Читать книгу "Изменить судьбу - Алекс Войтенко"

гаишников, а единственными представителями милиции были вначале дед, а следом за ним его друг Владимир Степанович и при наличии умения, можно не особенно обращать внимания на наличие документа, на право вождения транспортного средства.

Все складывалось более чем хорошо, я даже нашел себе подругу, и хотя в силу малолетства о женитьбе пока не говорили, но вполне подходили друг к другу, а порой и спали вместе, и никто в поселке не был против таких отношений. И вдруг произошло то, о чем я говорил в начале повествования. Самая же главная проблема, вернее одна из них, заключалась в том, мне придется уезжать из страны. Причем не просто переехать границу и остановиться в любом из улусов, благо что родни на той стороне хватало, а искать место где-то очень далеко. Просто в улусе, меня достанут также легко, как и дома. Ведь Монголия, хоть и считается самостоятельным государством, но всем здесь заправляет именно Советский Союз. И потому вытащить меня из любого улуса, будет проще простого. И не поможет здесь ничего, даже то, что, уйдя на территорию сопредельного государства, я буду считаться местным.

Документы на мое имя были совершенно официально созданы в прошлом году. Во время очередного курултая — Монгольского праздника, мне нужно было выйти в круг борцов, но для этого я должен был быть не родственником из СССР, а местным жителем. То есть конечно можно было выступить и как гражданин СССР, но в этом случае, я был бы вне категории. То есть меня бы конечно наградили в случае победы, но моей семье, точнее местной родне от этого было бы не холодно не жарко. Поэтому дядька Джалсынбоу подсуетился и меня зачислили в один из улусов, как племянника сына моего двоюродного деда, родного брата моей бабушки. Сделать все это было достаточно просто. Как спросите вы? Элементарно. Достаточно было моему двоюродному дяде доехать до города Сухэ-Батор, на территории которого располагался его улус, и объявить о том, что я уже достаточно взрослый и моя родня, живущая в СССР, хочет увидеть племянника. Как оказалось, большинство мужчин и женщин улуса — то есть кочевого рода, не имеет вообще никаких документов. По большому счету, в Монголии не приняты даже фамилии, потому не особенно требуются и документы. Обычно дается имя, прозвище по достижении пятнадцати лет, и иногда к этому добавляется имя отца. Фамилии как таковой не существует, хотя глава рода или улуса, иногда может носить в качестве родового имени название самого улуса, если оно есть. А вообще, там все настолько запутано, что порой даже я, впитавший все эти обычаи с раннего детства путаюсь в родственных отношениях. Ведь помимо стойбища Джалсынбоу, у меня есть множество родни во многих других местах. Где-то девочка из нашего улуса вышла замуж за арата — пастуха, другого стойбища, где-то из двух мелких соседних стойбищ, отделившихся от отцовского стойбища, вырос полноценный самостоятельный улус. В общем, порой достаточно заехать на какое-то стойбище и объявить к какому улусу ты относишься, как наверняка найдется кто-то из дальней или ближней родни. Да даже если такого не произойдет, все равно ты будешь почетным гостем. А гостей здесь принимать любят и умеют.

С документами все вышло вполне удачно, на том празднике я даже занял второе место, правда по достижении совершеннолетия, меня мог ожидать призыв в местную армию, причем почти одновременно с обеих сторон границы, ведь у меня имеются и документы, говорящие о том, что я гражданин СССР, но пока это мало кого волновало, до этого момента было еще три года. А сейчас совершенно не волнует уже меня, потому что мне придется покинуть и Союз, и скорее всего Монголию, причем, как можно быстрее. Пока же склонившись над картой, мы вдвоем с дедом прокладываем маршрут, обсуждая между собой, куда именно мне лучше всего податься.

Вообще-то судя по уверенности деда, рано или поздно, но это вполне могло произойти. Причем дед сразу объявил о том, что, можно сказать если и не готовился к подобному, то уж наверняка предполагал, что такое вполне может случиться. И потому, для этого у него имеются все запасы. Все это меня очень удивило, и поэтому я тут же спросил у него, а в чем-причина-то подобного?

— Да в общем-то все достаточно просто. Вспомни, ведь я покинул Испанию, именно для того, чтобы посвятить свою жизнь борьбе за коммунистические идеалы. Как итог этой борьбы, меня по какому-тот доносу отправили за решетку, а ведь я воевал на стороне Республиканцев, и даже к тому моменту имел награду, орден боевого красного знамени от Советского Союза, которую вручил мне лично товарищ Калинин. Но поверили обычной анонимке, объявили меня шпионом, работающим на фашистскую Испанию, и отправили ни за что, за решетку.

— В то время, многих отправляли ни за что, тут ничего не поделаешь. Время было такое, хотя я тебя понимаю.

— Понимает он! Ты думаешь на этом все завершилось? Как бы не так. Как только меня призвали в армию и отправили на фронт, уже через месяц я стоял навытяжку перед представителями НКВД, и пытался доказать, что мое имя исправил не я сам, пытаясь уйти от какой-то там мифической ответственности, за неизвестные мне преступления, а обычный полуграмотный писарь-красноармеец, из лагеря в который меня отправили по приговору трибунала, который не знал, как правильно записать мою фамилию, и потому, поэтому переделал ее на русский лад назвав меня Петром Пименовым. Но меня мало кто слушал, и потому войну я начинал именно в штрафном батальоне, в который меня отправили под предлогом того, что я якобы собирался дезертировать с поля боя и переметнуться на сторону врага, а до этого по каким-то неизвестным причинам сменил имя.

— Как же так, ведь ты вернулся с войны с целым иконостасом на груди⁈

— Это было уже потом, но и это еще не все. Вернувшись сюда, меня просто не хотели пускать домой.

— Почему же?

— А все по той же причине. По всем документам, имеющимся в НКВД, я числюсь как Педро де Пиментель, а в Испании, это довольно известный дворянский род. Можно сказать, пусть и дальние, но родственники королей. Да и ближняя родня носит титул герцога, то есть почти принца. И единственное, что меня спасло, так это награды, полученные во время войны. А иначе, меня просто не пускали дальше Улан-Удэ, только потому, что я до сих нахожусь под негласным надзором милиции.

— Но