Читать книгу "Бран Мак Морн: Последний король - Роберт Ирвин Говард"

волосатыми людьми с кривыми конечностями, длинными и могучими руками, с огромными косами жестких волос на лбах, которые были наклонены, как у обезьян. Маленькие немигающие черные глаза сверкали злобой, как глаза змеи. На них почти не было одежды, и они носили маленькие круглые щиты, длинные копья и короткие мечи с овальными лезвиями. Хотя едва ли кто-нибудь из них превышал пяти футов в высоту, их невероятно широкие плечи свидетельствовали об огромной силе. И они были быстры, как кошки.

Они бросились наутек. Короткий меч дикаря столкнулся с коротким римским мечом. Это был бой на очень близком расстоянии, поскольку дикари были лучше приспособлены к таким сражениям, а римляне обучали своих солдат владению коротким клинком. Здесь римский щит оказался в невыгодном положении, поскольку его было слишком тяжело быстро сдвинуть с места, и дикари пригнулись, нанося удары вверх.

Мы стояли спина к спине, и когда один человек пал, мы снова сомкнули ряды. Они наступали все дальше, пока их оскаленные лица не оказались совсем рядом с нашими, а их мерзкое, звериное дыхание не коснулось наших ноздрей. Как люди из стали, мы держали строй. Вереск, холмы, само время поблекли. Человек перестал быть человеком и стал простым боевым автоматом. Дымка битвы стерла разум и душу. Замах, выпад. Клинок, разбивающийся о щит; звериное лицо, рычащее сквозь туман битвы. Бей! Лицо исчезает, заменяясь другим лицом, столь же звериным.

Годы римской культуры ускользнули, как морской туман перед заходом солнца. Я снова был дикарем; первобытным человеком леса и морей. Первобытный человек, противостоящий племени другой эпохи, свирепый в племенной ненависти, свирепый в жажде убийства. Как я проклинал короткость римского меча, которым владел. Копье врезалось в мою нагрудную пластину; меч раскололся о гребень моего шлема, сбив меня с ног. Я пошатнулся, убивая разящего яростным рубящим выпадом вверх. Затем я резко остановился с поднятым мечом. Над вереском воцарилась тишина. Передо мной больше не стояло врагов . Они лежали молчаливой, окровавленной группой, все еще сжимая свои мечи, с изрубленными лицами, все еще искаженными ненавистью. И из тридцати, которые противостояли им, осталось пятеро. Два римлянина, британец, ирландец и я. Римский меч и римские доспехи одержали победу, и каким бы невероятным это ни казалось, мы убили почти вчетверо больше нас самих.

И была только одна вещь, которую мы могли сделать. Прорубать наш обратный путь по тропе, по которой мы пришли, стремиться преодолеть бесчисленные лиги свирепых земель. Со всех сторон вздымались огромные горы. Их вершины покрывал снег, а земля не была теплой. Мы понятия не имели, как далеко на севере мы были. Поход был всего лишь смутным воспоминанием, в багровых туманах которого дни и ночи растворились в красной панораме. Все, что мы знали, это то, что несколько дней назад остатки римской армии были рассеяны среди горных вершин ужасающей бурей, на могучих крыльях которой дикари атаковали нас ордами. И боевые рога гудели по долинам и утесам в течение нескольких дней, и полсотни из нас, которые держались вместе, сражались на каждом шагу, окруженные орущими врагами, которые, казалось, появились из воздуха. Теперь воцарилась тишина, и не было никаких признаков соплеменников. Мы направились на юг, двигаясь, как затравленные звери.

Но прежде чем мы отправились в путь, я нашел на поле битвы то, что наполнило меня яростной радостью. В руке одного из соплеменников был зажат длинный двуручный меч. Норвежский меч, от руки Тора! Я не знаю, как он попал к дикарям. Возможно, какой-нибудь желтоволосый викинг пал среди них с боевой песней на бородатых устах, размахивая мечом. Но, по крайней мере, меч был там.

Дикарь так яростно сжимал рукоять меча, что мне пришлось отрубить ему руку, чтобы завладеть мечом.

Держа его в руках, я почувствовал себя смелее. Коротких мечей и щитов могло быть достаточно для мужчин среднего роста, но они были слабым оружием для воина, который возвышался более чем на пять дюймов над шестью футами.

Мы шли через горы, цепляясь за узкие края утесов, взбираясь на крутые утесы. Подобно множеству насекомых, мы ползли по краю вздымающейся к небу пропасти таких гигантских размеров, что людям она казалась ничтожеством. Мы взобрались на его вершину, едва не сбитые с ног высокогорным ветром, ревевшим голосом великанов. И там мы нашли тех, кто ждал нас. Британец упал, пронзенный копьем, пошатнулся, схватился за того, кто им владел, и они вместе полетели со скалы, чтобы упасть с высоты тысячи футов. Дикий, короткий порыв ярости, вихрь мечей и битва закончилась. Четверо соплеменников неподвижно лежали у наших ног, а один из римлян присел на корточки, пытаясь остановить кровь, хлынувшую из обрубка отрубленной руки.

Мы столкнули со скалы тех, кого убили, и перевязали руку римлянина кожаными полосками, туго перевязав их, чтобы рука перестала кровоточить. Затем мы снова двинулись в путь.

Вперед, вперед; скалы качались над нами; склоны, поросшие дроком, безумно наклонялись. Солнце возвышалось над покачивающимися вершинами и клонилось к западу. Затем, когда мы присели на утесе, скрытые большими валунами, группа соплеменников прошла внизу, идя по узкой тропе, которая огибала пропасти и вилась вокруг горных уступов. И когда они проходили под нами, ирландец издал крик дикой радости и, прыгнув со скалы, упал среди них. С волчьими воплями они бросились на него, и его рыжие волосы заблестели над их черными. Первый, кто добрался до него, упал с расколотой головой, а второй завизжал, когда его рука оторвалась от плеча. Издав дикий боевой клич, он вонзил свой меч в волосатую грудь, выдернул его и снес голову. Затем они набросились на него, как волки на льва, и мгновение спустя его голова поднялась на копье. Казалось, на лице все еще была радость битвы.

Они прошли дальше, так и не заподозрив нашего присутствия, и мы снова двинулись дальше. Наступила ночь, взошла луна, отчего вершины вздымались, как смутные призраки, отбрасывая странные тени среди долин. По пути мы обнаружили следы марша и отступления. Там римлянин, лежащий у подножия пропасти, разбитая груда, возможно, пронзенная длинным копьем; там обезглавленное тело, там лишенная тела голова. Разбитые шлемы, сломанные мечи поведали немую историю ожесточенных сражений.

Мы шли всю ночь, шатаясь, остановились только на рассвете, спрятались среди валунов и снова рискнули выйти только с наступлением ночи. Группы соплеменников проходили рядом, но мы оставались неоткрытыми, хотя иногда мы могли задеть их, когда они проходили.

Занимался рассвет, когда мы