Читать книгу "Тетя Ася, дядя Вахо и одна свадьба - Маша Трауб"

Конечно, она была несчастлива в браке. Тариэла она искренне презирала, что было хуже ненависти, хуже отвращения. Не проснулись в ней и материнские чувства к Натэлочке, которая была похожа на отца, особенно в младенчестве. Мэри смотрела на новорожденную дочь и не испытывала никаких приливов нежности, только презрение. Она видела в дочери черты мужа, и ее передергивало, как от судороги. Она быстро перетянула себе грудь простыней, чтобы не кормить дочь, лишний раз к ней не прикасаться. Девочка не была ее продолжением – она была дочерью Тариэла, и Мэри с ужасом думала, что ждет ее дальше. Как отцовские пороки, его жестокость и жадность, его мстительность и ненависть воплотятся в дочери.

От матери Натэле достался пышный низ и, собственно, все. Ни роскошных волос, ни манящей глубины глаз. Натэлочка так сильно проигрывала матери в красоте, что ее можно было только пожалеть. «Бедная девочка, и не выправится», – качали головами соседки. Надо признать, Мэри делала все, что могла, – держала Натэлочку на диете, не давая ей разъедаться, и втирала в голову дочери разнообразные снадобья на основе лука, чеснока и чуть ли не козлиной мочи, отчего Натэла все детство проходила с сальными, липкими волосами, распространяя по классу зловоние. Даже одноклассники Натэлу не дразнили, и не потому что боялись ее матери-директрисы, а потому что жалели. Над убогой смеяться неинтересно.

Так вот, пока муж работал в своем КГБ, набирая силу, вес и усиленно отращивая живот и второй подбородок, чем втайне очень гордился, поскольку в молодости стеснялся раздеваться даже в мужской раздевалке из-за своей синюшной худобы, пока Натэлочка ходила с луковыми масками на своих жиденьких волосенках, Мэри расцветала и мечтала о личном, женском, счастье. С мужем как жена она не жила – ей было противно, да и Тариэл не настаивал. Он обнаружил у себя импотенцию, которую скрывал так тщательно, что даже жена не догадывалась об истинных причинах его равнодушия. Он тщательно выстроил легенду. Мэри была убеждена, что у Тариэла есть любовница, чему втайне радовалась и удивлялась: неужели нашлась женщина, которая согласилась лечь с ним в постель? Мэри считала, что на такое можно пойти только за деньги, и еще больше презирала мужа, брезгливо моя руки после каждого его случайного прикосновения.

Тариэл приходил поздно, якобы с работы после совещания, от него пахло женскими духами, а на рубашке были щедро оставлены следы помады. Для полноты картины, чтобы у жены не осталось никаких сомнений, Тариэл, изображая легкое подпитие, начинал приставать, хватая жену за филейную часть. Мэри вяло отпихивалась, боясь оттолкнуть его уж слишком резко, ссылаясь на то, что завтра рано вставать, и Тариэл отпускал ее. Если бы Мэри в тот момент кто-то сказал, что ее супруг – банальный импотент, она бы, наверное, не поверила. Как не поверила бы и в то, что Тариэл специально держал на работе флакон духов и помаду и перед приходом домой тщательно обливал себя духами и, намазав губы, оставлял следы на рубашке.

Впрочем, Тариэл нисколько не страдал от отсутствия влечения к женскому полу. Куда больше его возбуждали власть, всесилие и страх, который появлялся в глазах даже соседок, когда он выходил утром на работу и вежливо с ними здоровался. А вот Мэри очень страдала. Решив для себя, что раз у Таро есть любовница, проститутка, то она тоже имеет право на личную жизнь, она начала искать себе мужчину. И нашла бы, даже не выходя далеко за ворота, если бы не муж. Но к Мэри, несмотря на углубившееся декольте и искры в глазах, которыми она сыпала направо и налево, мужчины не приближались – жизнь дороже. Мэри в ярости рвала на груди золотое ожерелье. После очередной неудачной попытки закрутить роман ожерелье приходилось нести в мастерскую – чинить замок.

