Читать книгу "Когда пробьет восемь склянок - Алистер Маклин"

Дальше я не стал слушать. Это старый прием. Разговариваешь с противником, который вежливо ждет, пока ты выскажешься, и ему в голову не приходит, что посреди замысловато закрученной фразы, когда он, успокоенный мнимой безопасностью, меньше всего этого ожидает, ты вдруг ударить его в живот. Не очень честно, зато эффективно, и я не собирался испытывать эффективность этого приема на себе. Я не знал, как он попытается приблизиться ко мне, но предполагал, что это будет прыжок ногами или головой вперед, и если он собьет меня на палубу, то мне уже не встать. По крайней мере, без посторонней помощи. Я быстро шагнул вперед, примерно в футе от его лица включил свой фонарик и, увидев, как его ослепленные светом глаза на миг закрылись, ударил.

Удар был не так силен, как обычно, если учесть, что правая нога до сих пор казалась мне сломанной, не был он и точен, поскольку было темно, но при всем при том его было достаточно, чтобы заставить этого парня кататься по палубе. Потом он замер, держась за живот обеими руками. В конце концов оказалось, что и он такой же человек, как и все. Я видел, как блестят его глаза, хотя и не мог различить, что они выражают. Не очень-то мне хотелось это понять. Помню, однажды я видел в зоопарке гориллу, здоровенное черное чудовище, которое развлекалось тем, что скручивало восьмеркой оси от вагонеток. Дожидаться, пока этот парень придет в себя, было примерно то же самое, что забраться к той горилле в клетку. Я не стал ждать. Прихрамывая, я забежал за угол радиорубки, взобрался по спасательному плоту и распластался на верхней палубе.

На трапах, ведущих к мостику, показались бегущие фигуры, некоторые с фонарями. Они перекрыли мне путь к спасению - на корму, к веревке с покрытым резиной крюком, по которой я забрался на борт. И тут, когда темнота и скрытность нужны были больше всего, кто-то включил габаритные огни, среднюю и носовую палубы залило ослепительным белым светом. Одна из дуговых ламп на массивном кронштейне оказалась чуть впереди того места, где я лежал. Я почувствовал себя столь же заметным, как муха, прилипшая к белоснежному потолку. Я прижимался к палубе, будто хотел вдавиться в настил.

Они уже были возле кают-компании и радиорубки. Я услышал возгласы удивления в проклятия и понял, что они нашли раненого. Его голоса не было слышно, видимо, он еще не мог говорить.

Отрывистый властный голос с немецким акцентом подал команду: - Молчать! Жак, у тебя с собой автомат? - Да, капитан. У Жака был уверенный голос, в других обстоятельствах я назвал бы его ободряющим, но только не теперь. . - Иди на корму. Встань у входа в салон и смотри вперед. Перекрой среднюю палубу. Мы пройдем на бак и оттуда двинемся цепью на корму и выгоним его на тебя. Если он тебе не сдастся, стреляй по ногам. Я хочу получить его живым.

О боже, это было похуже, чем кольт "Миротворец". Тот по крайней мере делает только один выстрел за раз. Я понятия не имел, что за автомат у Жака, возможно, из тех, что стреляют очередями по дюжине разрывных пуль, а то и больше. Мышца бедра у меня снова онемела, но теперь это была просто рефлекторная реакция.

- А если он прыгнет за борт, сэр?

- Нужно ли тебе объяснять, Жак?

- Нет, сэр.

Я был не глупее Жака. Мне тоже не нужно было ничего объяснять. У меня осталась минута, не более, потом будет уже поздно. Я осторожно пополз в сторону правого борта, подальше от площадки, с которой капитан Имри отдавал распоряжения своим людям, беззвучно спустился на среднюю палубу и двинулся к рулевой рубке. Мне не нужен был фонарь, потоки света от дуговых ламп обеспечивали иллюминацию, какую можно было только пожелать. Оглядевшись, я увидел то, что мне было нужно,металлический ящик с сигнальными ракетами.

