Читать книгу "Живой позавидует мертвому - Сергей Зверев"

Именно такие мысли бродили в голове молодого эпидемиолога Егора Кобзева, когда сам он бесцельно бродил по палубе госпитального судна «Асклепий», пришвартованного у пристани Халаиба. Сам Халаиб – маленький грязноватый поселок, расположенный на границе Египта и Судана, напоминал Кобзеву небольшую колонию микробов: жалкие одноэтажные домики, хаотично разбросанные над красно-желтым каменистым обрывом. Пустынный ландшафт разнообразили разве что кочевые бедуины, которым врачи госпитального судна под флагом Красного Креста и Красного Полумесяца были призваны оказывать медицинскую помощь. Однако местные жители обращались за помощью нечасто; то ли действительно мало болели, то ли не доверяли международной врачебной миссии. Наверное, Егор Кобзев немало бы отдал, чтобы отыскать у детей пустыни какой-нибудь неизвестный науке вирус, однако работы по специальности у него почти не было. Банальное сотрясение мозга считалось серьезным событием, кишечная палочка – из рук вон выходящим делом.

По слухам, в ближайшее время госпитальное судно должно было спуститься к югу, к Эритрее, где врачебной работы было бы больше. А пока приходилось изнывать от жары и бездействия.

Жизнь на «Асклепии» текла скучно, неторопливо и очень однообразно. Дни практически не отличались друг от друга, словно диареегенные бактерии под микроскопом.

Молодой доктор уже знал абсолютно все и про экипаж (восемнадцать египтян, пять индусов, двое ливанцев и немолодой капитан-шотландец Гордон Синклер), и про международный медицинский персонал (терапевт Алексей Волошин из Екатеринбурга, хирург Збигнев Тыминьски из Гданьска, несколько санитаров и медсестер из арабов). Кобзев уже сто раз успел и поругаться с моряками и коллегами, и помириться с ними, и вновь поругаться... Чаще всего он ругался с соотечественником Волошиным, что неудивительно: терапевт был немолод, мудр и рассудителен, а недавний интерн Кобзев – горяч, порывист и нередко подчеркнуто циничен...

Ослепительно-желтое солнце уверенно поднималось в зенит, окрашивая госпитальное судно в пастельные тона. Береговая кромка будто плавилась в расплывчатом парном мареве. Кормовой флаг вяло трепыхался за бортом. Стоя на палубе, Кобзев лениво смотрел, как в тени, в горячем от нагретого металла воздухе дуреет индус-вахтенный, и размышлял, чем заняться. Конечно, можно было бы сходить на берег, однако делать там было решительно нечего: и бедуины, и верблюды, и выжженная солнцем пустыня давно уже опостылели. Можно было попробовать заняться рыбалкой, но в такую жару ни о какой поклевке не могло быть и речи. Можно было бы улечься с книжкой в своей каюте, под спасительный холодок кондиционера, однако деятельная натура Кобзева требовала хоть какого-то общения. Так что оставалось одно: спуститься к Волошину и, в очередной раз попросив прощения за вчерашнюю хамскую выходку, потрепаться с ним «за жизнь».

Алексей Николаевич – седой, подтянутый, с неизменным стетоскопом на груди – смотрел в своей каюте телевизор, благо спутниковая «тарелка» давала возможность принимать даже новости из России. При появлении Егора он тут же заулыбался – мол, понимаю, зачем пришел, прощаю тебя заранее, дорогой коллега, всегда рад видеть.

– Извините, я вчера был неправ, – сконфуженно произнес молодой врач. – Погорячился. Больше такого не повторится.

– Все, извиняю. Сам таким был в твоем возрасте. Присаживайся вот тут, – Волошин гостеприимно открыл холодильник. – Хочешь окрошки? Сам готовил...

Пока хозяин каюты разливал холодную окрошку, эпидемиолог прибавил громкость телевизора.