В принципе Мэри была согласна уже на кого угодно. Предлагала себя откровенно. Но власть Тариэла оказалась сильнее ее женской энергетики. Она ходила на работу и возвращалась домой – усталая и равнодушная ко всему. Мэри поняла, что переезд в город ничего ей не дал. Она все так же заперта в четырех стенах, только вместо тетки у нее есть ее Таро – такой же сумасшедший, только более опасный. Мэри задыхалась и не знала, как вырваться. Она, не задумываясь, развелась бы с мужем, но уходить в никуда не могла. Мэри мечтала, чтобы ее увел мужчина – сильный, богатый, щедрый. Но причина была даже не в том, что такового не нашлось в городе, а в том, что она тоже боялась Тариэла. Иногда просыпалась по ночам от его взгляда – он сидел в кровати и смотрел на нее. Просто смотрел остановившимся взглядом, от которого ей становилось плохо. Мэри понимала, что Таро может ее убить – просто взять и задушить, например. Или перерезать горло одним из кинжалов, которые он собирал. У него была большая коллекция – сабли, ножи, кинжалы, с разными ручками, разными лезвиями. Тариэл любил их трогать, протирать мягкой тряпочкой, имитировать резкие удары, разрубая воздух. Мэри страсть мужа к холодному оружию пугала. Когда родилась Натэла, ей удалось засунуть часть коллекции на шкаф, подальше. Чтобы, даже стоя на табуретке, не сразу достать. Но самые любимые кинжалы Тариэл держал на рабочем столе. Мэри подозревала, что один из них он носит с собой все время.

Мэри ждала. Набралась терпения, которого никогда не имела. Ночами она представляла себе, как Тариэл сойдет с ума окончательно, его положат в психушку и она станет свободной. Иногда, как девочка, она мечтала о том, что в ее жизни появится мужчина из ниоткуда, как когда-то возник муж, и заберет ее, окажется сильнее. Думала она и о том, что Тариэла как назначили в один день, так и снимут, он потеряет свою власть, и тогда она сможет от него уйти. Мэри ждала подарка судьбы и часто смотрела в кофейную чашку, разглядывая узоры. И ни разу, ни единого раза, в ее мыслях не появилась дочь, Натэла. Мэри не была женщиной-матерью, она была женщиной-женщиной. Ребенок, появившийся в результате изнасилования, ей был не нужен. Она не могла его по-настоящему любить. И заставлять себя не хотела.

Маленькие дети остро чувствуют это состояние: любовь – не любовь, плохой – хороший, злой – добрый. У них все просто, на тактильном уровне, на уровне подсознания. Натэла плакала на руках у матери, когда была грудной. Рано научилась занимать себя играми и тянулась к отцу. Тариэл любил дочь, хоть и старался это не показывать. Он гладил ее по голове и был счастлив, когда девочка сказала сначала «папа», а уже потом «мама». Он разрешал ей потрогать ножны и провести пальчиком по лезвию кинжала. Очень осторожно. Он приносил ей конфеты. Натэла, став постарше, научилась жалеть папу. Мама не нуждалась в жалости или сочувствии, а у папы были грустные глаза, и он вздрагивал, когда Натэла заходила к нему в комнату. Мама никогда ее не целовала и не обнимала, а папа сажал на колени, и они могли молча сидеть так часами. Девочка рисовала принцесс на листочке бумаги, а папа протирал тряпочкой свои кинжалы. Они друг другу не мешали.

Время не просто бежало, а неслось с головокружительной скоростью. Мэри перестала мечтать по ночам, Тариэл становился все влиятельней. Мэри даже смирилась со своей судьбой и уже ничего не ждала – ни перемен, ни счастья, ничего… Но именно в тот момент, когда она поставила на себе и на своей жизни крест, появился Аркадий, родной брат Тамары и дядя Нины.

Аркадий был мужчиной что надо: красавец, умница, при этом щедрый, веселый, легкий, с невероятным мужским обаянием и тактом. Таких поискать. Он рано женился и уехал жить к жене в Майкоп – та наотрез отказалась переезжать, и влюбленный Аркадий бросил мать с сестрой, чтобы быть рядом с женой. Домой он приезжал редко, поскольку то жена рожала одну за другой двух дочек, то работа, то нескончаемые бытовые заботы. Аркадий приезжал в родной город, вырываясь из цейтнота, чтобы глотнуть свежего воздуха, обнять сестру и племянницу, погулять, отвести душу с друзьями детства, выпить, наговориться, отдохнуть и с новыми силами вернуться к жене и детям.