным чутьем на опасность, понял, что Лёня врет. От него за версту несло мелким криминалом, жульничеством и подлостью. Его вранье было предсказуемым и укладывалось в классическую схему поведения подобных типажей. Шибаев подивился про себя, что такого серьезного мужика, как Заказчик, связывали с ним какие-то дела. Он бы не доверил Лёне даже своих старых штанов.

Машина не хотела заводиться. Лёня ругался сквозь зубы. Мотор, наконец, заурчал, и они поехали кругами к выходу, где Лёня притормозил, вручил черному служителю талон и деньги. Они медленно продвигались по запруженному машинами и автобусами шоссе. Шибаев вертел головой, пытаясь узнать места, где проезжал почти три года назад. Но город вокруг был незнакомым.

«Первый раз?» – спросил Лёня. «Нет», – ответил Шибаев, не вдаваясь в детали. Разве объяснишь этому шибздику, что он бывал здесь раньше, да не просто так, а проходил стажировку в нью-йоркской полиции, подружился с сержантом Джоном Пайвеном и даже стал крестным отцом его сына Александра? То-то бы удивился Лёня, узнав, что Шибаев – бывший мент, да еще и водит дружбу с американскими копами. Хотя, хороший мент не бывает бывшим, как сказал однажды полковник Басков, у которого Шибаев ходил в любимчиках. В том смысле, что хороший мент всегда в строю. Бывает, бывает… еще как бывает! А иначе, что делает Шибаев в одной машине с Лёней?

«Давно Батю знаешь?» – спросил Лёня небрежно, слишком небрежно, не отрывая взгляда от дороги. Шибаев удержал встречный вопрос: «Какого батю?», и пожал плечами. «Тут шухер был летом, двоих от Бати завалили в баре «Империал»… – сообщил Лёня. – Копов понаехало, замели сотни две и наручниками к перилам». – «К каким перилам?» – спросил Шибаев. «На тротуаре… такие, как штанга, около бара, – Лёня показал рукой какие. – Держали всю ночь. Люди кричат, требуют лойеро́в… Это у них адвокаты – лойера. Так на земле и пролежали до утра, а утром набежали из газет, снова крики, камерами щелкают. Их копы всю ночь не пускали к задержанным. Один помер от разрыва сердца. А того, кого надо, хрен возьмешь. Вообще их полиция против нашей ништяк. Хоть у них техника всякая, рации, воки-токи, а хрен поймали. Они ж тупые, эти америкосы!»