Читать книгу "Никого не жаль - Марина Крамер"

теперь, из дома, сам перезванивать не решился – не хватало еще, чтобы Настя что-то узнала. Статью в «Криминальном времени» он прочитал, пока жена убирала в кухне и возилась с бельем в ванной, и засунул газету под кровать.

Ничего толкового, ни единого намека на то, что вообще могло случиться с писательницей. Обычный текст – биография, перечисление книг и сериалов, по ним снятых, общие фразы. Но за этим Захар без труда углядывал огромный ворох проблем, который вскоре обрушится на голову Тимофея, а значит, и на его голову тоже, ведь именно Захару принадлежала идея. И почему-то не возникало мысли о том, что Ромашкина могла умереть от удара током, например, или просто от сердечного приступа – нет, Лавров почти не сомневался, что это убийство.

«Но ведь может же быть, что это обычное бытовое убийство? – размышлял он, грызя ноготь большого пальца. – Из-за денег, например, или еще что-то? Вполне может возникнуть какой-то стародавний поклонник Анастасии… или как ее там на самом деле звали? А что? Это вполне годная версия – узнал, что бывшая стала известной и даже состоятельной, не вынес такой обиды и порешил девушку».

Подобные мысли немного отвлекали от главного, от того, о чем Захар думать боялся, но в то же время он четко понимал – нет, вряд ли тут дело в брошенном любовнике или в каких-то деньгах, тем более что у Анастасии их особенно и не было. По контракту ей полагалась некая сумма, но назвать ее баснословной никто бы не решился. Нет, скорее, сама по себе Анастасия тут и ни при чем.

«Но как, кто, в какой момент? Где мы прокололись, что сделали не так? – мучительно напрягал память Захар, но не находил ответа на эти вопросы. – Надо, пожалуй, поднять все интервью и посмотреть, не ляпнула ли там наша красавица лишнего, не сказала ли чего-то такого, за что можно зацепиться».

Он понимал, что это колоссальная работа – за два с лишним года Анастасия Ромашкина успела дать столько интервью и принять участие в таком количестве теле– и радиопрограмм, что придется здорово попотеть, читая и слушая все это. Денег в раскрутку писательницы Ромашкиной было вложено много, она мелькала там и тут и бог знает, что и кому могла наболтать, если вдруг забылась и отошла от заранее обговоренного плана.

«Нет, ну, она ведь не круглая дура, чтобы кусать руку, которая ее кормила, правда? Неужели забылась или просто напилась и развязала язык? Тогда вполне резонно, что ее убили первой».

При мысли об этом по спине Захара пробежали противные мурашки – а ведь он тоже в этом списке, и место его там далеко не последнее…

«Вот же черт… ну, как так вышло-то? Чего я не предусмотрел, где ошибся?»

Когда пришла Настя, Захар сделал вид, что уже уснул, отвернулся к стене и принялся ждать, когда жена уляжется и наденет маску для сна – без нее Настя не засыпала, жалуясь то на отсветы монитора ноутбука, то на слишком яркий фонарь во дворе.

«Капризы, – раздраженно думал Захар, прислушиваясь к тому, как жена вертится с боку на бок, пытаясь улечься удобнее. – Всегда одни капризы. И с каждым годом их все больше. Вроде ведь только все наладилось – деньги появились, возможности, поездки какие-то… Но нет – у нее постоянно раздражение на лице, и она думает, что я этого не замечаю, раз молчу. Как же все не вовремя… Может, пока к Люсе уехать, там смогу спокойно, ни от кого не прячась, разобраться в этой истории с Ромашкиной?»

Но сбежать в пригород к сестре сразу перестало казаться идеальным вариантом – придется ездить электричкой, рано вставать, тратить на дорогу время… Нет, это не годилось.

Настя наконец уснула, и Захар осторожно, чтобы не потревожить ее сон, выбрался из-под одеяла и на цыпочках вышел в кухню, плотно прикрыв за собой дверь.

Над столом горело маленькое бра, освещая небольшой клочок столешницы, идеально протертой после ужина и слабо пахнущей каким-то средством для уборки – помешанная на чистоте, Настя каждый вечер проходилась по кухне с тряпкой.

Захар включил чайник, достал пепельницу и открыл ноутбук. По запросу поисковик услужливо выкинул страниц двенадцать информации, и Лавров тягостно вздохнул – этого не перечитать даже за три ночи. Чайник просигналил щелчком кнопки, Захар бросил в кружку пару ложек клитории – тайского синего чая, который предпочитал в последнее время всем остальным сортам, залил кипятком и, поставив кружку справа от ноутбука, вздохнул и открыл первую ссылку.

Черные строчки текста запрыгали перед глазами – он словно услышал голос, произносящий его, знакомый голос с легкой хрипотцой, оставшейся навсегда после травмы.

Лавров зажмурился и потряс головой, стараясь избавиться от галлюцинаций.

Говорят, что текст в голове произносится голосом того пола, к которому принадлежишь – у мужчин мужским, у женщин, соответственно, женским, но сейчас Захар совершенно четко слышал женщину, и это пугало и мешало одновременно.

«Сгинь! – мысленно взмолился он. – Пожалуйста, прекрати, иначе нам всем крышка. Я не могу сосредоточиться, ты мне мешаешь».

И – о чудо! – голос в голове тут же стал мужским.

Лавров с облегчением глотнул чаю и погрузился в чтение. Одно интервью, другое, третье… Раз за разом почти одно и то же, выверенный до запятых текст, никаких отступлений, аккуратные, обтекаемые фразы – ничего, что могло бы вызвать подозрения.

– Господи, Захар! – вырвал его из очередного текста голос Насти. – Ну сколько тебе раз говорить, чтобы ты не насыпал этот чай прямо в кружки, они потом не отмываются!

Она стояла в дверном проеме – большая, взлохмаченная, чуть опухшая после сна, с болтающейся на шее маской – и смотрела на него обвиняющим взглядом, словно застала за каким-то непотребством.

Не в силах больше сдерживаться, Захар схватил кружку и что есть силы швырнул ее в раковину:

– Так лучше?!

Настя ойкнула, закрыла рот рукой и приготовилась зарыдать, но Лавров никак не отреагировал, захлопнул крышку ноутбука, вышел из кухни, с трудом разойдясь с женой в дверном проеме, и, прихватив подушку и одеяло, ушел в гостиную на диван.

«Я чувствую себя чужим в собственном доме, – угрюмо думал он, уткнувшись лицом в спинку дивана. – Приживалом каким-то, хотя и деньги приношу. Но при этом вечно мешаю, путаюсь под ногами, раздражаю всем – как говорю, что делаю, как двигаюсь, как дышу. Может, она любовника завела, потому и бесится от моего присутствия? Невозможно так жить, невыносимо».

Но и уйти от Насти он не мог, потому