Читать книгу "Картель правосудия - Фридрих Незнанский"

2. Компьютер мог тривиально давать сбой. Тем более под его, старшего советника юстиции, корявыми пальцами. Эффект присутствия мастера, знаете ли.

3. Сетевая информация, которой он сейчас пытался воспользоваться, является чем-то вроде бесплатной рекламы, как «Экстра М» или «Центр Плюс», которые щедро разбрасывают по почтовым ящикам.

4. А что, собственно, – 4?! Только то, что все три предыдущие пункта могли как исключать один другой, так и банально мирно сосуществовать.

– Соединяю с начальником МУРа, – снова раздался голосок секретарши.

– Привет, Слава. – Турецкий взял трубку. – Как дела?

– Жизнь безусловно кончена, – проскрипел Грязнов. – Но в остальном – все прекрасно. Что еще желаешь узнать?

– У меня плохие новости, – признался Турецкий.

– У тебя плохие новости? – занервничал Грязнов. – Я ненавижу плохие новости.

– Все не любят плохие новости, – резонно откликнулся Турецкий.

– Все – не любят, – подчеркнул Грязнов. – А я их – ненавижу!

– Ну так слушай. Мы все «под колпаком» у Мюллера. То есть, я хочу сказать, что всех столичных следователей взяли на учет и регулярно выставляют оценки. Как тебе это нравится?

– А родителей не вызывают? – с опаской поинтересовался Грязнов.

– Тебя что, это совсем не трогает?

– Ну почему же. Я вроде слышал об этой лабуде. Но и только. А кто ей занимается? И для кого? И потом, как «они» «это» подсчитывают?

– Пока что сам не пойму. Если будет свободное время в конце дня, приезжай, в моем сейфе для тебя найдется кое-что любопытное. Кроме того, посмотрим, какие баллы эти эксперты вшивые нам с тобой нарисовали.

– Мысль, – одобрил Грязнов. – Тогда до вечера.

– Подожди, это все?! Это же ты мне звонил, – напомнил Турецкий.

– Ах да. Ну ладно. Так вот. Меня отправили на пенсию.

– Вечного врио начальника МУРа?! – возмутился Турецкий. – Никогда не поверю.

– Придется. Я теперь семейными склоками занимаюсь. Буду отмазывать какого-то престарелого банкира от убийства собственной тещи-долгожительницы. – И, видимо заглянув в бумаги, он добавил: – В целях сосредоточения оперативной работы в одном ведомстве.

– Ух ты! Скажи еще что-нибудь умное, – искренне попросил Турецкий.

– Как там ваш генеральный? – риторически брякнул Грязнов и повесил трубку.

А действительно, как генеральный? Генеральный – болен. Не долго думая, Турецкий снова протянул руку к телефону и набрал прямой номер Меркулова, который существовал лишь для немногих посвященных.

– Константин Дмитрич? Как здоровье? Ну, слава богу. В общем, крепись. Мне нужна санкция на прослушивание Е.П.

– Кого-кого? – удивился Меркулов.

– Ах да, – спохватился Турецкий, которым вдруг овладела страсть к сокращениям, – эта аббревиатура еще не стала достоянием общественности. Мне нужна санкция на прослушивание полковника Сафронова, занимающего должность НСО ЦАО МВД.

– Есть серьезные основания? Ты что, уже установил личность убийцы этого криминалиста? Сагай… дака?

– Да, – вдохновенно соврал Турецкий, надеясь, что скоро так и будет. – В этот момент он интуитивно, даже не отдавая себе отчета, дернул ногой и под его черным английско-турецким ботинком «Trasta» (сорок второй размер, триста семьдесят тысяч, пардон, рублей, на рынке «Динамо») хрустнул большой черный таракан, мерзкий, вонючий ублюдок, опрометчиво пересекавший комнату!

Час расплаты пробил. Враг был уничтожен. Турецкий удовлетворенно чихнул.

ВРИО НАЧАЛЬНИКА МУРа13 февраля, утро

Грязнов ошибался.

Престарелый банкир оказался энергичным мужчиной сорока двух лет. А его покойная теща была и того моложе: Валерия Ильинична Ширинбаева умерла в свой сорок первый день рождения. Что было неприятнее всего.

Собственно, Грязнову было на это плевать. Но впервые за последние полгода (что в отечественных ритмах смены чиновников просто эпическая протяженность) он получил абсолютно конкретную команду непосредственно из аппарата министра МВД – работать с этим делом лично и персонально в единственном числе. Естественно, оно находилось в ведении городской прокуратуры. Ну а задача МУРа была классической – вычислить и взять преступника.

Виктор Эммануилович Лозинский, президент «Артельбанка», производил на собеседника интенсивное впечатление. Примерно как гамма-лучи. (По-другому Грязнов назвать бы это не смог.) Среднего роста, стройный, худощавый, пожалуй, даже несколько субтильный, словом, как говорят американцы, ни капли лишнего жира. Чуть вытянутые, но правильные черты загорелого лица и пронзительные голубые глаза. Ни одного седого волоса в черной шевелюре, зато заметный шрам на лбу. Шерстяной пиджак в темно-зеленую клетку и синие джинсы сидели на нем свободно, но не болтались.

Грязнов любил наблюдать за тем, как посетители входят в кабинет начальника МУРа. Пусть даже и врио. Обычно люди неоправданно много суетятся, придавая слишком большое внимание дверям. То посетители неловко поворачиваются задом к хозяину, чтобы поскорее их притворить. То бестолково пытаются закрыть двери у себя за спиной, неизбежно выворачивая руки. То забывают закрыть вовсе, а то нахально хлопают и сами же этого пугаются. Они спотыкаются на двух квадратных метрах и не знают, куда девать руки. Как будто только что с той стороны двери они кого-то придушили.

В общем, «покажи мне, как ты закрываешь дверь, и я скажу, кто ты».

Лозинский вошел в кабинет как-то незаметно, вдруг, и дверь за ним закрылась как-то сама. Он держал руки в карманах и не собирался их оттуда вынимать. И теперь Лозинский сидел на стуле совершенно прямо, но расслабленно, отлично владея своим скоординированным телом. Выглядел встревоженным, но не паникующим. Походил, пожалуй, на русского аристократа в Париже времен первой волны эмиграции. У тех была бездна достоинства и обаяния и дыры в карманах. А этот – процветающий банкир. Правда, прикончивший родную тещу. Возможно, прикончивший справедливости ради, уточнил про себя Грязнов.

Диалог с Лозинским напоминал партию в пинг-понг. Он давал ответы четкие и односложные. Подбрасывая лишь изредка ироничные детали, не выставлявшие, впрочем, никого из участников событий в невыгодном свете. Казалось, он ждал от Грязнова помощи и полагал, что вправе на нее рассчитывать.

– Сколько лет вашей супруге?

– Двадцать один. Это… был и ее день рождения.

– О чем вы? – не понял Грязнов.

– Она родилась в день рождения своей матери.

– А теперь получается, и в день смерти? Хорошенькая память останется на всю оставшуюся жизнь. Как же она будет праздновать?

– Вы меня смущаете, – с каменным лицом сказал Лозинский. Он скрестил руки на груди, и на узком запястье левой Грязнов увидел запаянный в один корпус с браслетом хронограф Rolex стального цвета, на безымянном пальце правой – изящное обручальное кольцо. Настолько тонкое, что Грязнов невольно напряг зрение: уж не померещилось ли оно вообще?