Читать книгу "Кооп-стоп - Ксения Васильевна Бахарева"

в 20 лет, первые два года поработал за баранкой грузовика, но потом был замечен и переведен на «Волгу» в качестве личного водителя шефа.

Надо сказать, что Наумыч давно относился к своему водителю по-отечески. И не только потому, что тот был круглым сиротой, этот факт, конечно же, накладывал отпечаток, но главным было то, что Бородин всегда мечтал о сыне, которому можно было бы передать по наследству дело всей жизни. Но не случилось – любящая жена Соня подарила ему трех очаровательных дочерей. Трудно представить, что когда-нибудь прелестные изящные барышни смогут подхватить весьма тяжелую торговую ношу. С первых дней появления Саши в конторе Марк узнавал в нем себя молодого, без чьей-либо поддержки, голодного до любой работы. Вот и сейчас, сев в машину, тут же заботливо спросил:

– Успел поесть?

– Не волнуйтесь, Марк Наумович.

– Знаю, что голоден, вот, возьми, жена докторской колбаски положила. Нам с тобой на дорожку.

– Спасибо, Марк Наумович!

Саша начальника уважал безмерно, потому как, несмотря на высокий пост, был он настоящим трудягой и простым мужиком, хоть выглядел элегантно и порой общался с разными уважаемыми людьми, надутыми от собственной значимости.

По пути они на ходу перекусили, запили питьевой водой и аккурат к началу рабочего дня оказались в столице.

– Ну не знаю, как тебе план спасти, Наумыч, не знаю! – бушевал председатель Коопсоюза в ответ на настойчивые предложения Бородина.

– Посмотри бумаги, Николаич, мне позарез надо, может, где-то что-то и отыщется!

– Ну нету! – продолжал орать Николаич, когда зазвонил громадный черный телефон.

– Соколов слушает. Где? Почему не отправили? Для кого оставляли? А что мне теперь с этим делать? Вы за это ответите!

Председатель положил трубку, несколько секунд размышлял молча, глядя в грустные глаза Бородину.

– Что случилось?

– Два вагона водки застряли! Постой… Ты в рубашке, что ли, родился? Договоришься с Климовичами? К утру справишься?

– Николаич, какой вопрос, выписывай!

С выписанными накладными Марк Наумович с Сашей пулей полетели в Климовичи, там договорились об экстренном переводе застрявших по неизвестной причине двух вагонов с водкой, и к следующему утру груз был в Оршицком райпотребсоюзе. Оставалось лишь развезти ящики с сорокаградусной по магазинам города. Так что и в этот раз, впрочем, как и всегда, нарисованный в высших утопических социалистических мечтах и спущенный до низу план был выполнен.

Следующим утром работавшие на предприятии ревизоры выявили в кассе райпотребсоюза большую недостачу. Стало понятно, что простым подписанием акта не отделаешься. Фима топал по коридору, чтобы сообщить Бородину это неприятное известие, но неожиданно столкнулся с Ефимом Шлесинбергом.

– Как свидание, тезка?

– Даже разговаривать не хочу с тобой!

– А что случилось? Тебе не удалось познакомиться поближе?

– Вера Андреевна передавала горячий привет с обещаниями, что тебе не поздоровится. Она не привыкла, что мужики ей отказывают!

– Вспомнил! Вера Андреевна, как я мог забыть! Я-то думал, ты меня заменишь!

– Слушай, мы же тезки, а не молочные братья! Как видишь, незаменимые есть, так что неприятности тебе обеспечены…

– Да ладно! – отшутился Фима, но на душе сразу стало гадко и тревожно. «Эта Вера Андреевна может мне испортить всю обедню! Вот ведь влип: казнить нельзя помиловать, понимаешь!» – подумал Фима, открывая дверь.

– Наумыч, ревизоры выявили недостачу в магазине.

– Сколько?

– Тысяча рублей с копейками.

– Как такую сумму можно не заметить, ты мне скажи? Кто бухгалтер? – вскипел Бородин из-за безалаберности.

– Вильма Акулина.

– Опять Вильма? В прошлый раз ее мало проучили? Уволю!

– Нельзя ее увольнять… Слишком много знает… И потом, сын у нее инвалид, муж спился совсем…

– И что же? Из-за этого можно воровать? Пусть придет ко мне.

Через полчаса рыжая кудрявая бестия бросилась в ноги Бородину, по случайности либо по хитрому умыслу на мгновенье неприлично оголив упругую грудь:

– Прости, Марк Наумыч, бес попутал!

– Ты и в прошлый раз прощения просила! Тебе прощение мое зачем? Совести ведь как не было, так и нет! Прикрываешься бедой, а срам весь наружу… Не плевать в колодец, из которого воду пить, тебя никто не учил? Пожалею опять, прощу, так ведь все равно рано или поздно в тюрьме окажешься… Кто тогда твоего сына…

Вильма залилась слезами, веснушчатая кожа на ее лице покраснела и вспухла, отчего Фима, наблюдавший сцену со стороны, брезгливо дернул плечом.

Бородин не выносил бабских истерик:

– Вот что: надо будет, Фима, по родственникам с ней поездить, деньги собрать, чтоб погасили срочно, нельзя до суда доводить. Нет, постой, я сам поеду!

– Как скажете, Марк Наумович!

Председатель Оршицкого райпотребсоюза, пропустив вперед Вильму, вышел из конторы, чтобы отправиться к ее родным дядям и тетям – убеждать собрать деньги для срочного погашения недостачи и недоведения дела до суда.

– Садись в машину, Акулина! Разве так дела делаются? Ты думаешь, я всегда буду прощать твои недостачи? Не сто рублей, тысяча… Женщина, ты плохо кончишь! – шеф не кричал, но от низкого и в то же время убийственного приглушенного его тона бросало в дрожь.

– Извините меня, я не знаю, как это… – всхлипнула красная подчиненная, а Бородин уже не слушал, отстраненно наблюдая за благоухающим бело-розовым садом, разведенным прямо у ворот потребительской конторы.

– Знаешь, Вильма, за ворованное всегда приходится отвечать дважды… Смотри, как яблони цветут в этом году! Будет знатный урожай!

С детства он любил цветущие сады, еще с тех пор, когда маленьким мальчиком довелось гостить у родственников на даче в Кунцево. И стоял там на горе двухэтажный деревянный особняк со всеми коммунальными удобствами. До революции это была дача банкира Адольфа Юнкера, а при советах там соорудили сельсовет. Особняк совсем не был похож на неказистую деревенскую избу, к которой так привык Марк. Величественная постройка изобиловала множеством открытых резных террас, на которых взрослые степенно пили чай, наслаждаясь ароматами цветущих плодовых деревьев. Как-то с мальчишками залез он в сад за яблоками. Марк испугался поначалу, что влетит от изловившего его сторожа, другим-то удалось убежать, однако старик отвел мальчишку на террасу, где смотрители сельсовета напоили его чаем с вареньем да угостили яблоками. На всю жизнь Марк запомнил тот стыд, который испытал за, казалось бы, невинное воровство яблок.

Сам Марк Наумович Бородин родился в бедной еврейской семье в белорусском местечке Славное через пять лет после Октябрьской революции. Родители его, простые труженики, без академических степеней и образования, слыли честными, добрыми и порядочными людьми. Шестерых детей, в том числе одного приемного, воспитывали в тяжелом труде. Марк с малолетства ездил с отцом на заготовку дров, косить сено, а сестры помогали матери в домашней работе. Как только началась война, девятнадцатилетний