Читать книгу "Астрид и Амир. Тайна секретного кода - Шарлота Ланнебу"

Астрид? – сказал он немного погодя. – Эта ваша дружба с Марьям, она не может вот так разрушиться в одночасье.

– Что ты имеешь в виду?

– Мне кажется, Марьям теперь себя испытывает. Может, ей хочется иметь больше друзей, и в этом всё дело.

– Почему она испытывает себя именно со мной? – спросила я.

– Я понимаю, Астрид, больно, когда тебя бросают.

– Но что же мне делать?

– Тут ничего не поделаешь, – сказал папа. – Просто оставайся такой же чудесной, весёлой выдумщицей. Той Астрид, которую я так люблю! У меня есть предчувствие, что Марьям со временем вернётся. А теперь ешь!

Хоть я и горевала, но голод не тётка, а чай с жареными тостами – лучше всего на свете. Я бросила в чашку четыре кусочка сахара, что лежали на подносе. Папа решил остаться и посидеть со мной, чтобы составить мне компанию.

– Да пусть она валит, куда хочет, – проворчала я, отхлебнув крепкого сладкого чая. – Только как бы ей не споткнуться на высоченных каблучищах и не заработать растяжение. И поделом ей тогда!

– Я понимаю, что ты чувствуешь, – сказал папа. – Жизнь бывает несправедлива.

Когда папа ушёл, я отправилась чистить зубы. А потом улеглась и прижала к себе мишку Топа. Он-то, по крайней мере, друг надёжный. А Марьям пусть проваливает.

Глава 4

Вообще-то мне школа нравится, хотя задания там для меня слишком простые. Учёба мне даётся легко. Как и всем в нашей семье. Кроме, может быть, Юлле. Если он, конечно, этого не скрывает. Мне достаточно всего разок что-то прочитать или услышать, и я сразу всё запоминаю.

В парте у меня лежит гора книжек. Если я справляюсь с заданиями раньше остальных, Гина разрешает мне посидеть и почитать на диване в конце класса. А это случается довольно часто, потому что мне не надо, как Янне, целую вечность раздумывать над десятком простеньких примеров по математике, или зубрить, как Адаму, написание слов «самолёт», «молоко» и «лестница».

Мне нравится читать, пока в классе стоит тишина, и узнавать о том, о чём другие понятия не имеют. В книге о драгоценных камнях, например, я прочитала про бериллий – это такой суперлёгкий металл, который есть в изумрудах. А ещё про хром – он придаёт рубинам красный цвет.

Но в этой четверти в школе всё по-другому. Изменились не только Марьям и Элли. Яннис и Рафаэль стали совсем неугомонными. Они и секунды не могут посидеть спокойно, постоянно безобразничают. Мне тоже трудно усидеть на одном месте, но я же не кричу. С каждым уроком становится всё хуже и хуже, а иногда поднимается шум и гам, как на перемене, тогда мне и на диване нет покоя.

Когда я рассказала папе про этот постоянный галдёж, он дал мне наушники, чтобы я надевала их в разгар бури. И это сработало: так я хотя бы не слышу вечную болтовню Марьям с Элли. Они словно приклеились друг к дружке.

Но всё-таки я скучаю без Марьям. Грустно одной идти в школу. И в классе место рядом со мной пустует, потому что она пересела к Элли. Я терпеть не могу, когда Вибеке за обедом рассказывает о разнице между чистопородными и нечистопородными арабскими лошадьми, уж лучше слушать, как Марьям оценивает ароматы разных блесков для губ.

Как-то раз утром, толком не проснувшись, я направилась через луг к дому Марьям, но на полпути вспомнила, что она больше не хочет ходить со мной в школу. Пришлось поворачивать назад.

Когда я вошла в калитку, Марьям и Элли были уже на школьном дворе. Прогуливались за ручку и болтали без умолку, не обращая на меня никакого внимания. Я уставилась на Марьям, чтобы заставить её хотя бы поздороваться со мной. Но она отвернулась. А потом прозвенел звонок.

– Все в класс, – позвала Гина. – И потише, пожалуйста.

Она стояла у доски, и у неё была цветная прядь в чёлке. За лето она так и не отделалась от этой дурацкой привычки. Сегодня прядка была серебристо-синяя и напомнила мне про аквамарин и про то, что бериллий есть и в этом драгоценном камне. А потом я словно загипнотизированная следила, как чёлка Гины подпрыгивала в такт её словам, которые лились у неё изо рта монотонно и усыпляюще.

– Астрид! Астрид! – вдруг крикнула Гина. – У тебя будет новый сосед по парте. У нас в классе новенький. Его зовут Амир.

– Ага, – сказала я и даже немножко занервничала: не люблю перемен, я уже привыкла сидеть за партой одна. Это совсем неплохо – можно спокойно смотреть в окно, пока Гина повторяет то, что уже объясняла.

Когда Гина сообщила о новеньком, в классе поднялся страшный переполох, и, сколько она ни шикала, шум не утихал. Но вот открылась дверь, и вошёл мальчик. Все замолчали и уставились на него.

Он был высокий, выше всех в классе, и здоровенный, как семиклассник. На носу – очки, а волосы длинные и кудрявые. Одет он был в шорты и футболку, хотя уже настали осенние холода. Вдруг он расплылся в улыбке от уха до уха.

– Это здесь третий «Б»? – громко спросил он, озираясь по сторонам.

– Амир? – уточнила Гина. – Добро пожаловать.

Мальчик подошёл к Гине и протянул ей руку. Я словно заворожённая следила, как они здоровались. Чёлка Гины закачалась ещё сильнее, а рот задёргался – так обычно случалось, когда она нервничала или чувствовала себя неловко.

Амир продолжал трясти её руку – вверх-вниз, вверх-вниз. Казалось, что рука вот-вот оторвётся. По классу пролетел ропот.

– Садись вон там, рядом с Астрид, – выдохнув, сказала Гина, когда Амир наконец выпустил её руку.

В три гигантских шага он оказался у моей парты и отодвинул стул, не поднимая его. Стул так противно заскрипел, что мне пришлось зажать уши.

Я подозрительно посмотрела на новенького, и он снова расплылся в улыбке, показав брекеты на верхних и нижних зубах.

Потом схватил мою руку и тоже потряс. Мне показалось, что я слышу, как трещат мои кости, но тоже со всей силы сжала его руку. Амир стиснул мою ещё крепче. А потом ослабил хватку. Я уставилась на него.

Гина кашлянула.

– Может, расскажешь что-нибудь о себе, Амир? – спросила она вкрадчиво.

Амир встал. Громко, чтобы никто не пропустил ни слова, он произнёс:

– Моя семья приехала из Сирии. Мы жили в Алеппо. Мы