По СNN передавали сводку новостей за минувший день. Мир бурлил. Военные перевороты, революции, массовые беспорядки, теракты и прочие катаклизмы сменяли друг друга, словно картинки в калейдоскопе.

– Кстати, Егор, возможно, тебе будет интересно, – Алексей Николаевич поставил на стол тарелку с окрошкой. – В Исламабаде какие-то сумасшедшие разгромили лабораторию прикладной микробиологии тамошнего Министерства обороны. Я-то сам не эпидемиолог, специалист другого профиля, но мне кажется, что...

– Имеете в виду штаммы разной заразы? – Кобзев взял ложку, придвинул тарелку. – Тут могут быть и так называемые «мертвые» штаммы, то есть практически обезвреженные. А могут быть и живые. По сути – настоящее биологическое оружие, только в очень малом количестве. Если первый вариант – ничего страшного, это своего рода засушенные микробы, неспособные вызвать эпидемию. Если второй – очень хреново. Нескольких пробирок достаточно, чтобы в короткие сроки отправить на тот свет город с населением в несколько миллионов человек. А если лаборатория военная – значит, штаммы, скорее всего, живые. Остается надеяться, что эти пакистанские исламисты не знают, как правильно хранить штаммы ,и вообще, что делать с ними дальше. Да и необходимого оборудования у них наверняка нет. Там ведь и специальный температурный режим нужен, и особые условия, и постоянный контроль, и регулярные лабораторные пробы. Иначе штаммы быстро погибнут и,кроме рвоты и поноса,ничего не вызовут.

– Как говорится – приятного аппетита, – поморщился Алексей Николаевич, красноречиво указав на окрошку. – За завтраком лучше о чем-нибудь приятном говорить... Вот у нас на Урале сейчас холода. В деревнях – сугробы почти по пояс. Народ в гости друг к другу ходит, пельмени трескают под водочку.

– Даже не верится, что где-то может быть ниже нуля, – молодой доктор взглянул в иллюминатор, где в зыбком горячем мареве расплывался пустынный берег. – У нас в Питере, конечно, таких сугробов нет, но как ветер с залива задует – так просто насквозь пронизывает, чуть ли не по стене размазывает. Эта сторона улицы очень опасна, а та – так вообще кранты! Я бы сейчас, наверное, все отдал, чтобы этот ветер полной грудью вдохнуть...

– А твои, наверное, тебе завидуют, – поддержал Волошин. – Мол, Египет, пирамиды, экзотика... Сколько людей специально деньги платит, чтобы сюда попасть. А мы с тобой в Египте сидим, да еще за это международную зарплату получаем!

– Да ну ее, эту экзотику! – раздраженно произнес Кобзев. – Нахлебался уже. Четыре месяца ничего, кроме этой пустыни,не вижу. Кстати, что там,в Каире?

Беспорядки в египетской столице не утихали уже пятые сутки. Демонстранты со свойственным южанам темпераментом требовали отставки действующего президента, притом в уличных протестах деятельно участвовали и многочисленные мусульманские фанатики. Чем это могло обернуться для интернациональной команды «Асклепия» – не знал никто. Хотя судно под флагом Красного Креста и Красного а и находилось на самом краю Египта, однако ситуация развивалась совершенно непредсказуемо, вооруженные беспорядки могли перекинуться даже на сонный Халиб.

– В Каире все по-прежнему. Сражаются с переменным успехом. Или народ местного Али Бабу скинет, или этот Али Баба всех пересажает… – Волошин подумал, достал из холодильника початую бутыль белого сухого вина, разлил по пластиковым стаканам. – Ты же сам все видишь. Египет – страна потенциально очень богатая: нефть, газ, сланцы, многомиллиардная туристическая индустрия... Суэцкий канал, наконец! А народ все нищает и нищает.

– Точно, как и у нас, в России, – подытожил Кобзев и, пощелкав телевизионным пультом, остановился на местном канале.