Читать книгу "Дома стены помогают - Людмила Захаровна Уварова"

ушами. Возле флага стояли судьи — три женщины и мужчина, лысый, с подвижным, словно у обезьяны, лицом.

У судей на груди были значки с изображением пуделя.

И они казались чрезвычайно серьезными, как будто бы выполняли какую-то очень важную работу.

Кругом толпились хозяева с пуделями. Мне еще никогда не приходилось видеть столько пуделей — черных, коричневых, палевых, белых, серых. Но все-таки больше всего было черных, таких, как Миша.

— Вот увидишь, — сказала Жанна, — нас будут снимать в кино. Ведь пудели самые красивые собаки на свете.

— Ну уж, самые, — усомнилась я. — Доги еще красивее, а лучше эрдельтерьеров вообще никого нет!

Жанна пренебрежительно скривила губы:

— Сказала тоже, ни доги, ни эрдели в подметки пуделям не годятся. Красивее пуделей нет ни одной собаки!

— Может быть, еще серые туда-сюда, а черных, как Миша — словно собак нерезаных…

— Ну, знаешь… — начала Жанна.

— Ладно, не буду.

— То-то же, — сказала Жана. — А Миша все равно получит большую золотую медаль.

Раздался удар гонга: судьи вызывали собак и хозяев построиться на ринге.

И тут Миша мгновенно выказал характер, вцепился в хвост коричневого пуделя, стоящего рядом.

Пудель завизжал что есть сил. Но Миша и не думал отпускать его хвост.

Хозяйка пуделя, толстуха в цветастом платье, разразилась отчаянным криком.

— Помогите! — кричала она. — Убивают! Помогите!

Мы с Жанной бросились отдирать Мишу от пуделя. Миша зарычал и выпустил чужой хвост. Судьи начали кричать все вместе:

— Девочка с черным пуделем, в сторону, подальше…

К Жанне приблизился судья с подвижным лицом.

— Будешь держать дистанцию, — распорядился он. — Не подходи близко ни к одной собаке, слышишь?

— Слышу, — мрачно ответила Жанна.

— Становиться в один ряд, — крикнул судья. — Всем, всем!

Жанна стала в самый конец.

— Пошли, — скомандовал судья. — Медленно, друг за дружкой.

И собаки вместе с хозяевами начали шагать по кругу.

Потом судьи отделили собак по цвету — белых пуделей с белыми, коричневых с коричневыми, черных с черными.

Хотя уже на исходе был сентябрь, солнце палило совсем по-летнему. Было жарко, и даже неутомимый Миша сник, полузакрыв свои неистовые глаза.

— Потерпи еще немного, — уговаривала его Жанна. — Зато получишь большую золотую медаль.

Женщина-судья в ярко-синих брюках со значком на груди, изображающих пуделя, подошла к Жанне.

— Как зовут? — спросила женщина-судья.

— Меня? Жанна.

— Не тебя, а собачку. — Миша.

— Красивый мальчик, — веско произнесла женщина-судья, — экстерьер отличный.

Жанна расцвела от счастья. Глянула на меня, я стояла за веревкой, огораживающей ринг, выразительно подмигнула.

— Но он очень плохо одет, — снова сказала женщина-судья.

— Кто плохо одет? — удивилась Жанна.

— Твой Миша. Он ужасно подстрижен. Кто это его стриг?

Жанна снова глянула на меня. Но это был уже совсем другой, негодующий взгляд.

— Халтура, — жестко определил, подойдя к женщине-судье, мужчина, похожий на обезьяну. — Разве так стригут, скажите на милость, Сильва Васильевна?

— Стопроцентная халтура, — согласилась Сильва Васильевна. Грудь ее возмущенно вздымалась, казалось, ушастый пудель на ее значке укоризненно качает головой.

— Это что-то ужасное, — сказал обезьяноподобный мужчина.

