Читать книгу "Дом, в котором пекут круассаны - Лана Фиселлис"

вызов, дразнит. Или даёт возможность забыть об этой затее? У него внутри всё трепещет, когда он отвечает на маленькую игру незнакомки. Это был зелёный сигнал, и девушка зарывается пальцами той руки, что недавно царапала кожу на шее, в его волосы, вторую руку кладя ему на плечо. Поцелуй со стороны блондинки был мягким, тягучим, как самая сладкая карамель. Она не давала ему перейти в страстный, мокрый, глубокий, просто потому что хотела, чтобы он запомнил её поцелуй именно таким — неторопливым; сладким до скрипа в зубах от сахара. Чтобы прокручивал его в голове и сходил с ума.

Чтобы он никогда в своей жизни не смог забыть её.

Металлический звук надрывается из колонок, а софиты бьют по глазам, размывая мир до черно-белых пятен, вызывая секундную слепоту. Однако это не мешает мужчине найти девичьи губы и встретить их в по-истине вальяжном и неспешном поцелуе. Пусть его уста двигались до безобразия медленно и неспешно, каждое движение и полумера способствовали тому, чтобы под ребрами горел пожар. Когда горячий язык мажет поперед губ напротив, удается уловить привкус кислоты. Именно этот вкус выжигается где-то в чертогах разума клеймом памяти. Ярчайшее воспоминание. Сейчас уж точно. Фаланги пальцев еще раз с нажимом гладят девичьи ребра, живот, опускаются на бедра, но в ту же секунду ритм музыки сменяется, и Илья спешно отстраняется, он смеется, берет дистанцию для танца, для немного резковатых, но таких искренних движений телом. Вновь наступает на незнакомку, спешит закрутить ее в новом движении, раздразнивает, обманывает тем, что отстраняется и в следующее мгновение одними губами кусает ее скулу. Замирает. Напористо целует подле мочки, виска, вновь в губы, но промахивается "клюнув" в щеку, и даже это вызывает новую вспышку заразительного смеха. Он снова склоняется к ней, и целует заново.

Телефон издаёт нетерпеливую вибрацию в переднем кармане её джинс. Но девушка не отстраняется сразу. Кончик языка подхватывает кислый кругляшок конфеты, давая ему ощутить сводящую губы кислоту. Пусть он запомнит всё так. Незнакомка отстраняется медленно, неспешно, словно хочет оттянуть этот момент дольше. Её губы соскальзывают в уголок его губ, оставляя прощальный поцелуй.

И снова сводящую скулы сладость заменяет кислота. Он распахивает свои глаза, неотвратимо наблюдая за тем, как её хрупкий силуэт отдаляется от него достаточно для бегства. Илья уже тогда точно знал, что она сбежит, ускользнёт в толпу и не оставит ему ни секунды для равенства в этой суматошной погоне. Но именно этим жестом, обрамляющими чувственным поцелуем, она заинтересовала его.

— В двенадцать часов карета превращается в тыкву, а платье в лохмотья, — тихо шепчет ему в губы блондинка, в надежде, что её голосок пробьется сквозь громкую музыку. — Как жаль, что я не могу оставить тебе свою «туфельку».

— Ты могла бы оставить мне свой номер телефона.

— Это слишком просто, не находишь? — в глубине её карих глаз просыпаются ехидные чертята, заставляя Илью прикусить нижнюю губу. — Я не верю в судьбу, но… — девушка лёгким движением руки стягивает с указательного пальца золотистое тонкое колечко. — Если это всё-таки судьба и мы встретимся вновь, верни мне его. Не забудь, оно очень дорого для меня.

Илья щурится, сквозь блики света улавливая игривые искорки в карих омутах. Отпускает её бёдра, ещё секунду назад едва ли не трущиеся о тело в жарком порыве, и вытягивает ладонь, чтобы принять этот скромный подарок от незнакомки. Илья опускает голову, чтобы посмотреть на колечко, а когда поднимает взгляд — её уже и след простыл.

Толпа движется, как будто никогда не видела её. Свет мерцает под потолком, зайчиками отскакивая от стен. Музыка медленно сменяет свой ритм, поднимая гул возбуждённой толпы и он стоит посреди этого безумия, крепко сжимая в руках колечко. С одной только мыслью в голове: нужно было успеть украсть у неё конфету. И становится так до безумного смешно, так тесно в груди от этих чувств, что он разрывается оглушительным смехом и плавно вытекает обратно к барной стойке, где Кирилл в одиночестве выпивает без него уже второй стакан.

— Ты же знаешь французский, да? Как будет в переводе «маленькая французская пташка»?

— «Petit oiseau français», а что? — Кирилл непонимающе хмурится, замечая на его лице чрезмерное количество разных эмоций, но Илья его будто бы уже не слышит. Только сидит и вдумчиво смотрит на сжатую руку, не собираясь отвечать на десяток новых вопросов, льющихся ручьём от друга. Будто солнце, которое решило выглянуть из-за туч, просто чтобы заглянуть в его хмурую обитель. Осторожно, цепко, она находила когтями самые чувствительные места и взгляд её лучился: «Кем бы ты ни был, смотри на меня. Смотри на меня. Смотри на меня». Илья поддавался. Закрывал глаза, чтобы всеми клеточками своего тела прочувствовать пьянящую сласть поцелуя. Сдерживая свои желания, сжимая пальцами её бока, без излишнего фарса и неосторожности. Пока в голове взрывались целые галактики, он записывал всё, что только мог себе позволить, на маленькую баранку. Пауза. Пауза. Ему срочно нужно поставить этот мир на паузу.

Наверное, об этом стоило забыть сразу, как только он добрался до дома. Пьяный, навеселе, старающийся выбить из головы яркое неоновое воспоминания этого вечера, Илья старательно игнорировал ту слабость, с которой дотащил колечко до своей норы. Ощущение складывалось таким образом, будто он привёл домой свою суженную и теперь с щепетильностью избирал ей достойное место на комоде. Сбросив на пол стопки газет и бумаг с зарисовками новых идей тату, небрежно начерченных тушью и чёрными маркерами, он высвободил для него больше места, чем нужно было. Он даже измерил, чтобы в каждую сторону на длину пальца не проникало ничего из его собственной жизни. Такой незримый барьер, который наверняка должен был изгнать заразу до рассвета, после произношения правильного заклинания. Но ни душ, ни уютная постель не помогли. Илья лежал, поглядывая в щель между неплотно стянутыми шторами и одними только губами повторял то, что сказал ему друг. Уснуть не получалось. Кислота, смешанная со сладостью, странно напоминала о том, что мир вокруг сфокусировался, так сильно, как никогда ещё прежде. Илья матерился, переворачивал подушку холодной стороной вверх, пил воду, ел остатки пиццы со вчерашнего дня и всё шептал-шептал это чёртовое заклинание. А оно не срабатывало.

— Петит оисесу франциас. Блядь, сучка. — в груди закончился кислород.

Илья судорожно выдохнул, сел на постели и потянулся за сигаретами, но вместо этого обнаружил под пальцами тонкую линию холодного кольца.

Притянув к себе маленькую безделушку, он осторожно взглянул через её пустоту на мир и поднялся