Два быстрых надреза ножом и сняты веревки, которыми ящик крепился к палубе. Один кусок веревки длиной около десяти футов я привязал к ручке ящика. Потом быстро вытащил из куртки пластиковый пакет, сбросил куртку и резиновые яхтсменские штаны, надетые поверх водолазного снаряжения, засунул их в пакет и привязал его к поясу. Куртка и штаны сослужили свою службу. Фигура в резиновом скафандре, с которого капает вода, сразу вызвала бы подозрение, в то время как в обычной верхней одежде я мог бы в сумерках сойти за члена экипажа и преодолеть вдвое большее расстояние на палубе "Нантсвилла". Но теперь маскировка была не нужна. Пригибаясь, я перебрался из рулевой рубки на правое крыло капитанского мостика. Встал на самом краю и выпрямился. Приходилось рисковать - сейчас или никогда! - уже слышно было, как экипаж начал прочесывать судно. Я поставил ящик с ракетами на перила, потом опустил его вниз на полную длину веревки и стал медленно раскачивать из стороны в сторону, как лотовый перед забрасыванием лота.

Ящик весил по меньшей мере сорок фунтов, но я не обращал внимания на тяжесть. Амплитуда маятника все увеличивалась. Теперь при каждом взмахе он отклонялся на сорок пять градусов это был максимум того, что я мог получить. Время мое истекало, я чувствовал себя заметным, как акробат на трапеции в свете дюжины прожекторов, и столь же уязвимым. Когда ящик в последний раз качнулся в сторону кормы, я расцепил руки, отпустил веревку и рухнул на палубу, за брезент, который натягивают на мостике в штормовую погоду. Уже падая, я вспомнил, что забыл продырявить проклятый ящик, не было никакой уверенности в том, утонет он или будет плавать. Я был уверен лишь в одном - беспокоиться об этом было уже поздно. Я услышал крик - он раздался в футах двадцати-тридцати от меня, ближе к корме. Я был уверен, что увидели меня, но сам никого не видел, Второй крик был громче и отчетливее, я узнал голос Жака.

- Он прыгнул за борт,- кричал он.- Правый борт, между кормой и мостиком. Быстрее фонарь!

Он, по-видимому, стоял на корме, как ему было приказано, и увидел, как падает что-то темное, услышал всплеск и сделал свои выводы. Противник, который быстро соображает, опасен, а Жак оказался как раз из таких. В какие-нибудь три секунды он объяснил своим приятелям все, что им требовалось знать: что случилось, где и как он собирается действовать, чтобы понаделать во мне дырок.

Люди, которые уже двинулись на поиски, теперь бежали на корму, топая по палубе прямо под тем местом, где я лежал на крыле мостика.

- Ты его видишь, Жак? - послышался спокойный голос капитана Имри.

- Нет еще, сэр.

- Он скоро всплывет.- Я бы хотел, чтобы это прозвучало не так уверенно.- Прыжок вроде этого должен вышибить из него почти весь воздух. Крамер, возьми двоих и в шлюпку. Возьмите фонари, светите вокруг. Генри, ящик с гранатами. Карло, на мостик, живо. Включи поисковый прожектор по правому борту.

Я не подумал о шлюпке, что уже плохо само по себе, но гранаты! Я почувствовал холодок. Я знаю, что может сделать даже самый слабый подводный взрыв с человеческим телом, это в двадцать раз опаснее, чем такой же взрыв на суше. А мне надо, обязательно надо лезть в воду. Но по крайней мере я могу кое-что сделать с поисковым прожектором, который светит прямо над моей головой. Силовой кабель от него я держал в левой руке, нож в правой и уже готов был ввести в соприкосновение одно с другим, когда моя голова перестала думать об этих чертовых гранатах и вновь начала работать. Черт побери - перерезать этот кабель значило примерно то же, что поклониться с того места, где я прятался, и завопить: "Я здесь, идите и берите меня!" Тот же эффект будет, если шарахнуть этого Карло по затылку, когда он поднимется на мостик. Нет, таких типов дважды не одурачишь. Прохромав кое-как через рулевую рубку, я вышел на другое крыло мостика, сполз по трапу-на палубу и побежал на бак. На баке никого не было. Я услышал крик и звук очереди - несомненно Жак со своим автоматом. Или ему показалось, что он что-то увидел, или ящик всплыл на поверхность, и он принял его за меня в темноте? Должно быть, последнее - вряд ли бы он стал расходовать боеприпасы впустую. В любом случае я должен на него молиться. Если они будут думать, что я пошел ко дну, дырявый как выдержанный сыр, то не станут искать меня здесь.