— Невообразимый кошмар, — прошипела Сильва Васильевна. — Чтобы так изуродовать собачку!

Они отошли от Жанны. Жанна обернулась ко мне.

— Вечно ты берешься не за свое дело!

— Как? Но ты же сама просила…

— Кто? Я? Да ты что? — прошипела Жанна.

Миша поднял голову и облаял меня, будто понимал, что я одна во всем виновата.

— Знаешь что, — сказала я. — Если так, то я лучше уйду…

Жанна поняла, что еще минута, и я выполню свое слово.

— Ладно, — примирительно сказала она. — Хватит. Не будем ссориться.

Снова раздался гонг. И снова хозяева собак вместе с пуделями медленно зашагали по кругу. Конечно, Миша выделялся.

Все пудели были щегольски подстрижены, тщательно расчесаны, а Миша выглядел и в самом деле каким-то общипанным.

Что ж, я в конце концов, не парикмахер и мне еще ни разу не доводилось стричь хотя бы одного пуделя.

Вечером состоялось награждение собак медалями и памятными значками. Миша получил всего лишь малую серебряную медаль.

Ранние осенние сумерки спустились над аллеями и павильонами выставки. Внезапно похолодало, стал накрапывать дождь.

Миша шагал впереди нас, со своей только что полученной серебряной медалью на шее.

Злосчастный коричневый пудель обогнал Мишу, и мы с Жанной увидели — на шее его красуется золотая медаль на красной ленточке.

Жанна посмотрела на меня, а я на Жанну, и вдруг мы обе одновременно рассмеялись.

— А, — сказала Жанна, махнув рукой. — Если хочешь, серебряная медаль тоже чего-то стоит!

— В конце концов, это все не серебро и не золото, а самые обыкновенные жестянки, — заметила я.

— Конечно, и вообще Мише серебро даже лучше идет, чем золото!

Жанна была оптимисткой по натуре и любила во всем, что бы ни случилось, искать светлую сторону.

Ринг опустел. И только неведомо откуда забежавшая маленькая дворняжка стояла под забытым флагом с изображением длинноухого пуделя.

Я еще раньше приметила ее. Белая, в коричневых пятнах, хвост крючком, она удивленно оглядывала своих более счастливых выхоленных, избалованных собратьев, ради которых было затеяно все это: флажки, огораживающие ринг, важные судьи, медали на ленточках.

О чем она думала? Может быть, о недоброй своей судьбе, о том, что угораздило ее родиться беспородной, бездомной, никому не нужной? Кто знает…

Я все оборачивалась, идя по аллее к выходу, смотрела на нее, она пристально и, как мне казалось, грустно глядела вслед собакам с медалями, уходившим домой, под надежную и теплую крышу, а ей суждено было остаться здесь, в одиночестве, под холодным небом осени…

* * *

Порой на Жанну внезапно нападал стих откровенных признаний.

Это случалось не часто, но все же случалось. Так было, к примеру, тогда, когда мы узнали, что Паша Ануров, вскоре после окончания школы, женился на нашей географичке Ларисе Ивановне.

Мне казалось, и на этот раз Жанна что-нибудь такое придумает в ее стиле: скажем, что Паша женился на Ларисе Ивановне для вида, а на самом-то деле…

Но Жанна заявила напрямик:

— Конечно, хотя она и старше, его, но ему с нею интересней, чем со мной.

Мне стало жаль Жанну.

— Да она же старше его на целых четыре года!

— На три с половиной, — поправила Жанна. — Зато Лариса спортсменка, мастер спорта, а я даже в волейбол играть не умею. И на лыжах плохо хожу, и вообще я толстая, и ноги у меня короткие, не то что у Ларисы, у нее чуть ли не от самых ушей растут…

Она продолжала говорить, стремясь выискать в себе новые недостатки, все более впадая в радостный азарт откровенного самобичевания, но мне казалось, что она, упиваясь своими словами, все же любуется со стороны своей,